Регистрация нового пользователя

Люблю такой снег. Помню, как наблюдала за танцами снежинок из окна своей спальни в башне и планировала, планировала, планировала… Ничегошеньки не сбылось! Могла бы — разревелась. Наверное. Но уже нет у меня такого счастья — возможности плакать. Об этом потом, а то всё сразу расскажу — будет неинтересно.

Можно было бы начать с конца моего повествования, ведь именно он у меня совпадает с концом моей такой странной жизни, но это как-то нечестно. Опишу лучше я свои судьбоносные повороты с самого начала. Нет, не пугайтесь — это не с первого курса Хогвартса, у самой терпения не хватит.

Например, с того, что жить трудно. А жить магглорожденной в послевоенном магическом мире еще труднее. А если ты еще и проиграл… Тогда жить не захочется вовсе. И никакое яркое солнышко с поющими птичками и прочей ерундой, в стиле средневековых романов, не вернет тебя прежнюю. Ту милую, наивную и целеустремленную гриффиндорку, постоянно что-то доказывающую своим друзьям, в пылу спора размахивающую у них перед глазами кулачками и закатывающую свои милые глазки, взывая к Мерлину, если доказать всё-таки ни черта не удается.

Я себя именно такой помню. Справедливость, равноправие и победа — вот мои девизы прошлых лет. Мои ли? Жила, как сказку читала. И не сказал никто, что кроме книжек и дружбы есть еще настоящий и весьма суровый мир. Утаилась от меня такая малость, утаилась…

В 1998 году всё вышло совсем не так, как всем нам хотелось.

Однажды Рон грустно подметил: «Пророчество, что Гарри победит Волдеморта, было, а что Волдеморт все же проиграет Гарри — не было».

Да, половинки не сошлись. Теперь я уже могу важно, по праву очень опытной и умной, пожать плечиком, мол, бывает. Тогда я еще не знала столь простой истины.

Наступления рассвета после решающей битвы никто не заметил, да он от ночи ничем и не отличался. По ощущениям. Ужас, страх, непонимание и всё. Еще только полный хаос вокруг и соленый вкус на губах: слезы, кровь, пот. Уже после разум дал о себе знать и восстановил некоторые детали. Видимо, чтобы жизнь лимонными дольками не казалась. Я предпочла бы забыть. Нет, не события. Лица. Такие лица я не хотела помнить.

Проигравших согнали в Большой зал и провели перепись. Подходили к каждому и прокалывали палец пером. Далее эта канцелярская принадлежность самостоятельно выписывала на пергаменте детали вашего личного дела. Кололи больно, очень. Но больнее всего было слышать и видеть все вокруг. Убитых свалили в кучу в холле, который все просто старались пробежать с закрытыми глазами, но вот раненных приволокли в этот чертов зал.

Их стоны смешивались с плачем родных и друзей убитых, угрожающими выкриками Пожирателей и просто тяжелым дыханием множества людей. Отчаяние затягивало в трясину, ожидание скорой расправы казалось хуже самой смерти.

Но нас все считали и пересчитывали…

Неожиданно звуки стихли. Я и хотела бы издать какой-нибудь возглас, но не смогла. Мощное Силенцио было наложено молниеносно и качественно. Лишить голоса столько сотен людей — это не оборотное зелье сварить!

Конечно же, это Том Риддл почтил побежденных своим присутствием. Он решил зачитать речь, которую наверняка готовил заранее. Лет эдак пятьдесят назад. Её витиеватость была старомодна, а жуткий оскал змееподобного оратора вводил в гипнотический транс. То, что он пытался таким образом улыбаться, стало понятно намного позже.

Я стояла рядом с Невиллом, так и не отыскав кого-нибудь из Уизли. Но надежда на их живучесть еще теплилась. Гарри аппарировал в качестве пленного с одним из Пожирателей. Я не знала только, живым ли? Вообще-то, я думала, его приволокут сюда, в зал, как доказательство полной победы Темного Лорда и нашего ничтожества. Но не случилось…

Долгопупс придерживал окровавленную руку, с ненавистью всматриваясь в глаза Тому-Кого-Нельзя-Было-Называть сквозь свою обгоревшую челку. И чего он там хотел увидеть? Даже и не скажу, не знаю. Меня те зрачки совсем не интересовали — я плакала. Беззвучно и горько. Не столько немота, сколько гордость не позволили мне ни единого раза и всхлипнуть. Мокрая от чужой и своей крови, злая, но с прямой спиной и вздернутым подбородком.

Слова вливались в мои уши, минуя множество преград, в роли которых выступали собственные мысли и скрежет зубов Невилла. Но уже тогда я заподозрила неладное во всей системе ценностей Риддла. Упрощая и немножко забегая вперед на год-другой, можно сформулировать эту систему так: полное её отсутствие. Артистизм плескался через край, не более. Лорд говорил что-то о напрасном сопротивлении, прогнозируемой смене власти, чрезмерной магглонизации Британии и даже привел данные какой-то статистики. Ну, прям кандидат-консерватор на пике предвыборной компании, не отличить! Если меня речь сразила наповал, то Пожиратели старались «сохранить лицо». Но и легилименции не требовалось, чтобы заметить в них признаки глубочайшего недоумения. Ожидали, видимо, слов о Величайшем Начале Конца всех и вся, а получили предвыборную программу. Бедные, и стоило столько мучиться?

Таким Волдеморт мне нравился еще меньше, чем когда слыл Всемогущим слугою Тьмы. Психопат, маньяк, могущественный темный маг — какими приятными мне тогда показались эти четкие критерии его личности. Критерии и упорядоченность — мои вечные пунктики, нужно заметить. А что теперь?! Теперь стало ясно, что враг был недооценен. Паршивое чувство — собственная глупость.

Тем временем я кожей ощутила изменения в окружающих. Что же это? Надежда? Да — это была она. Надежда на жизнь. Риддл подчинил себе большинство, лишь намекнув на нее. Как просто! И нет необходимости в долгих и изматывающих сражениях. Что там было сказано про «напрасное сопротивление»? Хорошо, что я не могла истерически захохотать из-за слез, льющихся градом, а то быть бы мне трупом уже тогда. Речь речью, конечно, но Авадой меня бы наградили точно — по старой привычке.

В общем, с того памятного кошмарного «собрания электората» Темный Лорд дал старт новой войне, гораздо более сложной, долгой, требующей тонкого подхода и недюжинного ума. Началась Третья Великая Война — за души и лояльность всех без исключения жителей магического мира.

А раз власть уже у них, то достижение вышеописанных целей не столь призрачно, как казалось еще год назад. Что нужно волшебнику для счастья? Правильно — волшебство и жизнь не на портрете.

* * *

Мир не перевернулся. Изменился, но продолжал стоять. Любые изменения со временем впитываются в жизнь, кровь, помыслы, а предложенные обстоятельства перестают быть этими самыми изменениями, становясь повседневной реальностью.

Правда, до таких метаморфоз еще было далеко. Сейчас на себя бразды правления приняло его величество Горе. Слишком много потерь, слишком. Да, в битве погибли Фред, Люпин, Тонкс, Грюм, Криви и еще бесчисленное множество людей. Но еще длиннее был этот перечень в наших сердцах — скольких же мы потеряли за все эти годы! А для чего? Чтобы так бездарно проиграть? Никто и догадаться не мог о причинах этого оглушительного провала, а они были ой какие удивительные. И все опять благодаря Риддлу, как же мы в нем ошибались! Эти чертовы хоркруксы, это чертово бессмертие…

На палочки всех магглорожденных были наложены ограничения, как и на палочки тех, кто представлял маломальскую угрозу для новой власти. Никаких непростительных, никакой анимагии, никаких неразрешенных перемещений. В общем, на удивление, ничего экстраординарного — вполне ожидаемые запреты.

Гарри отпустили спустя месяц. Неделю его удерживали в подземелье Малфой-менора и еще три — в новом штабе Лорда. Поговаривали, что им стал древний родовой замок Салазара Слизерина, считавшийся давно утерянным для истории. Как мы тогда подумали, не слишком погрешив против истины, освободили его по «политическим» мотивам. Хотя среди магов то тут, то там и появлялись новости о зверских расправах Пожирателей над неугомонившимися противниками, за пределы «кухонных» разговоров ничего не просачивалось. Газеты по всему миру провозгласили победу «Великого Лорда» и его сторонников, смену законодательной власти магической Британии, упомянули о некоторых ограничениях для магглорожденных волшебников и наперебой расхваливали великодушие Волдеморта. Это в принципе и всё, что можно было почерпнуть из великого разнообразия магических изданий. Их будто подменили, хоть это как раз и неудивительно — посты редакторов заняли исключительно верные Лорду личности. Таким образом, своей паутиной Риддл за считанные дни окутал весь мир.

Все мелочи стали для него важны, политика — дело сложное…

Но что-что, а интриги вкупе с политикой волновали Гарри ничтожно мало. На него было страшно смотреть. Для тех, кто знал его достаточно близко, и я в их числе, разумеется, было очевидно, что парень предпочел бы умереть, но не служить белым флагом для Волдеморта. Тем более явно фальшивым флагом. Поттер еще придет в себя. Он, как и семья Уизли, поднимется на борьбу и будет воодушевлять других, но не настало еще то бурное время. Пока же он для всех врагов был лишь отработанным материалом, не более.

Не лучше пришлось и Северусу Снейпу. То есть, только немногие понимали, что не лучше. Его, по приказу Лорда и с помощью его же противоядия, излечили, пожурили Круциатусами и благословили на долгое и безоблачное служение Лорду в качестве директора Хогвартса, а по совместительству и личного шпиона, и зельевара, и вечной жертвы… Подозреваю, что о двойном характере шпионажа узнали только несколько Пожирателей близкого круга. Для всех он до смерти останется вернейшим почитателем своего господина. Лорд не поскупился и на благодарности — по всем журналам, газетам и даже на доске объявлений в Хогвартсе, как раз на той, которая так полюбилась когда-то Амбридж, были напечатаны и вывешены целые хвалебные опусы в его честь. После такого большинство, за исключением нашей маленькой компании, просто плевались в сторону бедного Снейпа. Пусть зачастую все-таки мысленно — негоже в такую важную персону плевками разбрасываться, но от этого тяжелая ноша от такой изощренной мести не становилась легче. Сколько мучительных лет профессор выкинул на ветер, сколько всего в жизни недополучил, сколько животного страха испытал… Напрасно. Теперь он снова стал слугой без права увольнения. В противном случае Волдеморт очень ярко описал, что и как сделает со всеми, кто хоть чуточку тому дорог. Не вижу смысла уточнять, кого Лорд имел в виду.

Подводя итоги нашего совместного трехмесячного сосуществования в Норе, можно сказать только одно — если бы я верила в Бога, то молилась бы безостановочно. Уж очень абсурдной казалась ситуация. Но вера моих родителей обошла меня стороной, да и мама с папой, как я думала, никогда не узнают о существовании дочери. У меня не было ни единой возможности и никакого желания лететь в Австралию и обрушивать на дорогих мне людей свою горечь, вернув им память. Ведьма, так ведьма. Здесь моё место, каким бы оно ни было. Даже мысли не возникло — сбежать в маггловский мир и оставить любимого Рона и верных друзей. Дурочка…

Однако были и положительные моменты, пусть и не столь явные, как негативные. Мы сплотились. Сплотились еще сильнее, чем раньше. Никто не смел зализывать свои раны в одиночестве. Даже Снейп иногда тайно аппарировал в Нору, чтобы просто помолчать вместе с Гарри, потягивая огневиски. Молчание говорило яснее слов. Перси помирился со всеми. Чарли, Билл, Джордж, Флер, Джинни утешали друг друга. Миссис и мистер Уизли с большим трудом приходили в себя после смерти сына. Молли еще к тому же не могла простить себе промаха, в результате которого Беллатрикс до сих пор жива и здорова. Что ей станется? Мы с Роном крепились, как могли, теша себя радужными перспективами предстоящей совместной жизни и сопротивления Волдеморту. Опять я, глупая, планы строила. Только Гарри был постоянно хмурым, как туча на маггловской фотокарточке и отказывался мечтать вместе с нами.

Кстати, на память о тех месяцах у меня до сих пор в потайном отделении прикроватной тумбочки хранится колдография, где мы все, такие родные, дружные и правые в своем деле, сидим в гостиной четы Уизли на одном большом красном диване. Кто-то откровенно печален, кто-то пытается улыбаться, но все — плечом к плечу. Я — между мрачными Северусом и Гарри. И это именно я, к слову, стараюсь выдавить из себя улыбку, полную оптимизма. Получается не ахти.

Профессор наклоняется ко мне и тихонько шипит:

— Мисс Грейнджер, у вас зуб болит? Не могли бы вы продержаться минутку и не портить общий фон своим хваленым гриффиндорским оскалом? — и очень хорошо, что колдография звук не передает.

А по вечерам, не имея возможности куда-нибудь выбраться в связи с экономией положенных по новому закону перемещений, мы собирались на большой и уютной кухне. Там мистер Уизли зачитывал новости, почерпнутые из «новой» прессы. Но читать между строк — умение, которое приходит по мере необходимости. Да и откуда еще нам было что-то узнать? С каждой неделей приходило все меньше сов. И не потому, что их перехватывали и проверяли. Вовсе нет — приспешники Лорда чихали на наши секреты, что было не менее унизительным, чем само поражение. Просто люди потихонечку приноравливались к новому образу жизни, и семья Уизли, как и я с Поттером, в него не вписывались. Слишком опасно — мало ли что. Даже Андромеда предпочла сделать вид, что смирилась, и старалась не посещать нас слишком часто.

Тогда я до дрожи ненавидела таких осторожных. Сейчас понимаю их куда лучше, чем тогда они себя сами. Ирония — для неё всегда найдется место…

В один такой дождливый вечер, когда в доме было тепло и спокойно, а за стенами бушевал ураган, все жители и гости Норы собрались на кухне. В воздухе витали сладкие клубничные ароматы сдобы, приготовленной хозяйкой дома, гнавшие прочь всю тоску и разочарование. В такт постукивали деревянные половники, разливая не менее ароматные первые блюда по тарелкам желающих их отведать. Всем было хорошо в этот вечерний час. Правду кто-то сказал: «Самое большое счастье в мире — это немножечко счастья».

— Джордж, тебя скоро обяжут утверждать каждое своё изобретение в Министерстве, — мистер Уизли читал «Пророка» и комментировал колонку торговых новостей.

— Все? Они предлагают мне у них там поселиться?!

— Они, наверное, не хотят упустить момент, когда ты изобретешь маленького Волдика и научишь его танцевать джигу! — Джинни хотела пошутить. Несколько ухмылок она в ответ, конечно, получила, но смеяться от души еще не пришло время. Да и «Волдик» неприятно резал слух.

— Нимбусы последней модели запрещено продавать магглорожденным, — Артур не останавливался. — Гоблины приняли решение о дальнейшем плодотворном сотрудничестве с властями и не планируют отклонять иски об изъятии средств у правонарушителей.

— Ура! — Рон победоносно заорал.

Гарри отвернулся, наконец, от залитого дождем оконного стекла и удивленно спросил:

— Что ж тут хорошего?

— В Гринготсе еще ни одной бумажки по изъятию не приняли за всю его историю! Там действуют только кровные законы или желание владельца вклада. Да они ни одного бумажного документа, кроме чеков, дальше входа никогда не пропускали, как «недостойный магический носитель», а слова «иск» — не слышали! Какое там «дальнейшее и плодотворное»?!

Отец поддержал сына:

— Рон прав, Гарри. Это скорее неумелая попытка показать, что им теперь все подчинены. Но между строк, мальчик мой, многое можно увидеть…

Спорное умозаключение, но мы все были рады порадоваться хоть чему-то.

Страницы листались медленно, да никому и не хотелось расходиться. Остаться наедине со своими мыслями — испытание не для слабонервных. Где-то через минут двадцать такого чтения Артур подозрительно беспокойно заерзал на табуретке и, приподняв очки, окинул взглядом всех присутствующих. Дольше всех он смотрел на Гарри. Выждав весьма многозначительную паузу, несколько раз кашлянув, он, наконец, громко выговорил, сверяясь со статьей:

— Сегодня, первого августа 1998 года, на тридцать седьмом году жизни в своём поместье скоропостижно скончалась всеми нами почитаемая Леди Нарцисса Малфой, урожденная Блэк. Причиной столь непоправимой утраты послужила внезапная остановка сердца. Принести свои соболезнования мужу, сыну и сестре почившей, можно будет в день похорон — второго августа в одиннадцать на родовом погосте Малфой-менора. Редакция, в свою очередь, скорбит вместе с семьей, фамилия которой на все времена останется символом истинной преданности!

— Тьфу ты, и здесь им умудрились в ножки поклониться…

— Рон! — Молли укоризненно посмотрела на парня. — Будь терпимее!

Такой призыв к «терпимости» объяснялся присутствием в помещении Поттера. Нарцисса действительно пыталась помочь ему в ту роковую ночь. Мотивы, ею руководившие, старались великодушно не упоминать. Мать — всегда мать… Гарри ли об этом не знать?

— Мне жаль, — довольно холодно ответил виновник воцарившегося смущения.

После его слов с людей будто оковы слетели — все загалдели о насущных проблемах, на время остановившаяся кухонная утварь снова активно заработала, и жизнь потекла своим чередом.

Если бы я только знала, какой значимости новость была мною так безразлично прослушана! Я, наверняка, просто убивалась бы по покойной, взывая к Мерлину, Богу, Аллаху и иже с ними воскресить несчастную! Я бы плакала навзрыд днями и ночами! Ну, может, и не совсем так, но кто запретит немножко преувеличить? Всё равно, сердце мне ничего не подсказало. Разве только, когда я уже собралась идти спать, то краем глаза взглянула на фото леди Малфой над заметкой. На нем она была удивительно спокойной и даже величественной.

Только преодолев в себе великое множество преград и пережив достаточно потрясений, я узнаю, что может скрывать мать, жена и просто женщина за такой кажущейся безмятежностью…

Но сейчас, даже если бы у меня вдруг и появилась такая невероятная возможность — вновь учиться, я отказалась бы наотрез. С недавних пор в Хогвартсе появился факультет для магглорожденных — Паплирой. Гриффиндор без объяснений упразднили, а гриффиндорцев распределили в Когтевран. В уютных комнатах башни было решено поселить студентов нового факультета. Желающих набралось немного, да и те, в основном, сироты. Им просто некуда было деваться! Или же это были юные волшебники, не имеющие возможности изучать магию самостоятельно и не обладающие решимостью вовсе от неё отказаться. Я их прекрасно понимала. В списке Северуса значилось всего одиннадцать паплиройцев, и это при том, что в прошлом году магглорожденных в Ховартсе была примерно четверть от всей массы студентов!

Через восемь лет нововведение упразднят — Министерство будет гнуть свою линию «великодушных и благородных», но уже никто не вернет целое магическое поколение…

Отличий в обучении предполагалось немного. В роли главного различия выступал предмет «Генеалогия чистокровных», занимающий львиную долю часов в учебном расписании. Даже «Темные искусства» вели себя скромнее. Семейные летописи Пожирателей, темных магов и просто аристократов предстояло зубрить всем учащимся, но зверствовать власти решили именно на Паплирое. Так сказать, показательно — раз уж мы вас не убили, да еще и обучаем, будьте добры!

Джинни выбора не оставили. Утром двадцатого числа в окно её спальни залетела сова с коричневым громовещателем из Министерства. Тот целых пять минут усердно вещал о необходимости продолжения обучения, недопустимости отказа и весьма неприятных последствиях, если такое щедрое предложение будет все же отвергнуто. Под конец противный конверт что-то проскрипел о недостойном поведении семьи в «трудные» для Англии времена и выплюнул список предметов и необходимой литературы к ним.

Дочку на станцию Кинг-Кросс провожала только мать. Вернулась Молли подавленной и задумчивой. Выпив чаю, женщина рассказала, насколько разительными были отличия между семьями приверженцев новых властей и теми, кто еще недавно считались хозяевами ситуации. Смех и слезы, победа и поражение — всё это стороны одной медали, но как же они отличаются! Все опасались за Джинни, помня об издевательствах, которые пришлось пережить студентам от Кэрроу в прошлом году. Но еще опаснее было злить Пожирателей, поэтому оставалось надеяться на защиту Северуса. Впрочем, тому не привыкать — никто не любит, но вот содействия ждут все.

Интересно, чувствовал он обиду от такой несправедливости? Жаль, спросить не успела.

Время, самая ценная вещь, которую я умудрилась потерять так рано, неумолимо приближало дату моего судьбоносного дня. О, как сказала! И что интересно, если выразиться проще, то выйдет обычная неправда. Так что именно судьбоносного и никак иначе!

Но пока я пребывала в счастливом неведении относительно собственной участи и просто жила, стараясь унять в себе всепоглощающий страх перед неизвестностью. Мы с Роном даже совершили вылазку во «Флориш и Блоттс», где накупили мне множество заумных и довольно неинтересных для большинства книг. Судя по вековой пыли на этих талмудах, я была уже давно одинока в своем желании их прочесть. Во время нашей прогулки нас никто не окликнул, никто не заговорил, никто не оскорбил и по плечу не похлопал. Все были заняты своими делами.

Я во все глаза смотрела на волшебников, бодро носящихся по улицам, к чему-то приценивающихся у витрин, весело приветствующих друг дружку или тревожно листающих прессу за чашечкой кофе, и не могла понять — как они могут жить дальше, вот как?

Возле бутика «Твилфитт и Таттинг» я заметила высокую фигуру Лаванды Браун, заметившую в свою очередь меня и поспешно нырнувшую в самую гущу людей. Она стыдилась множества разноцветных свертков в своих руках, а я, к своему стыду, обрадовалась, что не придется понимающе кивать и «прощать». Лаванда не была первой такой стеснявшейся. Но неужели так трудно было хотя бы махнуть рукой тому, кто спас её от Фенрира?!

«За кого они все меня держат, за совесть народа?» — я не хотела быть совестью, я хотела быть человеком.

Мы тоже решили на десять минут притвориться нормальными и зашли в бывшее «Кафе-мороженное Флориана Фортескью». На его месте кто-то открыл роскошную кофейню. В интерьере теперь преобладала строгая отделка мореным дубом, на стенах висели картины в изысканных рамах, уютную атмосферу создавали волшебные фиалки, сияющие всеми оттенками красного и фиолетового, но никакой былой легкости и нежности старого заведения не осталось и в помине.

Новая хозяйка — церемонная молодая волшебница — смотрела на нас как-то удивленно, но обслужила быстро и несколько раз мило улыбнулась. Как позже мы узнали, черноволосая женщина оказалась второй женой Гойла-старшего и, соответственно, мачехой Грегори — Алексией Гойл. Ей было чему удивиться, в её кафе еще не захаживали бывшие члены Ордена Феникса! Не Лютным переулком единым, оказывается, жила «та сторона».

— Надо же, и черепов на стенах нет! Приспосабливаются, кровопийцы, — так Рон прокомментировал рассказ Флер о новом заведении и его симпатичной черноволосой владелице. Она всегда знала всё обо всех и нынешняя ситуация никак не повлияла на её ужасную болтливость.

Девушка продолжала излагать свои мысли с нотками презрения в голосе:

— И что её заставило выйти за него? Он такой некрасивый, толстый и старый! Фи!

— Милая моя, эта Алексия из древней чистокровной семьи Соррови. Они до сих пор проживают во Франции. Насколько мне известно, это обычный брак по расчету!

— И что? Мне пожалеть её, что ли? Я наслышана о Соррови: одни темные волшебники и межродственные браки! Моя маман знакома с ними. Стягивают сюда всякий сброд… — молодая миссис Уизли нарочито громко вздохнула.

Молли, желая закончить щекотливую тему браков Пожирателей, заключаемых сейчас в больших количествах, нервно прошептала:

— Жалеть не стоит, — и уже громче. — Но прекратите перемывать ей кости, немедленно!

Чем был вызван столь негативный настрой, я не знала. Чужие мысли — потемки для меня. Ну не далась мне легилименция! Хотя и черт с ней…

Невестка хотела что-то возразить свекрови, но передумала и демонстративно нагнулась поправить у своих ног клубок ниток небесного цвета, который и так был в полном порядке. Равно как и спицы, со звонким стуком провязывающие сложные петли. Они вязали пижаму для будущего малыша Флер, рождение которого ожидалось в марте.

Тем временем в коридоре раздались голоса Снейпа и мистера Уизли. Они о чем-то горячо спорили.

— Не будьте ослом, Артур! Они же не маленькие! — тоном Снейпа можно было лед замораживать.

— Северус, я не могу… Всякое ведь может случиться! Ну не убьют же меня только за посещение?! — его собеседник скорее оправдывался, чем возражал.

Наконец мужчины пришли в гостиную, и Молли потребовала объяснить нам, что к чему. При этом она обращалась к мужу в полной своей боевой готовности: руки уперев в бока, ноги на ширине плеч, глаза прищурены. Всем своим видом женщина демонстрировала, что если профессор что-то говорит, значит, так оно и есть, и ему, её супругу, несдобровать! Удивительная для Уизли дальновидность…

— Дорогая, только что прилетела сова, нам прислали приглашение на инаугурацию нового министра и его помощников.

Профессор возвел глаза к потолку:

— Да нет же! Не вам! А только Грейнджер, вашим детям и невестке!

Мне стало интересно:

— А что, они планируют что-то масштабное? Или так, собрание в министерстве? И почему нас приглашают?

— Грейнджер, у вас раздутое чувство собственной важности. Приглашают всех, кто не сидит в Азкабане и достиг шестнадцатилетнего возраста. Правда тех, кто раздражает кого-либо из виновников «торжества», видеть не хотят! — при последних словах Северус наградил тяжелым взглядом Артура. — И вы, Молли, вместе с мужем, входите в число нежелательных. И я не знаю — почему вам можно, а им нет! — на этот раз убийственный взгляд достался мне, и вопрос остался невысказанным. Хорошо еще, что руку не подняла.

— Ну а по поводу масштаба, что будет происходить?

— Промокампания! — ляпнула я необдуманно, и на меня вопросительно уставились четыре человека. — Не обращайте внимания, это я просто…

— Не будем обращать, мисс Грейнджер, — на удивление неядовито произнес Снейп. — Но лично я прекрасно понимаю, что вы сказали. Уверен, так оно и есть.

Решив прояснить все сразу и всем, он повернулся к остальным:

— Мероприятие планируется довольно грандиозное. Для лондонцев и жителей пригорода в Косом переулке у фонтана установят портал — он всех и перенесет. Думаю, что на какой-нибудь стадион. Кстати, министром будет Нотт — он и так уже почти три месяца исполняет его обязанности.

— А как же Люциус Малфой? Ведь уже давно ходят слухи, что именно его Лорд хотел сделать министром? — Флер не выдержала и опять взялась за любимую тему — сплетни. Хотя вроде что-то подобное говорил в июне и сам профессор.

— Он будет его помощником по особо важным вопросам и связям с общественностью. Какая-то должность ждет и его сына. Воландеморт рассержен на Малфоев — сначала Драко, не убивший Альбуса, потом Нарцисса… — на последних словах профессор впал в задумчивость и его голос стал почти неслышным.

— Эй, Северус!

— Да, о чем я? Так вот, Яксли опять возглавит отдел обеспечения правопорядка, Гойлу отдают отдел родословных вместе с отделом по бракам. Артур, мне жаль, твой отдел отдают Кэрроу. Ему поручили следить, чтобы никто не связывался друг с другом с помощью магловских приспособлений — их весьма сложно отследить. На большее он просто не способен, всю остальную работу возьмут на себя остальные.

Мистер Уизли позеленел прямо на глазах. Я попыталась разрядить молчание:

— А кто заменит его в Хогвартсе?

— Алексия Гойл. Она потомственный темный маг. Это будет… гм, серьезная дисциплина. Ну а Малфоям, если уж так интересно, достался хороший кусок пирога, не сомневайтесь. Лорд изменился — Круциатусы экономит, Пожирателям выделяет и деньги, и земли, и должности. К нему валом идут желающие принять метку, но и в этом вопросе он ныне прихотлив… — профессор в который раз уставился на одному ему заметную точку в полу, обдумывая какую-то мысль.

Воспользовавшись временной тишиной, мистер Уизли решительно высказал жене:

— Молли, я иду с детьми. Я не должен отправлять их неизвестно куда одних! — он повернулся к мрачному профессору. — И пусть они, Северус, уже давно не малыши, я принял решение! Не смейте меня отговаривать!

Его глаза горели решимостью. Давно в них не было столько блеска. Хотя чего ради, собственно? Если бы Уизли хотели истребить, то не ждали бы какой-то там инаугурации, целью которой было убедить людей в величии и благородстве Темного Лорда. Прилюдное убийство чистокровной семьи ну никак не вписалось бы в подобный план. Тем более, нами давненько не интересовались. Нужно было насторожиться, очень нужно было…

— Ну ладно-ладно, не стоит так кипятиться, Артур! Давай сюда приглашение, — миссис Уизли сдалась.

* * *

Наступила пятница, девятое сентября. В этот день почти все волшебники в Англии встали очень рано, чтобы приготовиться к событию, не вызывавшему у большинства из них абсолютно никакой радости, но ни выхода, ни пути обратно жизнь не предусмотрела, а жаль.

Инаугурация — противное какое-то слово, с подвохом. Опять же, по моим субъективным ощущениям, которые, увы, подтвердились.

В приглашении было сказано о желательности прихода в парадных мантиях, без волшебных палочек и других предметов, которые могли бы вызвать подозрение в их использовании не по назначению, что означало нешуточные проверки при входе. Но Рон и Джордж надели вовсе даже не выходные мантии, а похоронные. Юмористы несчастные! Оставалось надеяться, что так не поступят и остальные маги, иначе Лорд может наплевать на свои «политически благородные помыслы», а мне бы этого не хотелось.

Я же надела легкий бирюзовый костюм, купленный мамой прошлым летом. Летящая юбка, тонкий приталенный пиджачок с короткими рукавами и крупными деревянными пуговицами. Мне тоже захотелось выделиться, почему им можно, а мне нет?

— Ты бы еще джинсы одела, Гермиона! Вернись в спальню и надень мантию, любую! Только не маггловскую одежду! — миссис Уизли была шокирована моим безрассудством.

Перси, развалившийся в кресле, пробурчал:

— Ей жить надоело, самоубийца… Вот кому не стоило приглашение присылать!

— Да уж. Герми, может, с таким настроем лучше дома останешься? Я тебя понимаю, нам всем тяжело и противно, но эта одежда… — Чарли, как обычно, говорил весьма серьезно. Мужчина вернулся из Румынии сразу после гибели Фреда. С того времени его широкое добродушное лицо выражало лишь сосредоточенность и ответственность за всех членов семьи.

— Нет! — я как отрезала.

Мистер Уизли оглядел меня критически, но ничего не сказал. Могу поклясться, что увидела в его глазах молчаливое одобрение. Сам отец благородного семейства оделся повседневно: обычный, довольно растянутый пиджак, клетчатая рубашка, старые башмаки.

Так вышло, что ничего парадного наша процессия, появившаяся в Косом переулке через час после вышеописанного разговора, собой не представляла. Как впрочем, и другие люди, понуро идущие к порталу в виде небольшого фонтана. Маги просто прикасались к нему и оказывались на месте назначения. Понятно, что мраморное изделие вслед не летело — то ли на другом конце было идентичное сооружение, то ли модель портала слегка усовершенствовали.

Перелет был трудноват, не хватало воздуха и показалось, что прошла целая вечность, прежде чем ноги почувствовали землю, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся асфальтом. Оглядевшись, я удивилась до глубины души — это был Римский Колизей! Его вновь обретенное величие поражало воображение, а огромные блоки травертинового камня и мрамора блестели как новенькие! Все семьдесят шесть этажей и столько же лестниц восхищали своим великолепием. Какой силы должна быть магия, чтобы скрыть на продолжительное время подобный памятник истории от всего мира? Еще и сотворить с ним такое?

Мы вошли в одну из арок нижнего этажа, словно древние римляне много веков назад. На входе стояли совсем юные Пожиратели, шепчущие какое-то заклинание над каждым вновь прибывшим — проверяли, не пронес ли кто магических вещиц или артефакты похуже. Лица многих из них мне были знакомы — в большинстве своем то были слизеринцы с четвертого и пятого курсов.

Чуть поодаль от рядовых служащих за происходящим следило нарядно разодетое начальство. Я заметила Нотта и Забини, как всегда стоящих вместе. Парни выглядели напряженными, сконцентрированными и весьма довольными своей ролью. Красивые молодые люди, закадычные друзья — у них все сложилось так, как и должно было быть.

С Артуром вышла небольшая заминка — его, как и следовало ожидать, не оказалось в списке. Решать проблему к малолетнему стражу подошел Теодор, с минуту они шушукались, но незваного гостя всё же пропустили, указав ему место на втором ярусе.

Третий ярус, насколько я помню из родительских книг, во все времена предназначался для людей низшего сословия и находился в самом верху, огражденный парапетом. То есть, с поправкой на нынешнее время, Волдеморт собрал там всех маглорожденных. Второй — для имеющих право быть гражданами. Туда сейчас направлялись полукровные и не слишком жалуемые властью чистокровные волшебники. Первый, состоящий из двадцати рядов широких скамей, был отведен для знати и чиновников — что тогда, что сейчас. Самый нижний ряд Колизея считался императорским. Он представлял собой что-то вроде полукруглого подиума, огражденного каменным бордюром от арены. Единственное возвышение на таком подиуме пока пустовало, но не трудно было догадаться, кого оно ожидало — Риддла.

Символичным оказалось не только место, но и люди, наполнявшие его, словно песок в песочных часах — медленно, но верно. Это были не только англичане, но и представители со всего мира. Тысячи и тысячи волшебников. Сердце защемило от тоски. Стало отчетливо ясно, что одна эпоха закончилась и вот здесь, сию минуту, берет начало другая. Это пока Темного Лорда боятся и ненавидят, но спустя десятки лет эмоции уйдут, память поблекнет, и никакое сопротивление не вернет светлых дней. Магический мир даже в маггловских сказках уже не будет средоточием добра и справедливости, что уж говорить о реальности…

С таким горьким чувством я и прошла к своему месту на третьем ярусе. К сожалению, оно оказалось возле самого парапета, и не только я могла видеть всё происходящее внизу, но и меня не сложно было узреть — идиотов в яркой маггловской одежде больше не наблюдалось. Наверное, снизу меня можно было принять за неоновый фонарик! Утешало только то, что Артур оказался на идентичном месте, что и я, но в следующем ряду после моего.

Возле арены собирались Пожиратели близкого круга. Вышел Нотт-старший, с неимоверно важной физиономией, Северус, по обыкновению ко всему безразличный, Кэрроу, чета Гойлов, Эйвери и многие другие, знать которых тогда я не имела удовольствия. Все были одеты в бархатные черные сюртуки с зелеными нашивками в области сердца. Как позже я рассмотрела — то были змеи. Даже банально, придумали бы что пооригинальней!

Последними на подиум гордо прошествовали высокие и стройные Малфои вместе с Беллатрикс Лестрейндж. Тетка шла рядом с племянником, жадно вглядываясь темными глазами в переполненные трибуны. Это был её триумф. Ради такого ли момента или, может, какого другого она жизнь положила в ноги своему Лорду? Стольких убила? Жизнь вот-вот повернется так, что у меня найдется возможность задать ей этот вопрос. Только вряд ли Белла будет знать ответ…

Никто не заметил, как на возвышении материализовался Волдеморт, которого с некоторых пор запрещалось называть иначе, чем Темный Лорд. Насколько я могла видеть, со времени, прошедшего с того жуткого рассвета в Хогвартсе, он не изменился — все та же поганая тварь. Разве только его дымчатая мантия стала еще более размытой на вид.

Церемонию вручения доверительных грамот вспоминать не хочется. Да, всё было на высшем уровне: неизвестно откуда взявшиеся летающие ангелочки, с этими самыми грамотами, марширующие в строю белые кентавры, Малфой-старший, торжественно подписывающий соглашение о сотрудничестве с вассалом великанов, Северус, принимающий гоблинские чеки на сотни тысяч галеонов от представителей магических школ.

Арфы, фейерверки и прочие атрибуты праздников призваны были показать всю официальность правления Риддла. Да никто, по сути, и не спорил. Но всё это было так неправильно, что я опять приготовилась реветь, как тогда, майским утром.

Совершить мне эту глупость что-то помешало. Я не сразу сообразила, что это «что-то» — Артур Уизли. Мужчина так сильно напрягся, что вены на его шее вздулись. Я, всё еще ничего не понимая, опустила взгляд на его правую руку. Краем глаза я уже заметила, что он ею периодически двигает, будто что-то вытягивая из кармана, и когда он в очередной раз потянул что-то невидимое мне, его пальцы исчезли!

В голове сложились кусочки пазла. Бедный Артур! Слишком быстро мы постарались вычеркнуть из наших мыслей Фреда, не в силах мучиться еще сильнее, чем мучились все эти летние месяцы. Но отец сына и не старался забыть! Он умело притворялся тихо скорбящим и смирившимся в меру своих душевных сил. Внутри бушевал огонь. Фред был любимцем Артура: веселым, умным, умеющим любить и прощать. Видимо, мужчина выкрал у Гарри мантию-невидимку и завернул в неё волшебную палочку. В принципе, мантия не излучает обычной магии, это вещь более высокого порядка — дар Смерти. Скрыть в ней палочку не составило труда, хоть это и было очень опасно.

На что он надеялся? Вокруг сотни вымуштрованных Пожирателей — на один ряд по трое. Они глаз ни с кого не спускают. Высоко в небе я заметила дементоров — подчинить их своей воле Лорду удалось великолепно. Мы в Риме без возможности колдовать и единственный выход — портал, за пределами Колизея!

Но скорбь и ненависть не дали разуму ни единого шанса.

Еще я подозревала, что палочка просто не сработает и, скорее всего, на людей наложили различные ограничители, а запрет — для отвода глаз. Так оно и было. Тех отчаянных, кто попытался пронести их в Колизей, убили Авадой неподалеку без суда и следствия юнцы, стоявшие на входе. Кстати, именно по этой причине им и позволили покрасоваться в роли охранников. Но вот «крещение» кровью все из них прошли более чем реально и, к сожалению, успешно. Домой в тот день не вернулся пятьдесят один человек — они могли бы стать сердцами сопротивления по всему миру, но не сбылось. Среди этих несчастных безумцев оказался и отец Седрика Диггори, и мама Колина Криви. Думаю, они знали, что идут на смерть.

Я поняла, что у меня секунды до того, как Артур встанет, прицелится и завопит — «Авада Кедавра!» И если он это сделает, то всем Уизли, находящимся сейчас здесь, придет конец. Что бы вы сделали? Не знаете? Я тоже не знала. Поэтому сама встала, зрительно прицелилась и резко перегнулась через каменный парапет, хватая его руку, уже готовую вскинуться вперед. При этом я не слишком громко, но закричала.

То ли от испуга, то ли желая остановить неразумного мистера Уизли, а может от всего вместе взятого. Я же не железная, в самом деле!

Закричала я следующее:

— Н-е-е-е-т! — просто и доходчиво.

Руку-то я схватила, Артура остановила, вниз, благодаря какой-то блондинистой девчушке с крепкой хваткой, не свалилась. Но тут вмешалось Провидение, уже не единожды меня сдавшее на растерзание врагам! Прямо в момент моего доблестного поступка Темный Лорд поднялся, собираясь зачитать речь. И не приелись они ему?! К тому же до сих пор наблюдается у него такая вредная привычка, как Силенцио в массы перед собственным выступлением. Для столь могущественного мага, чего уж душой кривить, достаточно было просто помыслить о тишине. Колизей затих полностью. Только, увы, не сразу. Действие заклинания, как мне позже объяснили добрые люди, началось с первых рядов, а закончилось на третьем ярусе.

Не буду ходить вокруг да около — мой вопль получился ОЧЕНЬ громким.

Наконец, приняв вертикальное положение и «вернувшись» на своё место, я встретилась глазами с самим Волдемортом. Несмотря на то, что находилась я от него далеко, казалось, что вижу его красные глазницы прямо перед своим носом. Еще и прекрасно понимаю, о чем тот думает. Мысли мне ой как не нравились: «Убить или не убить?» Примерно так.

Лорд сдержался, странно ухмыльнулся по одной ему известной причине и завел речь, прежде сказав что-то Малфоям, уставившимся на меня, как на редкий экспонат. Драко отошел в тень и что-то шепнул Яксли на ухо. Тот быстро ушел с помоста. Я ощутила приближение беды. Беда не заставила себя долго ждать — минут двадцать, и пришла в лице трех Пожирателей, двое из которых ловко пробирались ко мне по ногам сидящих. Полная ассоциация с кинотеатром, с тем только отличием, что «опоздавшие» не извинялись. Магию они не использовали, приближаясь ко мне и Артуру с самым безразличным видом, мол — а мы просто идем, что тут такого?

Бежать было некуда. Белобрысый и весьма противный тип с маленькими круглыми глазками уже приблизился, но обратился ко мне на удивление ласково и почтительно:

— Мисс Грейнджер! А мы-то вас и ищем! Что ж вы так задержались, сами же просили не затягивать с объявлением. Ну, вы не беспокойтесь, мы проводим. Как вам церемония? Не устали? А то что-то здесь произошло, мы видели. Так начальник забеспокоился, приказал вас поторопить, нужно ведь еще переодеться… по-видимому, — эти непонятные фразы он старался озвучивать так громогласно, что я просто глохла, а весь третий ярус вкупе со вторым был просто лишен возможности не подслушивать. Ведь Силенцио действовало!

Наконец осознав, что ответить я ну никак не могу, говорящий снял с меня чары, и я выдавила:

— Конечно… — а что? У вас была бы другая версия ответа?

— Пройдемте! — белобрысый взял меня под локоть и галантно пропустил вперед. В конце ряда я была передана из рук в руки третьему и с удивлением поняла, что Артура никто не трогает и никуда не тащит. Старший Уизли привстал со своего места и несколько раз взмахнул рукой, слава Мерлину «видимой» рукой, а значит, опомнился и передумал подставлять под Аваду всю свою семью. Только на лице у мужчины застыл ужас — он подставил под удар меня! И ничего теперь не изменить…

«Что же это? Что происходит?» — такие мысли крутились у меня в голове и жужжали, словно пчелиный рой, пока меня «провожали» по обходящему трибуны пути к нижним помещениям амфитеатра. Люди же, тем временем, перестали обращать на нашу маленькую процессию внимание и переключились на Лорда. Отвлекаться от его почтеннейшей персоны на длительное время было вредно для дальнейшего благополучия. Тем более по лестницам туда-сюда шныряли всевозможные журналисты со своими перьями и что-то тщательно записывали. Рита Скитер мелькнула где-то внизу.

Пока шла, я внимательно слушала слова Волдеморта: «Уступки, на которые я могу пойти, продиктованы исключительно заботой о благополучии нашего мира! Не стоит сопротивляться моей власти! Непопулярные меры могут с лихвой окупиться скорым расцветом магических сил, эти меры помогут снять оковы, веками сдерживающие наши возможности! Вы не должны…» Ну и так далее. Кто ему пишет? Я тогда понадеялась, что не он сам. Потому что речь была… убедительной. И даже давала мне небольшую надежду выжить.

Уже у самого входа в подвалы я оглянулась и выискала в толпе несколько рыжих и таких родных лиц. Все они оказались просто раздавлены невозможностью мне помочь, а Рон закрыл лицо руками. Уверена, он тоже надеялся изо всех сил. Повезло еще, что Гарри не было. Джинни заплакала, когда мы встретились с ней взглядами. Милая моя девочка, как ты была искренна тогда, и кем ты стала для меня сейчас…

Мы вошли в большое прохладное помещение с глиняным полом и каменными стенами. Когда-то отсюда выходили на арену гладиаторы, готовились к выступлениям артисты, ожидали своей участи животные. Сейчас же здесь, в центральной комнате, стояло несколько столов с изысканными напитками и едой, пара вычурных кресел, а в центре лежал круглый шелковый ковер изумрудных оттенков.

Я так внимательно осматривала детали только потому, что боялась повернуться в сторону и встретиться лицом к лицу с Беллатрикс, именно она встречала меня, тихонько притаившись у больших деревянных ворот. Ей игра в молчанку надоела первой.

— Вот так встреча, Грейнджер, — про себя я отметила её монотонный голос без всяких эмоций и то, что «грязнокровкой» она меня не назвала. Про Круциатус молчу.

Вблизи женщина выглядела плохо: то, что издали казалось прической, на самом деле было просто нечесаной копной волос, глаза прямо-таки сияли безумием, и очарования им оно не придавало, вокруг них, к тому же, залегла сетка глубоких морщин, а пальцы были искривлены какой-то болезнью. В целом она производила впечатление злобной сумасшедшей даже больше, чем когда мы встретились в первый раз. Только черное платье из нежного бархата с глубоким вырезом и позолоченным корсетом было красивым, но оно ей не шло.

— Зачем я здесь?

— Уж точно не для того, чтобы я тебе отвечала! Много чести!

Она широким шагом подошла ко мне, подняла палочку и что-то прошептала. Я приготовилась умирать, без вариантов.

Но случилось что-то такое, чего я ожидать не могла. Мой бирюзовый костюм исчез, и на мне в одно мгновение оказалось струящееся серебряное платье: длинное, с разрезом до колена, открытой спиной, отделкой какими-то светящимися камнями по линии груди и прозрачными рукавами из черного шифона. Общего впечатления я описать не могу, зеркала мне любезная Белла не нашептала. Последними были наколдованы туфли на тончайшей шпильке. Ну прямо крестная фея! Было бы весело, если бы не было так жутко. Воздух буквально наэлектризовался моими страхами.

— Что у тебя на голове? Мама не учила тебя расчесываться? Ха-ха-ха… — ведьма хрипло захохотала. И что смешного? За своими волосами смотрела бы!

— Прекрати! — мне надоело бояться.

— Ну ладно, не буду, — подозрительно легко согласилась Белла. — Вот, держи!

Она достала откуда-то маленькую колдографию и протянула мне со словами:

— От Лорда!

Моё сердце ухнуло и замерло, дыхание остановилось, а в животе разлился арктический холод. На фото были изображены мои мама и папа — в беседке возле одноэтажного бунгало под Сиднеем, счастливые и беззаботные. Еще сильнее самого факта обнаружения родителей меня поразил животик, который мать безуспешно пыталась скрыть под широкой белой блузой. Надеюсь, если родится девочка, то её не назовут Гермионой…

Белла ходила вокруг меня и махала палочкой, поправляя мою прическу до тех пор, пока результат её не удовлетворил.

— Всё готово! — и ушла.

Я стояла и смотрела на колдографию, не в силах вымолвить ни слова. Моё оцепенение прервал вопрос, заданный тем, кого ненавидеть сильнее было уже невозможно — Волдемортом.

— Милая картинка, не так ли? — я не слышала его шагов, видимо, он уже несколько минут стоял за моей спиной, пока я разглядывала счастливые лица родных. — Я выбрал лучшую. Фотограф не большой профессионал, у него другая специальность, но, смею надеяться, вы остались довольны. Учтите, что фото изначально предназначалось другому человеку, мисс Грейнджер. Но вы сегодня так ярко напомнили о собственном существовании, что, так и быть, уговорили — дарю!

Я смотрела прямо на это чудовище, слушала его слова, чувствовала его терпкий запах, кожей ощущала окружавшую его темную магию, но все равно не могла поверить, что нахожусь здесь, с ним, да еще и наедине. Абсурд!

— Что со мной будет?

— Что вы все заладили: «Что со мной будет, что со мной будет…»! Ничего не будет. Всего лишь послужите неким благородным начинаниям, которые так близки вашему гриффиндорскому духу. Разве ужасно? — Лорд издевался и получал от этого удовольствие.

— Каким?

— Ну, например, равноправию, справедливости или… — он слегка закатил глаза к потолку, делая вид, что вспоминает, какие еще начинания можно назвать благородными. — Как насчет семейных ценностей? Или спасения целой ветви небезызвестного нам рода, с которым вы так жаждете породниться?

Конечно, я все понимала: и про родителей, и про Уизли, и про то, что теперь я в его власти, но дальнейшие события до сих пор кажутся мне сном.

— Вы сегодня будете помолвлены.

— С Роном? — мозги работать отказывались, не спорю.

— С кем?! Чему может послужить этот ржавый слизняк? — в его голосе сквозило неподдельное возмущение. — Побойтесь меня разочаровывать, мисс Грейнджер! Вы создадите крепкую семью с Люциусом Малфоем и ни с кем другим! Общественность только «за», на этот счет не волнуйтесь, не стоит.

Как раз общественное мнение меня не интересовало вовсе. Земля собралась уходить из-под ног, перед глазами стояли уже два Лорда, а к горлу подступила тошнота. Погрузиться в спасительное для рассудка забытье мне не дал сам виновник такого моего состояния, схватив меня за руку. Где-то на задворках сознания я отметила, что для змееподобного ладонь у него очень даже теплая, что весьма странно…

А я еще тревожилась про какую-то смену эпох! Тут собственный мир не то что катился ко всем чертям, а уже устроился у них там и чаек попивает!

Тем временем цепкая рука врага тащила меня в одно из смежных помещений, которых я насчитала целых пять. Перед дверью одного из них Лорд резко остановился и я по инерции больно ударилась о его спину. Преграда никак не отреагировала, занятая неприкрытым проникновением в мой разум. Голова готова была вот-вот взорваться, а воспоминания замелькали в ней словно слайды, начиная с самого детства и заканчивая сегодняшним днем. Я пережила заново все, что только помнила. До боли отчетливо стало ясно, что поражение не подходило мне точно так же, как и Малфой в роли мужа! Но пытка прошлым длилась лишь мгновения.

Секундой позже, чуть поколебавшись, Риддл тихо озвучил свое видение ситуации, мне не понятное:

— В жизни приходится выбирать между скукой и страданием. Выбор в пользу последнего за тебя сделаю я.

До самой смерти не забуду его слова.

Волдеморт небрежно махнул рукой на Люциуса:

— Ну-ну, друг мой! Не стоит так сильно противиться, эта женитьба в интересах Британии! Ну и наших, разумеется.

Я старалась не дышать и не двигаться, но предательская дрожь все никак не унималась, а только становилась сильнее — пришлось крепко обхватить себя руками. Это не помогло, и уже не только я услышала стук собственных зубов. На меня уставились три пары глаз.

— Гермиона, будьте так любезны, перестаньте заглушать нашу беседу! — Лорд был сама вежливость. Раньше он наверняка прикончил бы меня еще на трибуне, как надоедливую букашку, а теперь что, убивать наскучило? Не веселит?

— Я не могу быть так любезна… — чувство самосохранения отказало напрочь, но Авады снова не последовало, только презрительный взгляд Люциуса, которым тот явно надеялся уколоть меня побольнее. Но подумайте сами, есть ли дело умирающему до какого-то там комара? Кажется, я именно тогда разучилась реагировать на человеческое пренебрежение.

— Ну, как знаете.

Пока Лорд снисходительно перечислял Малфою-старшему финансовые выгоды такого мезальянса, я оглянулась на Малфоя-младшего, стоящего в тени дальнего угла. Интересно, если бы он все же убил Дамблдора сам, я была бы сейчас здесь? Не знаю точно, что думал о таком положении вещей Драко, но заметив, что я смотрю на него, поймал мой взгляд — честно и без промедления. Ничего в его серых глазах я разглядеть не смогла, совсем ничего. Немного сгорбленный, со сжатыми кулаками, лицом бледнее обычного — абсолютно взрослый человек, забывший на время свою высокомерность. На его фоне я ощутила себя просто перепуганной девчонкой.

Воспользовавшись небольшой паузой в разговоре, Драко безбоязненно подошел к Волдеморту:

— Мой Лорд, а что насчет подробностей такого… договора?

Люциус вопрошающе вскинул брови:

— Подробностей? Каких?

— Я о детях, отец. В браках обычно появляются дети, если ты не забыл.

— О, мой мальчик, ты как всегда зришь в корень! — Лорд чуть насмешливо посмотрел на Драко. — Не бойся, так кардинально ломать историю твоей семьи, пожалуй, не стоит. Наследником будешь только ты и твои отпрыски. Мы узаконим этот пункт магией крови, если не возражаешь.

Люциус облегченно выдохнул:

— Слава Мерлину…

— Но это не значит, что вам не нужны малыши! Положительный пример просто необходим, вы должны это понимать! Все ради цели, Люциус, не забывай об этом…

Я с трудом сдерживала истерику. Мои дети будут и детьми Люциуса Малфоя?! Общие дети?! Передать фантастичность такого предположения словами просто невозможно. Захотелось засмеяться. Усилием воли я подавила в себе подобное желание, но предательское хихиканье вырвалось наружу как раз в тот момент, когда все замолчали. Судьба у меня видимо такая, что поделаешь…

Люциус не удержался:

— Весьма польщен, мисс Грейнджер, что вас столь сильно радует подобная перспектива… — яд его слов мог с легкостью убить.

Я готова была ответить этому высокомерному ублюдку всё, что о нем думаю, но помешала Беллатрикс, объявившая:

— Все готово! — ну прямо коронная фраза. С этими словами она протянула Лорду маленькую красную коробочку.

— Отлично, Белла! Думаю, Люциус тебе благодарен. Правда?

Никакой благодарности Малфой-старший собой не выражал, а, скорее, наоборот — его глаза просто искрили злобой, направленной на свояченицу.

— Я полагал, мы обойдемся без колец.

— Ну что ты, я всегда забочусь о своих друзьях! Я поручил Белле поискать их в твоем хранилище, твоем втором хранилище… — Волдеморт довольно улыбался.

Коробочка была передана Драко, смотрящему на неё с нескрываемым ужасом. Я бы тоже так смотрела, если бы знала, что за кольцо мне предстоит носить! Но счастливое неведение продлится еще некоторое время.

В голове раздался скрипучий голос:

— Если кто-то попытается меня ослушаться, будет плохо. Всем нам, дорогие мои, всем нам…

Легилименция Риддла была болезненна и оглушала ничуть не хуже удара по голове.

— Ну, а теперь на выход! Гости нас уже заждались. Мисс Грейнджер, подойдите ко мне ближе, а то еще покажется кому-нибудь, что вы меня боитесь. Глупость какая, верно? — это он произнес вслух.

Меня «поставили» рядом с Люциусом, за спиной Лорда. Чуть позади шел Драко, с теткой под руку. Боковым зрением я заметила, как Белла погладила руку племянника и почему-то заискивающе заглянула тому в лицо. Теперь понимаю — извинялась она перед ним. Мне еще предстояло узнать, что Волдеморт не единственный, кого любила эта сумасшедшая, еще в её жизни был племянник, так никогда её и не простивший. Не следовало ей находить ту коробочку…

Мы подошли к подиуму. Одно представление закончилось, а другое еще не началось, и наше появление, то есть мое появление в такой компании вызвало настоящий фурор, правда выражался он не криками, а абсолютной тишиной. Казалось, что как и я с десяток минут назад, люди старались не двигаться. Меня знали, и знали хорошо. До победы Темного Лорда я даже немного гордилась своей известностью и ролью лучшей подруги Мальчика-Который-Выжил, но теперь… Этот момент стал настоящим фиаско одной моей роли и началом другой. Большинство никогда ничего не узнает, и я навсегда останусь в памяти волшебников падшей женщиной и банальной предательницей…

Выйдя из подземного этажа, я зажмурилась от яркого солнца, почувствовала дыхание свежего ветра каждой клеточкой своего тела и в тот самый момент поняла, что хочу жить, а еще больше хочу жизни своим родителям! Приоритеты были расставлены. Я откажусь от борьбы, я заставлю себя это сделать! После таких мыслей в сторону Уизли смотреть было невыносимо.

Я споткнулась и чуть не упала носом в землю, но Люциус успел схватить меня за локоть и резко притянул к себе. Сдался всем мой локоть!

— Если собираешься поваляться в обмороке, то лучше не здесь. Уверяю тебя — это слишком неуместно, — все это он прошипел мне в ухо, продолжая с силой сжимать руку. Планов падать в обморок у меня не было, но сообщение о слишком длинном платье и чересчур высоких каблуках не лучшее оправдание. Это было бы гораздо более неуместным! Поэтому я просто прошипела в ответ:

— Отпусти мой локоть, больно! — и правда было очень больно.

Он так резко его отпустил, что я опять угрожающе покачнулась, но на ногах удержалась и даже умудрилась продолжить идти довольно ровным шагом.

— Прошу прощения, — лаконично и без издевки. Его подвело воспитание, от досады он даже покачал головой, видимо, все еще не веря, что так вежливо извинился перед грязнокровкой Грейнджер. Именно оно, это пресловутое аристократическое воспитание, поможет нам долгие годы сглаживать многочисленные и весьма острые углы в общении.

Кстати об общении. После этого коротенького диалога мы больше не называли друг друга на «вы». Скорее всего, сблизило одно несчастье на двоих, а может, и еще что, не знаю. С того дня я многое перестала понимать.

Меня усадили с края вместе с женихом. Лорд дал кому-то отмашку продолжать празднование и занял свое место. Это была небольшая передышка перед моей помолвкой, и я стала оглядываться по сторонам, боясь снова погрузиться в раздумья. Я взглянула на свое место в третьем ярусе и ужаснулась — отсюда оно было заметно как на ладони. Артур был там же, но, к сожалению, не встретился со мной взглядом, хотя я была уверена, что еще секунду назад он смотрел прямо на меня. А мне бы хотелось посмотреть ему в глаза, очень хотелось…

— Он идиот, я всегда был в этом уверен. Прекращай вертеться, ты меня позоришь и без этого! — Люциус говорил в сторону, но слова явно предназначались мне.

Страстно захотелось поспорить, я ведь любила спорить, но тогда смолчала и даже перестала вертеться. Первая махонькая победа Малфоев в трудном деле моего перевоспитания.

Пока я осматривалась, на арене выступали акробаты, главным умением которых было искусное владение левитацией и анимагическими формами. У каждого из мужчин их было несколько, оказывается, бывает и такое. Проделывая в воздухе немыслимые трюки и превращаясь в животных в строго заданном ритме, спортсмены создавали собой удивительный по своей красоте магический калейдоскоп. В его центре горел огонь, как дополнительная трудность. Шоу действительно было потрясающим и сложным, но все имеет свойство заканчиваться, и когда представление подошло к концу, я вновь ощутила нервный озноб.

Волдеморт поднялся и не спеша прошел к центру арены. Вначале он произнес свое приглашение к сотрудничеству, обращенное к всевозможным дельцам магического мира, напомнил им про указатели у их ног, которые проведут желающих на подземные этажи на вторую часть мероприятия и замолчал. Молчание было многозначительным и длительным, но и оно, увы, закончилось.

— Дорогие мои гости, сегодня знаменательный день, и знаменателен он не только нашей с вами встречей, но и событием, участники которого уже отчаялись получить мое согласие на его проведение! — я четко услышала, как Лорд выдохнул. Надо же, такие «добрые» речи его утомляют, а я уж было решила, что он действительно получает неземное удовольствие. — Это радостное событие — помолвка. Помолвка двух совершенно разных людей, которые смогли убедить меня в некоторой ошибочности моего мировоззрения и сегодня, благодаря им, я продемонстрирую свою лояльность по отношению ко всем… слоям общества, — тут оратор запнулся, явно желая произнести «грязнокровкам», но вовремя спохватился и не пустил все свои старания книзлу под хвост. — Начальник отдела по бракам, прошу передать мне принадлежности, чтобы я смог дать официальное разрешение на брак лорда Люциуса Малфоя и мисс Гермионы Грейнджер!

По Колизею прокатилась волна шепота, каких интонаций в нем только не было, лучше вам не знать, а мне не помнить.

Гойл вприпрыжку и настолько быстро, насколько ему позволяли его коротенькие ножки и весьма внушительное пузо, побежал к своему повелителю. Впереди него на всех парах мчались чернильница, перо, серебряная печать и красная бархатная подушечка с пергаментом. Метрах в пяти помощник министра остановился и, подняв палочку, отправил подушку в сторону Лорда. В результате такой манипуляции волшебная принадлежность столь активно замахала золотистыми крылышками и развила такую высокую скорость, что чуть не сшибла Волдеморта с ног.

Кто сильнее старался угодить: Гойл или подушка, осталось загадкой.

Начальник наградил своего подчиненного таким взглядом, что сомнений не оставалось — Гойла ждет Круциатус. Мужчина от испуга присел, да так и остался стоять на дрожащих полусогнутых до конца церемонии. Правильно сделал, как по мне.

Тем временем Лорд невербально призвал к себе перо и печать, маячившие где-то вдалеке, успел подхватить чернильницу, норовящую опрокинуться и еще раз злобно зыркнул на своего Пожирателя.

Ну чего было так кипятиться? Сам ведь назначил неумелого мага на эту должность!

Покончив, наконец, с отловом магических атрибутов, он со всей силы ударил печатью по пергаменту. Завитушки в орнаменте оттиска зашипели и образовали два имени: Люциус и Гермиона Малфой. После чего взмыли ввысь, растворившись в чистом небе, не оставив после себя и следа. Вокруг стояла такая тишина, что можно было услышать, как дементоры разрезают воздух своими черными одеждами. Это неестественное спокойствие нарушил Лорд, поставив на бумаге размашистую роспись.

Скрип пера в его руке навсегда врезался в мою память. В тот же момент я испытала резкую боль в сердце и перепугалась, но чуть обернувшись, увидела, что Люциус, похоже, ощущает то же самое. Он даже немного согнулся и так сильно сжал набалдашник своей трости, что побелели костяшки пальцев. Таким грубым образом магия брака, навязанная нам насильно, вступила в свои права.

Строго говоря, церемония, проводимая сейчас Лордом, помолвкой не являлась. Это была обязательная регистрация, предшествующая кровному обмену на свадьбе, который и был главным этапом бракосочетания. Но раз должны были быть кольца, да и Волдеморт хотел всем меня продемонстрировать, то назвали это именно так. Хотя, в последнее время среди магов подобное предсвадебное событие стало модным.

Вырвал меня из задумчивости легкий толчок в бок — это Драко пытался привлечь моё внимание к руке отца, которую тот уже с минуту держал перед моим носом в безмолвном приглашении на неё опереться. Интересно, ему тогда речь страх отнял, или его ненависть ко мне была так велика?

— Я не могу…

— Гермиона, поздно. Вставай и пошли! — Люциус все же наплевал на свою надменность и решил со мной заговорить.

Драко фыркнул и процедил, стараясь сохранять видимость спокойствия на лице, ведь за нами жадно наблюдал весь магический мир:

— Ты могла бы чуть раньше поставить нас в известность о своем нежелании жить?! Или хотя бы попросила заавадить тебя в подземелье, сколько проблем удалось бы избежать!

— Идиот, я хочу жить! Я встать не могу! — сил подняться со скамьи действительно не было, ноги не желали слушаться, но еще меньше было не физических, а душевных сил на помолвку с этим стареющим Пожирателем. Именно паника, вызываемая во мне Малфоем-старшим, сковала внутри и снаружи.

— Сама ты идиотка!

Объекту моих страхов надоела перепалка, и он просто дернул меня вверх что есть силы, а силы были — я словно птичка вспорхнула со своего места, взяла жениха под руку и побрела с ним к Лорду. Тот уже начинал заметно злиться, видимо, от того, что не может схватить меня за шкирку собственноручно.

Мы прошли в центр арены, и Люциус написал свое имя на документе. Я решительно взяла из его рук перо и написала свое — Гермиона, но вот с фамилией вышел казус. Какую из двух писать?! По понятным причинам, страшно не хотелось интересоваться этим вопросом у двух присутствующих по обе стороны от меня. Я стояла и пялилась на бумагу, словно школьница, забывшая название контрольного эссе.

Первым уразумел проблему Волдеморт и в голове снова заскрежетал его противный голос:

— Безмозглая, свою фамилию пиши — Малфой! Если неграмотная, перепиши строчку выше! — больше всего меня удивила не «своя фамилия» и не ярость, которая прорвалась сквозь тщательно взлелеянную завесу благодушия, а абсолютно обычная для любого человека форма высказывания, к тому же весьма эмоциональная. Но подумать над изменениями в характере Тома Риддла времени опять не было.

Я поспешно доцарапала фамилию и выдохнула.

Лорд отошел, а на его место встал Драко. Меня с Люциусом окутал туман. Вновь материализовались арфы, и единственными звуками, живущими в те минуты в Колизее, была их нежная мелодия. Не Мендельсон, к счастью.

Младший Малфой подал мне коробочку и нервным шепотом начал раздавать указания:

— Бери то, что больше и одевай… Да не себе! Ему одевай! — бедный Драко, каково ему было выдавать меня замуж за собственного отца? Да еще после недавней кончины матери. Заклятому врагу такого не пожелаешь. В общем, я была в своём репертуаре — жалела других.

— Не на тот палец! На указательный! — проводящий ритуал вспотел, невеста дрожала как осиновый лист, а жених сверлил её недобрым взглядом. Шикарная помолвка — всю жизнь о такой мечтала! Иронизирую, не обращайте внимания.

С горем пополам, но кольцо я ему натянула, и только тогда заметила на внутренней стороне своего два выгравированных знака. Мерлин всемогущий! Это были рунные кольца! Мощные магические артефакты, настроенные с помощью древней темной магии на устранение какой-либо проблемы рода, сопровождающей его членов на протяжении всего существования. И что же за проблема такая у Малфоев? И почему один из знаков — руна силы, уж я-то знаю наверняка, а другой — символ Лилит?

По древним поверьям, Лилит — первая жена Адама, сотканная из земли и лунного света. Именно она символизировала собой прародительницу всего магического на планете, и именно её печатью являлся молодой месяц.

Это были, бесспорно, ценнейшие вещи. Но такую магию могли использовать только древние аристократические семьи. Причем тут я?! У волшебников с менее чистой и более короткой родословной не хватало силы перенести её действие, в учебнике об этом прямо не говорилось, но вот в дополнительной литературе я почерпнула для себя много интересного о рунах и всему, что было с ними связано. Всё же чистокровность имела в этом мире значение и, как ни прискорбно признавать, но в чем-то Волдеморт был и остается прав.

Пока я выковыривала из памяти знания, усвоенные на Древних Рунах в Хогвартсе, Люциус с легкостью одел мне на палец кольцо, кстати, довольно уродливое. Черный метал и красный мутный камень в центре. И такое «великолепие» мне носить с обручальным, не снимая?

Стоп! Я мысленно себя одернула — стою здесь, будто распятая перед всеми, и переживаю о красоте чертовых драгоценностей!? По всей вероятности, во мне готовился выплеснуться наружу истерический припадок, вот мозг и старался занять меня чем-то отвлеченным. Получалось у него плохо.

Арфы исчезли, и я услышала глухое биение своего сердца. Миг спустя Колизей взорвался шквалом аплодисментов. Люди повскакивали со своих мест и, что есть силы, захлопали в ладоши. Особенно усердствовал третий ярус. Почему? Лишний вопрос. Лорд снова кинул им кость. Только теперь это была не просто надежда на жизнь, а надежда на благополучную жизнь — страшная сила. Могла бы я быть на месте сотен девчушек, радостно улыбающихся, кто несмело, а кто и в открытую? Было ли во мне столько наивности? Сейчас, вспоминая ту Грейнджер, я понимаю — могла. Но мне досталась участь быть костью, а не ловить её.

Сколько магов подаст заявление на брак после моей свадьбы — не счесть, а скольким из них дадут разрешение? Единицам. Сколько людей раскроет свои слабые места, объявив о своих тайных привязанностях! Сколько различных событий произойдет из-за моей помолвки! Сколько торговых соглашений заключит в тот день Лорд!

Я стояла, почти ослепшая от вспышек фотокамер и оглохшая от гула тысяч голосов, и во мне впервые зародилось такое чувство, как презрение. Все эти довольные лица, думающие как бы приспособиться, все эти усмешки, или же наоборот — брезгливые гримасы, которые мне доведется видеть не одну сотню раз, причем и на знакомых лицах тоже. Еще открытая дверца в мое прошлое начала медленно, но верно закрываться…

Наконец, все закончилось. Одни начали пробираться к выходу, другие — в основном торговцы и важные магические чины — к подземельям, следуя за красными стрелами, парящими перед ними. Пожиратели и все, кто был на арене, начали аппарировать. Люциус потянул меня в сторону Гойла.

— Михаэль, соглашение в силе?

— Разумеется! Я всё помню, просто Алексия куда-то запропастилась… Сейчас она подойдет! — на лбу начальника отдела по бракам все еще блестела испарина, не успевшая высохнуть после столь неудачной демонстрации магических способностей. — Как вам сегодняшнее мероприятие, мисс… ой простите, миссис Малфой?

— Сколько можно говорить тебе…

— Ой, еще раз простите неразумного! Конечно, леди Малфой, конечно, леди!

Бог ты мой! Так сильно кичиться своим происхождением, что даже заставить Гойла, всего на несколько поколений менее чистокровного, назвать меня «леди»…

— Незабываемо, — между прочим, чистая правда!

Двусмысленность моего высказывания Гойлу была или не ясна, или не важна, а вот Люциус звучно скрипнул зубами. Я понадеялась, что таким образом он выразил свою солидарность с моим впечатлением.

Мимо стремительно прошел Северус — руки сцеплены за спиной, глаза в землю, весь в своих мыслях. За ним безуспешно старался поспеть какой-то старичок в синей мантии, орущий что-то о распустившейся молодежи и неподобающих нравах. Я его видела раньше в Хогвартсе, только тогда он так бегал за Дамблдором. Заметив меня, профессор не побоялся обернуться к новоиспеченной Малфой и кивнуть. Сочувственно кивнуть. Своё этот человек уже отбоялся.

— А вот и я! Здравствуйте, Люциус! А это ваша уже почти жена? — я немного удивилась такому простому стилю общения, но удивилась приятно.

— Алексия, моя прекрасная супруга, прошу любить и жаловать, — представляли девушку именно мне.

— А это мой отнюдь не прекрасный супруг, который ни с того ни с сего решил взять на себя миссию Поттера и убить Лорда! И не сказал же ему никто, что подушка в этом гиблом деле не помощник!

От гневной отповеди Гойл покраснел и пробормотал что-то о несносном характере своей суженой. Пока муж и жена перекидывались обвинениями в собственных недостатках, у меня была минутка рассмотреть миссис Гойл.

Своей изящностью она напомнила мне цветущую веточку неокрепшего вишневого дерева, готовую сломаться от малейшего дуновения ветра. На её руках, которые девушка отчаянно заламывала в тщетной надежде сдержать рвущуюся изнутри эмоциональную жестикуляцию, можно было без труда пересчитать все венки. А чего стоили глаза! Это были не глаза, а настоящие озера — синие и зеркальные! Иссиня черные волосы по пояс, тончайшая талия, острый и самую малость длинноватый носик, аккуратный подбородок с очаровательной ямочкой на нем — такая внешность не могла оставить равнодушным никого. Я позавидовала ей тогда и завидовала еще многие годы.

Черный цвет, который я тогда приписала лишь дресс-коду, и в обычной жизни оказался любимым цветом Алексии в одежде, которому она никогда не изменяла. Немного излишними мне показались драгоценности, коих было более чем достаточно. Видимо, она изо всех сил старалась продемонстрировать свой статус замужней женщины, и фунт другой золота действительно справлялся с этой задачей.

Не думаю, что девушке стоило вообще что-то кому-то доказывать, будущее ясно покажет, что такие качества как решительность, хитрость и всеобъемлющая верность мне, её будущей подруге, легко окупят с десяток её недостатков и сотню грехов. По крайней мере, в моих глазах.

Что именно нашла такая красавица в толстом, невысоком, словно домовик, и к тому же еще и лысеющем Пожирателе? Со временем я пойму, конечно, что отнюдь не любовью единой мир живет и процветает, но тогда именно подобная «деталь» портила общее впечатление. Я еще успею узнать её историю, пока же необходимо было поспеть за развитием собственной.

— Гермиона, можно я буду вас так называть?

— Эээ…

— Так вот, Гермиона, вы поживете в нашем доме некоторое время до свадьбы. Я надеюсь, вам понравится, он такой очаровательный, я обставляла его по собственному вкусу! Но увы, мы сможем туда попасть, только если мой уважаемый супруг сможет извлечь портал. Милый, ты к вечеру справишься?!

«Милый» пыхтел и старался что-то вытянуть из кармана своего сюртука, но тот настолько сильно обтягивал его тучное туловище, что в него нереально сложно было просунуть и листок бумаги, не то что руку. Мужчина напоминал воздушный шарик — надувшийся и готовый взлететь.

Наконец Гойл решился и направил на карман палочку:

— Акц…

Выговорить «Акцио» ему не дала жена, выхватив палочку со словами:

— Если не жаль одежду, дорогую и сшитую на заказ, — явный намек на нестандартные габариты, — то пожалей себя! Он же острый и может ранить!

Алексия лично, своими тонюсенькими пальчиками, извлекла на свет божий тонкий кованый ключ на цепочке — это и был портал.

— Худей, дорогой! Люциус, вы с сыном, разумеется, проводите Гермиону?

— Я не…

— Вот и отлично, я в вас не сомневалась! Беритесь за ключ, пожалуйста.

Всё это время хмурый Драко молча стоял за спиной отца в какой-то прострации и смотрел вдаль. Люциус хлопнул сына по плечу.

— А? Что брать? Куда?

На этот раз перемещение было намного легче, и уже через мгновение я получила возможность отдышаться и оглядеться. Мы оказались в абсолютно круглой гостиной семейства Гойл. Красные, алые, вишневые и бордовые оттенки побеждали здесь остальные в неравной схватке. Это тоже были любимые цвета Алексии — только в интерьере, о чем хозяйка не преминула тут же сообщить.

Я прошла в центр комнаты и села. В кожу головы впивались шпильки, поддерживающие мою прическу — было чертовски неприятно. Я вынула одну, потом другую, потом третью, но острые железки все не заканчивались, и я стала просто безжалостно выдирать их, не заботясь о сохранности волос. Мои мучения прекратила Алексия, подошедшая ко мне, и за считанные секунды извлекшая из моей копны все, что мешало волосам распуститься.

Больше меня ничего не сдерживало, я схватилась за покатый край жесткого дивана и начала раскачиваться. Словно бы со стороны раздалось глухое мычание, и я с удивлением обнаружила, что звуки исходят от меня самой. Истерический припадок набирал силу — слезы брызнули из глаз ручьями.

Малфои за мной внимательно наблюдали. Какие мысли бродили в их головах? И были ли они там вообще, после таких-то потрясений?

Алексия спешно попрощалась и ушла, наказав домовикам исполнять все мои пожелания, включенные в разрешенный список. Раз такой список существовал, я поняла, что подобное развитие событий планировалось, и то, что именно я оказалась во все это вовлеченной — случайность.

Боковым зрением я заметила, как Драко подошел к какому-то дряхлому домовику в смешном средневековом камзоле без пуговиц и о чем-то зашептался.

Моё внимание от этого маленького совещания отвлек Люциус — он с тяжелым вздохом осторожно присел на диван рядом со мной и отставил трость.

— Гермиона, я… — закончить мысль ему не дал мой вопль, о котором я до сих пор жалею. Он хотел сказать очень важную вещь, но мне, увы, удалось отсрочить момент на долгие месяцы.

— Хватит! Хватит! Молчите, просто молчите все… — на последних словах я уже рыдала в голос.

Ко мне приблизился Драко, осторожно держа в руках большую белую кружку в красный горошек. В таких обычно подают какао детям, но в этой плескалась жидкость, напоминающая умиротворяющее зелье.

— Гермиона, выпей, сейчас же.

«Ну уж нет! Ни за какие коврижки никаких зелий из его рук я пить не буду! Да я вообще из малфоевских рук ничего принимать не буду!» — здравые мысли меня покинули, решив устроить временную забастовку и не оставили мне даже мало-мальски полезного штрейкбрехера.

Я вскочила ногами на диван и, перепрыгнув колени Люциуса, оказалась на изящном табурете фламандского производства.

— Не буду ничего пить! — моему шипению позавидовала бы и Нагайна.

У Драко отпала челюсть, то ли от возмущения, то ли от удивления — все-таки прыжки впечатляли.

— Ты возомнила, что я бегать за тобой буду? Я?!

Ответить не вышло. После излишне старательного шипения горло отказалось издавать членораздельные звуки. Я стояла на стуле, плакала, размахивала руками и пыталась взглядом дать понять Люциусу, что нечего хватать меня за ноги! Я буду сопротивляться! А именно такие действия он и хотел произвести, выбирая позицию поудобнее и готовясь к «захвату».

Почему я руками махала? А кто его знает, женская истерика — процесс малоизученный.

Младший не унимался:

— Выпей!

Я все же выдавила из себя восклицание, которое совсем недавно меня и погубило:

— Нет!

Драко сморщился, словно недозрелый лимон откусил.

— Ты не могла бы некоторое время не произносить это слово? Постарайся, а?

— Нет! — это я просто так сказала, лишь бы для него не стараться.

Наконец, Люциуса осенило — он же волшебник! Мужчина потянулся в нагрудный карман за палочкой, не скрывая своих намерений. Зря. У Нарциссы истерик никогда не было, что ли? Пока он с видом, демонстрирующим всем его интеллектуальное превосходство, нацеливал на меня палочку, в моей плохо соображающей голове созрела мысль: «Меня хотят убить!». Про успокаивающие заклятия, Левиосу или, на худой конец, связывающее Инкарцеро, я не подумала.

Свои мысли по этому поводу я просипела, создав тем самым жуткий драматический эффект:

— Пожиратель проклятый! Скажешь всем, что я сама себя убила?! Голыми руками?

Люциус замер и угрожающе медленно засунул палочку обратно. Видимо, выбор между использованием кусочка древесины и собственноручной взбучкой был сделан в пользу последнего, как наиболее удовлетворяющий его желаниям на тот момент. Он скинул камзол, оставшись в одной черной рубашке, зачем-то закатал рукава и двинулся на меня, широко расставив руки, чтоб я, не дай бог, не проскочила мимо. Драко сдавлено захихикал — наверное, со стороны ситуация выглядела потешной, но не для меня.

— Кровопийца! Не подходи!

— Конечно, я подойду, твое разрешение мне ни к чему, — его спокойствие выводило меня из себя еще сильнее.

— Аа-а-а! — орать громче было уже нельзя. Как по команде в шеренгу выстроились перепуганные домовики, Драко подавился смешком, а у Люциуса, впервые за долгое время или вообще впервые, сильно сдали нервы.

— Дура-а-а! — его вопль был не менее эмоциональным, но на него домовики отреагировали совсем иначе — все враз исчезли.

— Уймитесь вы! — это уже Драко взял на себя роль миротворца, больше было некому.

Я повернулись в его сторону, и внимательно всмотрелась в знакомое до боли лицо. Именно оно и вернуло меня на грешную землю не только мыслями, но и телом — я спрыгнула на ковер и опять умостилась на диване. Хладнокровие понемногу возвращалось, но вот так просто сдаваться не хотелось.

— Я хочу свои вещи.

— Сейчас?

Недвусмысленно зыркнув на жениха, я взглядом дала понять, что именно сейчас и никогда больше!

— Их некому доставить, или ты предлагаешь аппарировать в Нору мне?!

Такой кошмар не стоило добровольно воплощать в жизнь, и я отчаянно затрясла головой, выражая своё несогласие.

— Твоим дружкам сюда тоже хода нет, тебя я не выпущу.

— А Северус?

Люциус почти просиял и ухватился за соломинку:

— Да-да, хорошая идея, он сейчас в Колизее, но вот вечером…

— Нет!

— Не нужно лишних споров, я заберу твои драгоценные тряпки.

— Сын, не рискуй.

— Чем? У них же ограничители! Справлюсь. Только ты, истеричная особа, пообещай, что успокоишься и не будешь нас позорить перед Гойлами, — Драко говорил неожиданно рассудительно и, как мог, вежливо. Малфои действительно не могли выносить позор, пусть даже такой маленький и предсказуемый.

— Мне не особо нужна одежда, мне нужны фото, книги и… памятные вещи.

По какой такой причине мне не нужна была одежда? Может, я надеялась, что этот театр абсурда вот-вот закончится, и я вернусь в Нору? Сглупила, в общем. На том «семейное» собрание было закончено, и Люциус заявил о необходимости вернуться в Рим.

Ему вдогонку Драко крикнул:

— Отец, а когда свадьба?

— У неё спроси, мне все равно.

Парень так и сделал.

— Ну, когда? Только не затягивай, давай отмучаемся в этом месяце. Не думай, что только ты пострадала. Грязная кровь в наши планы не входила точно так же, как и мы — в твои!

Я ничего не ответила на оскорбление, но вот дату назвала, возможность хоть что-то выбрать самой была приятна.

— Четырнадцатого сентября.

— Вот и отлично, так Уизли и скажу, не то что бы я пригласил кого-нибудь из них, хотя… может, позвать Рона? Как думаешь, он захочет прийти?

Я в одно мгновение преодолела разделявшее нас расстояние и изо всех сил ударила его по лицу, вложив в этот удар всю себя. Это была настоящая пощечина женщины, предназначенная мужчине. Ответом мне было молчание. Ничего Драко не сказал, и когда я принялась колотить кулаками по его груди, и когда обессилев, сползла по нему на мягкий ковер.

Лишь спустя минуту, глядя на меня, лежащую у его ног, негромко произнес:

— Я все принесу.

Сказал бы кто тогда, что этот парень станет мне близким другом, не требуя взамен ответных жертв, я бы плюнула говорящему в лицо.

Первым вернулся Рон. Парень стремглав промчался в отцовский кабинет к невысокому старому буфету, надеясь отыскать в нем огневиски, а не найдя его, молча разнес в щепки ни в чем не повинный предмет мебели и перебил всю посуду, попавшуюся ему на глаза.

Молли с ужасом наблюдала за разъяренным сыном, но материнское чутье подсказало женщине, что сейчас не время вмешиваться, а вещи всегда можно будет собрать воедино чарами. За спиной свекрови маячила перепуганная невестка.

Услышав, что в гостиную уже проходят другие, отставшие от Рона минут на десять, миссис Уизли кинулась за объяснениями к ним.

Флер рассказала, что никогда еще не видела мужа таким злым, как тогда. Его серое лицо, сжатые губы и какие-то потухшие глаза были ей просто незнакомы. Билл многое пережил, не меньше и не больше остальных, но такая молчаливая ярость была ему несвойственна. Остальные выглядели абсолютно подавленными, а Джордж и Чарли просто отвернулись от матери, когда та вбежала в комнату.

Молли схватилась за косяк и спросила:

— Кто-то умер? Отвечайте немедленно!

Никто ничего не произнес и обстановка накалилась до предела. Моё отсутствие первой заметила Флер.

— Где Гермиона, мальчики?

— Да, где наша девочка? Почему она не с вами? — миссис Уизли оторвалась от косяка и спрашивала теперь уже не жалобно, а весьма грозно.

Первым нажима не выдержал Джордж:

— Она жива.

— И это все что вы можете мне сказать?! Жива?! Артур, почему молчишь?

— Там многие погибли, мама, но не она. Я думаю, Гермиона жива и здорова. Просто кое-что произошло… — Чарли, все так же не глядя матери в глаза, попытался внести ясность.

От мужа Молли не дождалась ни словечка, он стоял в самом темном углу гостиной и смотрел в пол.

В гостиную, с перекошенным лицом и взъерошенными волосами, вошел Рон. Похоронную мантию он скинул еще в кабинете. Теперь на нем была светлая рубашка в мелкий фиолетовый цветочек, на которой не хватало пары пуговиц, оторванных им в порыве бешенства несколько минут назад.

— Лучше умереть, чем это…

Лично я была в корне не согласна с такой формулировкой, кстати! Но вместо парня говорил стыд, ведь это его невеста станет женой другого и будет делить постель с врагом. Положение Гермионы Грейнджер оценивалось Роном со своего места. Такая тенденция моих взаимоотношений с Уизли обзавелась фундаментом именно тем роковым днем.

Как же все-таки быстро меняются обстоятельства и как сильно тянут нас за собой…

— Не болтай глупостей! — миссис Уизли нервничала и ничего не понимала.

— Папа все объяснит, он сидел чуть впереди Гермионы и все видел, правда, папа? — Билл говорил с такой горечью, что Флер захотелось заплакать, еще не зная причин.

— Да, сынок, конечно. Понимаешь, дорогая, насколько я смог понять, она как-то там споткнулась, а может, толкнул её кто, я не видел. Она испугалась, что упадет, там ведь высота до основания футов десять! Ну и выкрикнула что-то… Чертов Волдеморт наложил Силенцио в ту же секунду, поэтому услышали девочку почти все, хорошо услышали. За ней пришли и увели её, вот и все… — последние слова Артур уже шептал. — Но ты не должна была её отпускать в том ярком костюме, Молли!

— Отец, перестань немедленно! — Билл недовольно поморщился.

— Хорошо, мой мальчик, как скажешь …

Перси громко хмыкнул. Он конечно слыл известным любителем недомолвок и витиеватости, только вот ситуация не располагала, и молодой человек счел за лучшее выложить все и сразу:

— В общем, Гермиона жива, и мы видели, как она обручилась с Люциусом Малфоем. Весь мир видел. Именно это мы тут и боялись тебе сказать, мама. Без сомнений, в Нору она больше не вернется. К тому же, подавляющее большинство считает, что они встречались и до помолвки. Помолвка с кольцами, как все тут должны понимать, рунными. Только они разрешены к использованию в подобных церемониях, мы еще когда-то с министром хотели упразднить такую несправедливость, ведь не все волшебники чистокровны, но…

— Перси! — сразу несколько голосов прервали поток весьма несвоевременных разъяснений бывшего помощника министра.

Молли покраснела, потом побледнела, обхватила голову руками и качнулась. Джордж подхватил мать под руку и довел до дивана. Артур очнулся и призвал стакан воды для жены. Тишину, в которой женщина её пила, прервала Джинни, до этого молча сидевшая в кресле.

— Теперь она Гермиона Малфой… — девушка растягивала слова, словно смакуя их на вкус, и этот вкус ей явно не нравился. Джинни еще несколько раз одними лишь губами произнесла мое имя и новую фамилию, а после убежала наверх и закрылась в нашей с ней комнате.

— Но ведь помолвка — это еще не женитьба, все еще можно исправить, ведь так? Я думаю, мы что-нибудь придумаем, да и Северус наверняка поможет… — миссис Уизли никак не хотела принимать случившиеся.

— Мама, ты Перси слышала вообще? Рунные кольца! Если их разъединить, любым способом, то их носители умрут. Все очень просто!

— Да знаю я Билли, знаю… Но должен же быть хоть какой-то выход! А как же Люциус, он же не добровольно берет в жены Гермиону?!

— И что? Он тоже носит кольцо, а жить хотят все. Остается надеяться, что они не убьют её при первом удобном случае.

Рон издал отчаянный стон, что-то прошептал о нереальности, невозможности и кого-то там проклял. В общем, продолжал эмоционально реагировать.

Эх, какая жалость, что не стал он моим рыцарем без страха и упрека, каким понятным и предсказуемым был бы мой выбор собственного пути. Не труднее, чем в учебниках, где каждой главе соответствует только одна тема, и никак не иначе…

Ну да хватит сослагательного наклонения, я им сыта по горло! Даже сейчас, спустя столько лет, оно заново оживает в моих мыслях. Грустно.

Воцарилось гробовое молчание. Но тут Артур пожелал поставить окончательную точку. Удивительно даже, как он решился? Ведь именно его рука, образно выражаясь, и вывела заглавную букву моей истории. Мужчина почти торжественно вышел в центр комнаты и возвестил, словно конферансье в начале представления:

— Эта помолвка необратима, совсем и навсегда… — Флер сказала, что Артур слегка переборщил с трагизмом. Неужели так сильно хотелось перевернуть мою страницу?

— Ух ты! Класс! А когда свадьба? И где невеста? Я хочу поздравить обоих!

Гарри, всеми любимый Гарри, выглядел чужеродным пятном на фоне скисших людей. Само собой, он никогда не был идиотом, и еще не успев договорить вопрос, уже понял, что упустил из виду интонации, с которыми было объявлено о помолвке, а перекошенные лица у присутствующих не результат сладостного предвкушения свадебных хлопот.

Перси слово в слово, словно волнистый попугайчик, повторил ему свой мини-рассказ, правда, на этот раз включил в него и версию событий своего отца.

Странно, но Гарри не стал возмущаться, что-то выяснять или предлагать план по моему спасению. Понятно, что помочь мне было невозможно, но так быстро смириться, так легко отпустить? Выслушав Флер, я не знала, обижаться ли мне на Гарри или благодарить. Как теперь стало понятно, ни один вариант не подошел бы. Просто даже у самых хороших людей может быть своё видение ситуации, мотивы и планы по использованию друзей в личных целях. И нет в этом ничего предосудительного, просто так бывает.

В доме раздался тревожный звук колокольчика — кто-то чужой пересек аппарационный барьер и то, что он смог это сделать говорило о наличии у визитера официальных полномочий Министерства.

Флер на тот момент было уже безразлично, кто пришел, зачем и к кому. Девушка задыхалась в гнетущей атмосфере и страстно хотела под благовидным предлогом родственников покинуть. Она первой рванула встречать посетителя и не слишком удивилась его персоне, учитывая обстоятельства. Жгучей ненависти к Драко Малфою она тоже еще не научилась испытывать. Все-таки Делакур была француженкой и, несмотря на события последних месяцев, вражда не столь сильно впиталась в её кровь.

Драко выглядел уставшим и, по понятным причинам, слегка помятым. Он даже не стал отпускать в адрес Флер шуток и скабрезностей, тем более на его щеке еще саднил отпечаток моей ладони, который поглощал все его мысли. Как не трудно понять, последнее я почерпнула из рассказа Драко, который тот соизволил поведать мне лишь полгода спустя на званом ужине, скуки ради. Мою просьбу, а вернее требование, он быстро выпалил Флер почти на ухо, желая как можно скорее Нору покинуть. Девушка быстро сообразила, что к чему и собралась уже бежать за моими вещами, но тут в коридор вышел Гарри, пожелавший узнать, с кем же здесь шепчется Флер.

Узрев неприятеля и не обладая терпимостью Делакур, он молниеносно вскинул палочку и закричал:

— Ступефай! — ну забыл человек об ограничителях, забыл о своем поражении, но зато каждую минуту помнил о войне и чужой победе.

Драко тоже запамятовал на мгновение о неспособности Гарри нанести ему вред магией и заверещал в ответ:

— Протего!

Секунду спустя он смачно ругнулся себе под нос и процедил:

— Мерлин всемогущий, насколько я помню, раньше ты хоть Риктусемпрой владел… А теперь? Один пшик от тебя остался! — то, что Драко не постеснялся вспомнить вслух о своем небольшом поражении на той дуэли, где Поттер использовал против него щекотку, должно было задеть Гарри еще сильнее. Я думаю, так и случилось. Не столь прост был Малфой-младший, что тогда, что сейчас.

На крики сбежались все, кто был в доме.

— Молодой человек, зачем вы к нам пожаловали? — Молли вернулась к проверенной годами роли защитницы семейства.

— За вещами Гермионы Грейнджер, ныне Малфой, если вы в курсе. Она попросила какие-то фото, книги и что-то на память. Я любезно согласился выполнить просьбу моей дражайшей новоиспеченной родственницы, но некоторые личности думают только о себе, не так ли, Поттер? — Драко тоже не преминул вернуться к своей роли, роли высокомерного выскочки, мастерски отточенной самой жизнью. — Хотя другого от тебя ждать и не приходится, с кем поведешься…

— Да как вы смеете! В моем доме!

— Я? Смею? Как вы смеете так разговаривать с помощником министра по финансовым вопросам?! Да и ваш дом до сих пор остается вашим не благодаря недотёпе Артуру, а Лорду!

Осознав излишне детскую непосредственность своего восклицания, Драко решил завязывать со светскими беседами и еще раз напомнил о моем поручении, которое никого, кроме Флер, так и не заинтересовало.

Перси задумчиво и слегка недоуменно спросил:

— А почему ты так отзываешься об отце? — вот уж воистину, его дотошность сыграла с его же семьей злую шутку. — И что произошло там, в Колизее?

— Мы все знаем, что произошло, давайте избавимся от Пожирателя в своем доме! — Артур поспешил встать между женой и Малфоем, выставив руки, словно рефери, разводящий боксирующих по углам.

— Нет, не знаем! — Молли возразила супругу скорее по привычке, но не брать же ей слова обратно?

Драко, вглядевшись в окружившие его лица, и, не увидев на них признаков особого отношения к главе семейства, не заставил себя долго упрашивать и выдал страшную тайну Артура Уизли:

— Уважаемая миссис Уизли, разве вы не знаете, что ваш гораздо менее уважаемый мною супруг пренебрег жизнями всех своих детей и решил убить Темного Лорда в Риме? С помощью плаща-невидимки? — у всех присутствующих, за исключением двух людей, глаза расширялись с каждым произнесенным словом. — Не в курсе? Ну надо же! А то, что Грейнджер рисковала жизнью, останавливая такое изощренное самоубийство и массовое убийство в одном флаконе? Ну, когда могла свалиться вниз, хватая Артура за руку? Нет? Тоже не знаете? Как же так, ну как же так… — Драко улыбался и получал удовольствие, глумясь над чувствами других.

— Не может быть… — несчастная Молли уже не выглядела грозной, в её глазах застыли слезы.

— Так вот, теперь Грейнджер, а заодно и мы, расплачиваемся за такое безрассудство вашей дражайшей половины. И будем расплачиваться еще очень и очень долго…

Присовокупив несколько подробностей произошедшего и красочно описав мои душевные терзания на подземных этажах, к тому же старательно их преувеличив, (ну не валялась я на полу, стеная о своей нелегкой доле!) Драко добился своего — все почти рыдали.

— Ну, а теперь, леди и джентльмены, немедленно выносите мне книги и остальную дребедень Гермионы! Одежда не нужна, наше финансовое положение позволит обеспечить её всем необходимым, не сомневайтесь! — зеленый от переживаний Рон при этих словах вообще потерял какой-либо цвет лица. Деньги — уязвимое место всех Уизли.

Но Драко все же немного просчитался, это в его семье эмоции считались чем-то недостойным и душились в зародыше, а манеры заменяли собой простое человеческое общение. В Норе никто не собирался ничего держать в себе и стесняться какого-то там Малфоя, чего-то там ожидающего.

Первым сорвался Гарри — он в один прыжок преодолел несколько футов и с размаху ударил Артура в лицо кулаком, а потом в живот. На защиту отца кинулась Джинни, на помощь Джинни кинулась Молли. Билл не справлялся с Роном, который явно хотел повторить действия Гарри и, судя по выражению его лица — не раз. Все кричали друг на дружку, отчего в доме поднялся такой шум, что закладывало уши. Флер кинулась к свекрови, которой стало плохо, Чарли что-то выговаривал Перси, а Джордж с ужасом наблюдал за всеми со стороны. Из-под лестницы выскочил Живоглот и с воодушевлением кинулся в самую гущу событий, сбив с ног Билла и Рона.

Драко было все равно, происходящее его не задевало. Он вообще был гораздо более флегматичным, чем хотел казаться. По сравнению с его проблемами и их решениями развернувшееся перед ним представление — банальный фарс. Парень подпер собой стенку, закинул ногу на ногу и прикрыл глаза. Как по секрету поделилась со мной Флер, в тот момент он был весьма красив в своем спокойствии. Его лицо перестало выражать сплошную издевку, плечи расслабились, идеально сидящий костюм подчеркивал фигуру, сильно постройневшую за последний, тяжелый для всех, год. На описании необыкновенности его серых глаз я девушку прервала. Сын, все же, какого-никакого, но мужа, в конце-то концов! И как она могла видеть глаза, они же были закрыты? По памяти ?! Ох, Флер, истинно женская натура!

Девушка смутилась и перешла к тому моменту, когда её, наконец, осенило, что пора бы уже бежать в мою спальню.

Она на ходу бросила «красавчику»:

— Я сейчас, одну минуту! — и помчалась наверх. Там она покидала в чемодан все книги, какие смогла заметить, мою мантию, семейные фото, несколько колдографий и высыпала в него всё содержимое моей прикроватной тумбочки, довольно скудное, между прочим. Чужды мне были все эти милые девичьи побрякушки, переполнявшие тумбочку Джинни.

По ходу своего повествования Флер меня сильно растрогала. Уходя из комнаты, она окинула взглядом её тесное и такое родное моему сердцу пространство с милыми занавесками в красный горошек и покрывалом, которое миссис Уизли вышивала сама и постоянно беспокоилась, что оно слишком холодное. С кучей моих конспектов, которые я перечитывала денно и нощно, изо всех сил стараясь быть самой умной чтобы, однажды, помочь Гарри уничтожить Волдеморта. С сундуком, хранившим мои нехитрые пожитки вместе с тем самым розовым платьем, которое так расхваливал Виктор Крам на балу, и которым я как-то похвасталась перед ней.

Девушка сказала: «Я тогда поняла, Герми, что ты больше сюда не вернешься. Спальня как-то сразу опустела и мне стало так тебя жалко, так жалко… Но ты не подумай, я за тебя и радовалась, честно! Ведь это чудесно, что ты осталась жива!». Может, немного и коряво, но она выразила несколькими предложениями все то, что я хотела услышать от других хоть когда-нибудь.

Драко, получив уменьшенный с помощью Редуцио чемоданчик, незамедлительно отбыл восвояси, то есть ко мне. Через минуту его отсутствие заметил Гарри, следом и все остальные. Потасовка прекратилась так же быстро, как и началась, тем более что её виновник, Артур, успел за это время покинуть Нору.

Если вы заметили, Малфой не рассказал никому о шантаже Лорда моими родителями, который, если уж быть до конца честной, и стал главной причиной моей покорности. Так ведь я и была всего лишь девчонкой, а не героиней с гипертрофированным желанием жертвовать собой! То, что Драко в который раз умело вычислил болевые точки Уизли и незаметно нажал на них, меня почему-то не расстроило. Это наследственный талант у него такой, у каждого он свой.

— Кто знал? Я спрашиваю, кто знал? — вопрос исходил от Гарри.

Ему нехотя ответил Билл:

— Я знал, Гарри. Отец успел мне рассказать. Но ты должен понять, почему я пообещал ему молчать. Не нужно судить строго, он просто несчастный пожилой человек, и он сам наказал себя на всю оставшуюся жизнь! Зря ты его ударил…

— И твой отец, и ты — просто трусы!

Слишком категоричное заявление для Гарри Поттера, которого я знала, но все имеет свойство меняться. Я отлично в этом разбираюсь, поверьте.

— Ну тебя, так нечестно! Ты в пятый раз выигрываешь! Это потому, что шахматы маггловские!

— Это еще почему «потому»? Вот если бы я магию использовала, тогда да, можно было бы сказать, что моя победа предсказуема…

— Ты на что намекаешь?!

— Ну что ты, Грэг, я ни на что не намекаю!

— Ладно, я тогда пойду. Алексия мне репетитора по этикету наняла, говорит, что я её позорю на приемах. Ну, взял я тот нож для тортов в левую руку, ну, не заметил что его чертова ручка повернута вправо! Нужно было отказаться от десерта… — мальчишка всхлипнул. — Отец меня раньше с собой никуда не брал, а теперь таскаюсь везде, как собачка на поводке …

— Да ты не переживай, этикет — дело несложное!

— Правда? — надежда в его голосе подкупала.

— Э-э-э… Конечно! — ложь во благо и ничего более.

— Ну, я тогда пошел?

— Иди-иди!

Гойл-младший еще потоптался у шахматного столика минуту-другую и с самым горестным видом поплелся, наконец, в свою бывшую детскую на третьем этаже, которую мачеха отвела для занятий, и не только по этикету.

Вот так выглядело мое пятое утро в поместье Гойлов. Я думала, будет хуже, но мои страхи оказались куда более страшными, чем реальность, которой абсолютно безразлично, чего там от неё люди ждут. Последнее я выяснила муторным путем проб и ошибок.

Грэгори Гойл уже на второй день перестал избегать «грязнокровку» и подошел ко мне первым. Правда, вначале нашего с ним «повторного» знакомства он весьма убедительно копировал уничижительные интонации Драко, но быстро выдохся и плюнул на это дело. По сути своей, это был недалекий, не слишком добрый, явно не смелый и благородный, но вполне себе обычный парень, сильно обделенный не только родительским вниманием, но и чьим-либо еще.

Играть с ним в шахматы было просто уморительно. Как только Грэгори задумывал какую-нибудь пакость вроде кражи ферзя или незаметного продвижения пешки в нужном ему направлении, на его круглом лоснящемся лице без единой непредусмотренной анатомией складочки их появлялось сразу три. Притом на самом видном месте — на лбу! Иногда я даже позволяла себе «не замечать» обмана — это казалось равносильным воровству конфетки у ребенка!

Понятно, что с такими интеллектуальными способностями на работу в Министерство его не взяли ни писарем, ни охранником, ни секретным агентом. Таких шпионов лучше дарить врагам, и пусть потом сами разбираются, кому его передаривать!

В общем, мне у Гойлов понравилось. Насколько мне могло что-то нравиться в подобной ситуации, конечно. Каждый член их семьи мне чем-нибудь, но импонировал. Алексия — прямотой и дисциплиной, Михаэль — ненавязчивостью, пусть и продиктованной указаниями Люциуса, Грэгори — своей «читаемостью» и не враждебным ко мне отношением, никем ему не продиктованным.

Сам дом был темным и холодным, но, как ни странно, уютным. К тому же, в нем отсутствовали углы — здание оказалось абсолютно круглым и напомнило мне о маме, помешанной на законах феншуя и всегда мечтавшей об аналогичной архитектуре собственного жилища. Даже дубовый шахматный столик, и тот был круглым. Его я обнаружила в первое свое посещение кабинета старшего Гойла, чему весьма удивилась. Маггловские шахматы? Здесь? Причину их появления мне объяснять не стали, но любезно разрешили приходить сюда по утрам и играть в своё удовольствие. Алексия загорелась перспективой подсадить ко мне пасынка, мотивируя это пользой для его умственного развития. Учитель до мозга костей!

Кстати, об Алексии, девушка старалась облегчить мне мои душевные муки, и старалась от души. Правда, самого главного — их причин, она понять так никогда и не смогла. Не из вредности или, упаси бог, глупости, а в силу своего воспитания. Миссис Гойл была помешана на продолжении рода, и не простого, а чистокровного, с глубокими корнями и длинной историей. Гойлы отвечали её требованиям, а внешность супруга, его статус Пожирателя, возраст и тому подобные «нюансы» не могли отвлечь её от главной цели — продолжить семейное древо любыми путями.

В аристократических семьях, придерживающихся консервативных взглядов, до сих пор обручают новорожденных девочек с мужчинами, уже достигшими определенного положения в обществе. Понятно, что когда невесты достигают семнадцати-восемнадцати лет и выходят замуж, то их суженные уже не столь симпатичны и намного старше своих невест.

Вот и Алексию обручили с одним богатым и знатным промышленником, прадед которого когда-то изобрел несгораемый пергамент, никогда не заканчивающиеся чернила и весьма почитаемые магами самопишущие перья, без которых невозможно себе представить современную магическую Европу.

Единственным недостатком Арманда Долохова де Смюиль — троюродного кузена Антонина Долохова по французской ветви — была его безграничная преданность Волдеморту и семейным ценностям. Мужчина погиб в возрасте сорока трех лет в схватке с аврорами, охраняющими Азкабан. Арманд лично пожелал участвовать в освобождении кузена и жестоко за это поплатился.

Алексии на тот момент едва исполнилось восемнадцать лет, но ждать другого подходящего жениха она не стала и мигом выскочила замуж за вдовца, которого её семье великодушно «предложил» сам Лорд. Девушка воплощала собой расчетливость и умение приспосабливаться к невзгодам окружающего мира.

Частенько за вечерней чашкой чая с молоком она донимала меня разговорами на темы о моем грядущем замужестве: «Он же аристократ!», «Он же богатый!», «Он же красивый!», «Ну, ты просто чокнутая, Гермиона!». Очередность я постаралась сохранить. Правда, и деликатность числилась отнюдь не последним достоинством Алексии — мои школьные годы и друзей мы не обсуждали. Как ни странно, оказалось, что нам есть о чем поговорить и кроме них. Да, семь лет — это немало, но не вся жизнь.

Преподаватель в ней нередко брал вверх, и она принималась нахваливать свой предмет:

— Гермиона, ты просто не знаешь, Темные Искусства — не зло, а наша древняя сущность! Такая магия и породила всех волшебников много тысяч лет назад, а то, что уже несколько сотен лет вдалбливают ученикам в головы — самая обыкновенная беллетристика! Она безопасней и не тренирует ум, но ты мне скажи — какова польза?!

— Может, безопасность детских рассудков не самая бесполезная вещь?

— Нет, нет и еще раз нет! Да что я с тобой спорю, уверена, что буду учителем твоих деток по этой дисциплине, вот увидишь!

— В Хогвартсе? Я думаю, сейчас еще не время говорить об этом…

Алексия вскочила со стула и принялась бегать вокруг обеденного стола, размахивая руками, напоминая мне то Северуса, то меня саму.

— Хогвартс?! Ты думаешь, Драко пришел в школу, ничего не умея? Его обучали темной магии с шести лет, а к двенадцати годам он уже умел извлекать из пространства черную материю! Малфои в своих постелях не умирают, у них всегда есть враги!

— А? Что извлекать?

Но мой вопрос остался неуслышанным, и девушка увлеченно продолжила размышлять вслух:

— Конечно, для такого раннего проникновения нужна врожденная предрасположенность, но и заслуги Люциуса в обучении сына трудно переоценить, тем более, что все обошлось…

— Обошлось? — я продолжала ничего не понимать, а Алексия говорить загадками.

Через минуту-другую подобного общения я уяснила, что кивать, поддакивать и спокойно пить чай — самое то, что нужно в такой ситуации. За разговорами вечера проходили незаметно, и я была благодарна миссис Гойл за них. Возвращаться из Хогвартса домой её никто не обязывал.

После ужина со всем семейством, который всегда был недолгим, я уходила в свою спальню на втором этаже, ложилась на мягкую кровать под вишневый балдахин с кисточками и, промучившись несколько часов от гложущих меня мыслей, засыпала.

На следующий день я завтракала, снова играла в шахматы, гуляла в саду и готовилась к визиту Люциуса. Именно этот визит был самым неприятным событием за весь день. Ровно в двенадцать часов пополудни мужчина аккуратно выходил из камина, брезгливо отряхивал с изысканной одежды несуществующую золу, садился на диван и, легким движением закинув ногу на ногу, подзывал меня к себе указательным пальцем, словно нашкодившего ребенка. Ух, как я возненавидела этот высокомерный жест!

— Присаживайся, Гермиона, — «разрешал» он мне и заводил утомительную беседу о погоде, которую я вполне себе хорошо могла наблюдать за окном и самостоятельно. Тема, конечно, воистину волшебна, потратить на нее целый час не составляло труда.

Воображение рисовало картину — сидит Лорд в своём тронном зале, обмозговывает коварные планы, но тут резко вспоминает о чем-то неотложном и хлопает себя по лбу. Затем старательно выводит галочку в каком-то графике и, подзывая к себе Пожирателя, говорит: «Люциус, уж скоро полдень, пора тебе поговорить с невестой о погоде!»

Пока Малфой разглагольствовал о довольно очевидных для него преимуществах сырой погоды над засухой, я обычно уходила с головой в собственные думы о его персоне. Совсем немного времени мне понадобилось, чтобы достаточно неплохо узнать характеры всех Гойлов, а что Люциус? Какой характер у него? Я смотрела на этого строгого, застегнутого на все пуговицы мужчину, и видела только оболочку, состоящую из манер, общепринятых правил поведения, презрения и еле уловимого сарказма. То есть я, конечно, знала, что внутри не конфетка, а самый настоящий негодяй и, наверняка, убийца. Но, учитывая, что нам двоим придется уживаться в одном доме, а с этой действительностью я как раз вчера примирилась, меня терзало смутное сомнение, что под этой оболочкой вообще что-нибудь да есть. Драко хотя бы мог быть не только лишь противным, но и злым, и веселым, вежливым и грубым, серьезным и рассеянным. Если бы меня тогда попросили описать будущего мужа, то кроме нескольких нелестных эпитетов, относящихся в основном к сфере его деятельности и описания внешности, добавить было бы нечего.

Вот и в тот пасмурный вторник я приготовилась к аналогичной встрече, с тем лишь отличием, что в этот раз заранее решила умоститься в глубоком кресле, самом дальнем от дивана, чтобы не быть милостиво приглашенной присесть рядом — это раз, а два — не сидеть к нему слишком близко.

Задумать такое было легче, чем исполнить. С недавних пор у меня, стараниями Алексии, полностью сменился гардероб, и теперь я вынуждена была носить длиннющие платья средневекового кроя, главным элементом которых почему-то был корсет. Может, это Белла поделилась своими нарядами? Более изощренной пытки для Гермионы Грейнджер, всю свою сознательную жизнь протаскавшейся в удобных джинсах и растянутых свитерах, трудно было изобрести.

Я уже минут пятнадцать пыталась вдохнуть воздух на весь предусмотренный природой объем легких, но ничего не выходило. Черный кожаный корсет не поддавался растягиванию грудью и больно впивался в тело, шелковое платье того же цвета заминалось везде, где только можно, колени норовили подняться вровень с головой, а наставить палочку себе на спину, полулежа в кресле, я не могла! Но ни времени, ни желания выкарабкиваться оттуда, а после снова подвергаться процедуре усаживания не было — стрелки часов близились к двенадцати. Видимо данный предмет мебели предназначался для нежелательных гостей или Хагрида! Последнее так, для красного словца. Ну, вы меня поняли.

Когда барахтаться без толку надоело, я решилась и заорала:

— Шила! — другим способом вызвать служанку, находясь в чужом доме, я не могла.

Шила — единственный не заносчивый домовик в этом поместье. Может потому, что уже лет пятьдесят как лишена дара речи своим бывшим хозяином, Альбертом Соррови, приходившимся Алексии дедушкой. Данный человеческий экземпляр страшно любил наказывать слуг за малейшую провинность, и Шила не стала исключением, поплатившись за не вовремя подогретый черепаховый суп.

Позади послышались осторожные шаги.

— Слава Мерлину! Шила, помоги ослабить тесьму, я не могу дышать! И передай Дикси, если она еще раз так меня зашнурует, я сама перекрою ей кислород!

Мягкие пальцы потянули за узел внизу спины и слегка раздвинули половинки корсета. Стоп! А почему руки тянулись сверху вниз? Домовики ведь маленькие! И почему руками?

На мои мысленные вопросы ответил Люциус, вышедший из-за кресла:

— А вот и я! Заждалась? Оч-чень приятно, хоть кто-то меня ждет… — мужчина пошатывался, а сильный запах алкоголя объяснял его развязный тон. — А что за нужда такая — домовика убивать? Ты ж их защищаешь вроде? Хотя… помнишь Добби? Если б не ваша героическая шайка, жил бы он до сих пор.

— Он бы может и жил, а вот мы — нет!

— Ну, домовик мне больше нравился — пользу приносил.

Молчание затянулось, Люциус задумчиво смотрел куда-то мимо меня, и я решила сказать первое, что пришло в голову:

— Следовало дождаться Шилы! — моя невинная реплика взбесила Малфоя невероятно. Хотела увидеть эмоции — получи.

Приталенный черный пиджак с высоким воротом был им просто содран с себя, в разные стороны полетели малахитовые пуговицы и запонки из драгоценных камней. Последней на диван низверглась жилетка. Люциус остался в белоснежной батистовой рубашке с накрахмаленными манжетами, которая, в сочетании с высокими сапогами, узкими брюками и широким атласным поясом придавала его растрепанному облику флер романтичности.

Но лишь до тех пор, пока он не принялся что есть силы орать на меня:

— Ненормальная! Ты хоть понимаешь, во что вляпалась? Что ты корчишь из себя недотрогу?! Ну почему я промазал в Отделе Тайн? Почему?! — он наклонил голову вниз, закрыл лицо руками и попытался успокоиться.

Всего минута и передо мной снова стоял хладнокровный Малфой. Вот бы мне такой самоконтроль! Он быстро пересек зал и наклонился над креслом настолько низко, что его белые волосы защекотали мне щеку. Я каждой клеточкой своего тела ощутила опасность, исходившую от него.

— Ты знаешь, что у нас скоро свадьба?

— Знаю.

— Ты будешь звать домовика каждый раз, когда я захочу к тебе прикоснуться? Отвечай мне! Не смей молчать! Ты будешь так поступать? — он шептал мне в ухо, а в его исполнении такой способ разговора всегда казался жутко зловещим.

— Нет.

— Вот и славно.

Он обессилено свалился на диван, принял расслабленную позу и спокойно поинтересовался:

— Ты знаешь, что носишь то же кольцо, что и Нарцисса?

Известие повергло меня в шок. Я готова была незамедлительно призвать топорик и отрубить себе палец. Ведь реликвия оказалась не простой фамильной драгоценностью, а обручальным кольцом посторонней женщины, умершей совсем недавно! Надежда, что оно пылилось где-нибудь хотя бы лет сто, исчезла не воплотившись.

— Нет…

— С его помощью на свет появился Драко, поэтому он нас и женил, иначе магия бы не подействовала. Ну, что ты смотришь на меня? Жена была бесплодна, а это кольцо помогает нездоровым женщинам… определенным образом.

— А если женщина здорова?

— Быть ей многодетной! — алкоголь вновь дал о себе знать, и Люциус засмеялся пьяным булькающим смехом. — Понимаешь? Возможности как-то обхитрить печать Лилит не существует. Разве что кто-нибудь из нас умрет. Но такой выход из положения для меня под запретом, к сожалению.

— То есть «кто-нибудь», это я?!

— Ну не я же!

— Как мы будем жить? — согласна, вопрос вышел пафосным, но интересовал он меня со страшной силой.

— Как всегда, день за днем. Спросила бы что поумнее!

— А у меня будет возможность навещать друзей? — умнее не вышло.

Резкая смена темы разговора вызвала на его холеном лице нешуточное изумление.

— Мерлин всемогущий! Какая же ты еще девчонка… — сказано это было в пространство. — Уверена, что они захотят тебя видеть?

— Конечно! — с трудом и не сразу, но я вскочила и гордо выставила подбородок вперед, приготовившись защищать честь товарищей.

— Успокойся, будет у тебя возможность, будет! Под присмотром, конечно, и с предосторожностями.

— Боишься, что выдам твои тайны?

— Нет, боюсь, что рано или поздно их из тебя вытянут!

— Посмотрим…

Люциус встал, сгреб в охапку свою одежду и побрел к камину, бросив на прощание:

— Гуляй в саду подольше, ты такая бледная, что в этом платье выглядишь настоящей вампиршей.

— Вампиры — исчезнувший вид! — это в памяти всплыл урок по истории магии, продолжать озвучивать который я не стала, хоть и помнила на зубок. Не школьница уже.

— Ты тоже редкий экземпляр.

Ни один по-настоящему умный человек так никогда и не спросил, почему я выбрала такого мужа, потому как при одном беглом взгляде на нас становилось очевидным — выбора не было. Сама природа не могла предусмотреть эдакого развития событий!

Я стояла и смотрела, как холодные языки пламени уносят отсюда мужчину, с которым мне предстоит пройти пусть и не длинный, но трудный путь. И где то по дороге я всё же найду правду, обязательно найду.

На свою беду, пред ясны очи миссис Гойл попался Драко, крадущийся в будуар с целью вручить мне фамильную диадему и слинять по-тихому.

— Какая красота, это сапфиры? Нет, ты точно уверен, что это сапфиры?

— Я уверен, конечно, но…

— Ждите здесь! — будто я могла аппарировать в Лондон и подождать там.

Мы с Драко уставились друг на друга, хотя это я уставилась на него, он же смотрел только на платье. В нем все было «слишком»: слишком белое, слишком пышное, слишком открытое, слишком дорогое, слишком украшенное, слишком жизнерадостное. Если подытожить — наряд вышел не в меру счастливым.

Наконец, парень пришел в себя.

— Держи, это прабабки, ты должна надеть, — и протянул мне миниатюрную диадему из белого золота с непонятным узором, выложенным воистину восхитительными сапфирами цвета синего неба.

Я опасливо покосилась на украшение:

— Это не руна там?

— Это точно не руна, это твоя паранойя! — сложно было с ним не согласиться. — То буква «М», расслабься…

В будуар, опрокинув на своем пути несколько пуфиков, влетела запыхавшаяся Алексия.

— Так, мне некогда, дел еще полно, так что вот, Драко, держи! Там есть граненные прозрачные и матовые нешлифованные с насечкой, только не перепутайте с кристаллами, у них блеск другой!

— Чего?! — обалдевание легко угадывалось на наших лицах.

— Сапфиры! Их по платью нужно выложить! Этого требует этикет — стразы и сапфиры не сочетаются!

Драко обиделся:

— Какие стразы?! Это бриллианты стоимостью двадцать тысяч галеонов! Я их сам покупал у Розье!

«Ой, мамочки! Я отколупнула тут один случайно, и куда же он закатился? Если невеста залезет под кушетку, не пострадает ли пресловутый этикет?» — мысли о потерянном бриллианте обеспокоили мою маггловскую душу.

— Тем более юноша, тем более! Раньше нужно было думать. И не отвлекайте домовиков, они все заняты! — с этими словами она вылетела обратно, и секунд через десять мы услышали её победный вопль, означающий поимку несчастного Грэгори.

— Драко, не бери в голову, я и так на рождественскую елку похожа, сапфиры лишние.

— Ну, ты, понятное дело, не владеешь украшающими чарами, по тебе это всегда было видно, но тетя Белла…

— Нет!

— Опять это слово! Давай, ты его не произносишь, а я не зову тетку?

— Издеваешься?

— Конечно, могла бы уже и привыкнуть, — он заставил меня улыбнуться впервые за все утро. — Ладно, этикет или дресс-код, или как его там, дело важное.

Он критически осмотрел мое воздушное одеяние, обойти которое по кругу было не так-то просто, и изрек:

— Ты похожа на бешеную снежинку, а не на елку!

— Эй!

— Ладно-ладно! — он примирительно поднял руки и начал работать с камнями, выяснив опытным путем, что заклинания «Отвались» и «Приклейся» существуют, еще и прекрасно оправдывают себя в работе.

Пока он пыхтел в районе моего подола, и не подумайте чего плохого, я решилась вернуться в реальный мир и задать важный вопрос:

— Драко?

— Сто фебе? — мешочек с камнями в его зубах мешал моей серьезности, но я уже настроилась на тяжелый разговор.

— Твой отец меня ненавидит? И ты? Вы все меня ненавидите? Очень сильно? Или просто сильно? — камни с грохотом упали на пол, а парень вздохнул и сел на перевернутый пуфик у моих ног.

— Рехнулась, что ли? Гермиона, мы не настолько слабы, чтобы девчонку в заклятые враги записывать! Ты, скорее, наше наказание, и не в смысле, что личность твоя наказание… Хотя и это тоже!

— За Дамблдора?

— И за него. Я должен был его убить, обязан!

— Ничего ты не обязан был!

Драко грустно засмеялся, а по коже у меня пробежали мурашки — этот смех показался мне смехом старика, а не молодого человека.

— Какие же вы все из себя хорошие и правильные!

Мои глаза чуть из орбит не вылезли. Это он Гарри, Рона и меня так назвал?!

— Почему?

— Потому что блаженные и наивные придурки! — стало легче, а то «хорошие и правильные» испугали не на шутку. — Кару в твоем лице мы получили за мать, а скорее, за её неосведомленность о моей персоне. Продолжать?

— Продолжай…

— Уверена, что не начнешь биться в истерике?

Такой уверенности я лишилась на всю оставшуюся жизнь, но вслух соврала, не покраснев.

— Вполне!

Драко поднялся и, вплотную приблизившись, уперся одной рукой в стену за моей спиной.

— Я убивал и раньше, на Дамблдора рука не поднималась по другой причине. С душой моей ничего не случилось бы, но непреложный обет и мама… Все так запуталось. Единственное, что точно известно — я действительно должен был его убить. Понятно?

— Ты не мог убивать! Это невозможно, ты же всегда был на виду! Ты такой высокомерный, ты такой… — подходящих слов, чтобы выразить своё очередное потрясение я не находила. Это же хорек, что б его! Не мог же он быть наемным убийцей Риддла? И метка не так давно у него…

— Трусливый? Нелепый? Банальный? Может, вы и считаете, что неплохо разбираетесь в людях, но в жизни уж точно смыслите мало. Встретишь Поттера, так ему и передай.

— Но Северус…

— Замолчи! — я содрогнулась от неистовой ярости в его тихом голосе. — Не нужно про него, отец столько лет считал крестного другом! Повезло еще, что про меня Снейп знал… недостаточно. У Малфоев много скрытых талантов — специфика рода. Ты еще осмыслишь, не переживай.

— А Люциус?

— Что Люциус? Куда пропало твое красноречие, мямлишь что-то под нос!

— Он убивал?

Драко закачал головой и поднял руки к верху, словно призывая кого-то в свидетели моей глупости.

— Смешная, смешная и наивная! Ты будто про войну и не слышала ничего! Да, убивал и учил убивать, жизнь у нас такая! И нам она нравится! Не сами убийства, конечно, это крайняя мера, но… да ты все равно не поймешь! — в сердцах он махнул на меня и отвернулся. Тягостно ему было с Грейнджер подобные разговоры вести, но перед ним стояла сложная задача — выполнить приказ и сделать меня если не другом, то хотя бы не врагом. Чтобы выжить. Можно сказать, что общая цель на тот момент у нас уже появилась.

— Она не может нравиться, ты просто не понимаешь, ничего не понимаешь, ты запутался! — я все еще выискивала в людях хорошее, мне это было жизненно необходимо, только вот чаще именно мне, а не тем, в ком я это хорошее искала.

— Слушай внимательно — повтора не будет, если тебе когда-нибудь вдруг померещится, что мы можем оставить Лорда или отказать ему в поддержке, стало быть, это не мы! Не стоит обольщаться на наш счет, идет? Лучше смирись, так безопаснее.

— Это угроза?

— Это предупреждение о грозящей тебе опасности, чокнутая! И исходить она будет не от нас, начинай понимать, пока не поздно. Ты же обожаешь все понимать!

Обожать-то я обожала, но с каждым днем у меня получалось все хуже, а вопросы накапливались в голове, образуя лавину.

— Что вам всем нужно от Риддла? Откуда такая верность? Во имя чего?!

— Что нужно? Да всё просто — власть, деньги и кое-что еще. Без всего этого мое счастье невозможно! Я другой, Гермиона, во мне тебе нечего разгадывать. Кто-то на стороне Дамблдора, а кто-то на стороне Лорда. И не промывай мне мозги. Никогда! Мой тебе совет! — все это он почти прокричал. Похоже, разозлила я его порядочно.

Совету я вняла и больше не интересовалась у него подобными вещами. Никогда. Могу, оказывается, быть послушной.

Драко собрался было снова заняться моим платьем, но задумался на мгновение и сказал:

— Он тебя не ненавидит. Некоторые свойства твоего характера ему даже иногда по душе, ты ведь сильная, сильнее очкастого придурка. Но твоя кровь, твои друзья, твой факультет, твоя неприязнь, твои принципы…

— Не продолжай, пожалуйста.

— Не буду. Да и все еще может наладиться, если ты изменишься, осознаешь…

— Я так не смогу, не смогу… Это предательство! — отчаяние вернулось с новой силой.

— Сможешь! Еще как сможешь! — сквозь внешнее спокойствие вновь прорвался тщательно скрываемый гнев, но парень взял себя в руки и заговорил спокойно: — Если понадобится помощь, в предательстве там, или еще в чем, обращайся. Мы еще, конечно, не раз разругаемся, но ты мне напомни о сегодняшнем дне, и я помогу, а если не я, то отец. Вы поладите, молодая жена еще никого не печалила!

— Драко! — я одновременно расстроилась и страшно смутилась.

— Ну что ты как попугай: «Драко, Драко!» Давай лучше камни крепить, черт дернул меня бриллианты купить. Приклеивайся, кому говорю! Ой, не тот… Отвались! Тьфу ты, какая гадость эти сапфиры!

* * *

«Свадьба — как много в этом слове любви и неги сладкой, как много чаяний развратных и…» — ну и так далее. Мне не предначертано было испытать и первую часть, не то что «далее».

В атриум первого этажа Министерства я трансгрессировала вместе со всеми Гойлами, Драко и, о ужас, Беллой. На лице Беллы, кстати, проступали схожие эмоции, и мы шарахались друг от друга, словно прокаженные. Она бы и рада была не присутствовать в моей жизни, но выбора ей не оставили. С гораздо большим спокойствием я бы лицезрела на своей свадьбе Темного Лорда. Вот до чего можно докатиться за столь короткое время!

Такое весьма не праздничное прибытие было продиктовано соображениями безопасности. Подходы к зданию охранялись всеми, кто был способен их охранять. Еще вчера служаками Яксли зафиксировали большой выброс белой магии и прорывы реальности в одном маггловском офисном здании неподалеку. Проще говоря, кто-то готовил «двери», надеясь обойти запреты на аппарацию, использование порталов и множество других преград. Создание подобных проходов требовало соединения потенциалов множества сильных волшебников, и Пожиратели объявили высший уровень угрозы.

Это и был самый первый признак начала Большого Противостояния Света, именно так вскоре будет называться сопротивление, которое возглавят маги, до этого времени остававшиеся в тени Войны и не столь ярко «засветившиеся» перед Волдемортом, как Гарри и остальная наша компания. Они, само собой, тоже станут важными звеньями в БПС, но лишь через несколько лет.

Возмущению миссис Гойл не было границ, и всю дорогу до зала с лифтами она махала надо мной палочкой, очищая и так белоснежное платье. Я же не обращала на её причитания никакого внимания и глазела по сторонам. Количество людей, спешивших на церемонию, было невероятным! Фотографы, журналисты, чиновники, деловая элита, директора школ во главе с нарядной мадам Максим, представители гоблинов, кентавров и многих других народов. Казалось, что все собираются на грандиозное историческое событие, а не на свадьбу магглорожденной Грейнджер! Как покажет жизнь, в какой-то мере так оно и было…

Представителем великанов опять был Голгомаф, временно уменьшенный кем-то до размеров Хагрида. Его лояльность Лорд купил, предоставив тому своё содействие в свершении переворота. Да уж, изменников вокруг было хоть отбавляй. Среди прибывающих через камины мелькнули фигуры Чжоу Чанг и Мариэтты Эджком, лицо последней до сих выглядело неестественно. Своей порчей я могу гордиться по праву! Подруги помирились давно, а Чжоу простила Мариэтте предательство Отряда Дамблдора, тем более, что теперь оно таковым не считалось. Родители обоих девушек переметнулись на сторону Волдеморта, а отец Чжоу, как поговаривали, частенько наведывался в замок Слизерина. Все две семьи сохранили свои дома, сбережения и рабочие места, а миссис Эджком даже получила повышение и теперь являлась не заместителем, а начальником Отдела Транспорта. Я встретилась с Чжоу взглядом, но ненадолго — девушка пожала плечом и с презрительной миной отвернулась.

«Ах да, я и забыла, что теперь сама являюсь гнилым фруктом…» — откровенно говоря, мысль меня позабавила.

Люди почтительно расступались, создавая, таким образом, импровизированный коридор. Себе вслед я слышала восхищенный шепот — нарочитый и льстивый. Они что, надеялись, я мысленный список составляю — кто громче всех отвесит комплимент наряду? Внешность у меня как была среднестатистической, так и осталась. Тем более, что от всех переживаний я похудела до состояния супового набора. Если подобная изящность Алексии вызывала у окружающих восторг, то моя — желание подарить пирожок!

Наконец, все вошли в лифт, и тот несколько резвее, чем обычно, понесся куда-то вниз, но перед самым Отделом Тайн резко взмыл вверх, а потом вправо, после чего постоял в раздумьях и снова рванул вниз. В процессе этого загадочного перемещения меня кидало, как листочек. Раза два довелось стукнуться лбами с Беллатрикс, разочек обняться с Алексией, отчего та взвизгнула и заголосила о важности внешнего вида невесты, и после всего найти себе якорь в лице Гойла-старшего, на котором и так уже висела супруга. Вывалились мы из агрегата довольно помятыми. У выхода, прямо перед нашими лицами парило прозрачное объявление, начертанное весьма коряво, написавший его явно катался во взбесившемся лифте неоднократно. Оно гласило: «Приносим свои извинения за доставленные неудобства! Это не техническая неисправность, а умышленное сокрытие местонахождения Зала Торжеств в целях общественной безопасности».

— Ну, конечно! Скорее лифты просто позабыли маршруты, это помещение лет триста не использовали… — мистер Гойл тихо возмущался, пошатывался, но уверено вел меня и жену к боковой комнате у главного входа. Драко с теткой остались приветствовать гостей, то есть приветствовал Драко, а Белла изредка фыркала и обреченно кивала.

В комнате, прислонившись к подоконнику несуществующего окна — мы все же находились под землей — со сложенными на груди руками нас ждал Люциус. Он резко выпрямился, когда заметил вошедших, но как только Гойлы ушли, пообещав вернуться за нами к началу торжества, снова принял трагичную позу. На мужчине был надет серебристый фрак, но настроение у него оказалось мрачнее просто некуда.

— Сегодня самый страшный день в моей жизни, — надо же, заговорил первым и даже пальчиком не поманил.

— И в моей, — хоть что-то общее.

— Не выдумывай! То, что этот день для тебя вообще наступил — редкая удача. Хм… — он окинул меня изучающим взглядом. — Ты снова в истерике билась?! Потому такая помятая? Глупо, очень глупо, хоть тебе и свойственно, — а сам он, что, на метле сюда спустился? Или его персону лифт тревожить побоялся?

«Эх, высказать бы ему всё! Правда, зачем? Слова хотят выплеснуться, но от них ни пользы, ни удовольствия… Люциус и Драко — совсем не то, что Гарри и Рон!» — я в который раз сдержалась.

— Молчишь?

— Молчу.

— С днем рождения.

Я уставилась на него, ожидая дальнейшего развития событий, вроде какого-нибудь проклятия в роли подарка, но ничего не происходило.

— Мне что-то не хочется благодарить за поздравление, — истинная правда. Я как чувствовала, что этого человека лучше вообще никогда не благодарить — себе дороже.

Он вздохнул и подошел ко мне поближе.

— У меня уже все есть, Гермиона, а благодарность — вещь бесполезная. Но вот сюрприз будет, — я насупилась, все еще опасаясь подвоха. — Послал приглашение Уизли, может, откликнется кто?

В душе я ликовала и готова была расцеловать Люциуса, наплевав на его ко мне отношение, но как не выказать свои чувства?

— Всем? Они в списке приглашенных?! — мышцы лица меня выдали, непроизвольно растянувшись в широчайшую улыбку.

— В списке. Только не жди Поттера, у него фамилия неподходящая, — Люциус, странное дело, тоже был доволен и ухмылялся.

— Им здесь не грозит опасность?

— Я четко выразил в письме свою позицию. Да здесь тысяча людей и столько же охраны, кому они нужны? А если вдруг и понадобятся, то легче просто сходить к ним домой! Рассуждай здраво — это полезно.

Три недели назад примерно так я уже рассудила, и чем все закончилось? Правильно — катастрофой. Но, все равно, я была уверена, что друзья переступят свою гордость и придут хотя бы на минутку кивнуть мне издалека. Как была бы я счастлива! Как же хотела увидеть Молли, Джорджа, Джинни! Понятное дело, встретить в тот день Рона было бы ужасно, но вот остальных! Может, я была эгоисткой? Только сейчас в голове созрел столь простой вопрос… Или все же догадка?

Далее свадебный круговорот завертелся с бешеной скоростью. Вернулись Гойлы и провели нас в зал. Мы торжественно, под руку, вышли к цветущей арке в центре. Возле неё нас ожидал министерский работник — карлик в смешном котелке и каком-то традиционном наряде. Он уколол наши пальцы чем-то вроде маленького веретена и выдавил по капле крови в страшную на вид, обожженную деревянную чашу, из которой пришлось глотать препротивнейшую воду. Так состоялся кровный обмен — очень простой и не столь притягательный, как его название. После него были танцы, обед и поздравления. Последние выдержать было труднее, чем пять танцев с Люциусом, вальс с Драко и гримсток с пятью неизвестными.

Мне все улыбались и говорили полную чушь, а супругу жали руку и, зачастую, сочувственно хлопали по плечу. Хлопали именно Пожиратели, собравшиеся в настолько полном своем составе, что стала очевидна первая причина нашего поражения — их было очень, очень много! Не только лишь ближайший круг Лорда соглашался с его идеями и носил метки. Сотням людей просто было позволено находиться в тени и ждать звездного часа своего правителя, а после уже выступить вторым фронтом и обеспечить полноценное признание власти Волдеморта. Причем, это были люди самых разных слоев общества, начиная от мадам Малкин и заканчивая отцом когтевранца Майкла Корнера, члена Визенгамота. Все они носили на одежде нашивки, такие же, как и на инаугурации в Колизее.

Несколько мужчин даже обняли моего мужа — нелицемерно и крепко. Четко помню, что среди них были Эйвери и министр. Я была поражена до глубины души, осознав, что и по эту сторону дружат, общаются, строят планы, сочувствуют и радуются. Большинство, конечно, преступники, темные маги, в массе своей плохие и спесивые люди со сбившимися, по моему мнению, жизненными ориентирами, но люди же… Любопытно, клялись они друг другу в вечной верности, сидя на факультетских кроватях в своих спальнях долгими зимними вечерами и поедая ванильные тянучки? Помогали отстающим по Зельеварению и Чарам, как я — Рону и Гарри? Надеялись ли уже тогда использовать волшебство в преступных интересах? Хотя редкий человек признает свои интересы преступными — у каждого своя правда.

Единственным светлым моментом в трехчасовой процедуре поздравлений и вручения подарков, которые было разрешено вручать только проверенным личностям во избежание недоразумений в виде проклятий и порч, стала Флер. Девушка была немного испуганна, зажата и долго не решалась подойти ближе, пока Драко лично не провел её ко мне сквозь толпу и даже смог, извинившись перед очередным гостем, увести нас в сторону колонны, где и оставил наедине.

— Герми, дорогая, я думаю поздравлять тебя не с чем, но, как я посмотрю, все не так плохо… Правда?

Я не позволила себе вывалить на беременную женщину свой страх и постаралась улыбнуться как можно искренней.

— Конечно, мне подарили четыре самозаполняющиеся водой вазы и пять учебников по генеалогии чистокровных! — Флер прыснула и прикрыла ротик рукой. — А как ты себя чувствуешь, с малышом все в порядке?

— Да, все хорошо, только обстановка в доме, сама понимаешь… Мы с Биллом планируем переехать на съемную квартиру, поближе к работе.

Мы еще несколько минут поговорили о том, о сем, избегая главного, но дольше оттягивать момент было невозможно — Люциус плохо справлялся с потоком жаждущих выказать свое почтение и уже дважды оглянулся на меня.

— Ты одна пришла, Флер? — девушка принялась расправлять несуществующие складки на своем простом платье небесно-голубого цвета.

— Одна. Муж работает, а остальным очень паршиво, Герми, они не могут тебя видеть… с ним. Молли хотела пойти, но Гарри и Артур не отпускали и меня, не то что свекровь. Не сердись на них, пожалуйста.

— Как же ты решилась?

— Билл настоял. Сказал, что раз уж Малфой так много слов потратил на приглашение, то, скорее всего, это ты его допекла. Все назвали предположение дурацким, но я вот захотела на твою свадьбу…

— А что он написал?

— Что-то про нелогичность убийства на его бракосочетании, будто на чьем-либо еще оно логично! Ну, про твою неуравновешенность и непостижимое для него желание видеть нас, про безопасность и запрет подарков, еще парочку оскорблений и все, вроде. Но я письмо только мельком видела. А что?

— Про мой день рождения не упомянул?

Флер отрицательно мотнула головой и прошептала:

— Да что же это, Гермиона, прости меня, я не вспомнила… И не сказал ведь никто… Ой, прости еще раз! — кто-кто, а Флер просто не знала про него, да и не обязана была знать. Я не была её подругой и не отмечала его с ней семь лет подряд, как с некоторыми!

— Не волнуйся, прошу, не волнуйся! Тебе вредно… — мы обе были готовы разреветься. Девушка поняла, что я сейчас чувствую, всем сердцем поняла. Её нежное личико вытянулось, а золотистые волосы, казалось, потускнели.

— Миссис Уизли, леди Малфой — улыбочку! — машинально мы повернулись к фотографу и вымучено улыбнулись. Ох, и влетело Флер дома за такое фото!

Опираясь на свою трость, к нам подошел уставший Люциус. На его ухоженном лице блестели капельки пота.

— Будем заканчивать.

Конопатый фотограф заволновался:

— А семейное фото? Семейное фото обязательно! Я мигом всех соберу! — и умчался вглубь зала.

«Кого это — всех? Вот же Драко, рядом стоит!» — подумала я.

Тем временем Люциус обратился к Флер, надменно смотря на неё сверху вниз:

— Что же так, миссис Уизли, где же ваша многочисленная родня? Стесняется?

— Не ваше дело, мистер Малфой!

— Вы, как и они, манеры растеряли? Жаль, Шармбатон обычно уделяет воспитанию немало внимания…

— Люциус, хватит.

— Правильно говорить «довольно», моя дорогая супруга, — ему явно надоело все происходящее, и язвительность рвалась наружу.

После скомканного прощания с Флер и моих ей благодарностей за смелость и честность, я отчетливо поняла, что в качестве подарка Малфой умышленно преподнес мне не сюрприз, а тяжелый урок. Друзья жалели себя больше, чем меня. Их благородные сердца не выдержали унижения моей свадьбой. Гриффиндорцы… Обидно стало до чертиков!

«Да пошли они все! Переживу как-нибудь…» — во мне неожиданно заговорил внутренний голос, правоту которого докажет время.

Семейное фото вышло беспредельно абсурдным. На нем на века оказались запечатленными четыре раздраженных особы: Люциус, я, Драко и Беллатрикс.

Я стояла перед огромной кованой дверью Малфой-мэнора, высотой больше напоминающей ворота, и не могла оторвать глаз от выбитых на ней слов и затейливых узоров. Тысячи букв причудливо сплетались на этой поверхности в сотни и сотни имен, предоставляя возможность любознательному взгляду отследить родню Малфоев вплоть до Пруэттов! Имена ну очень далеких предков выглядели затертыми и тусклыми, к тому же на них нахально норовили «залезть» имена непрямых родичей. Всем своим видом старинные надписи напоминали современнику, что и он когда-нибудь вот так потускнеет на этой двери, что ничто не вечно на земле, а тем более память, которая с легкостью затеряется среди наследников спустя всего несколько столетий после его, казалось бы, такой яркой и запоминающейся жизни.

Имена поновее блестели интенсивнее, но не все из них. Надпись «Нарцисса Малфой» почти не выделялась на фоне металла. К моему удивлению, рядом с ней малюсенькими буквами были вычеканены имена двух её сестер: Беллатрикс и Андромеды. Имя последней явно пытались вывести — буквы выглядели щербатыми и напоминали пористый шоколад. Наверное, магия в деле собственного уничтожения не помогла, и как последний аргумент кто-то использовал кислоту.

Самыми яркими именами, своим блеском напоминающие серебро, здесь являлись два имени — Люциус и Драко Малфой. Все записи на двери были не связаны родственными линиями и отец с сыном в гордом одиночестве, на уровне моих глаз, давали понять всем, кто сейчас главный. Но не просто удивление, а настоящее смятение я испытала, заметив и свое имя слева от имени Люциуса — Гермиона Малфой. Буквы были очень тонкими, но не мелкими и сияли холодным синим светом.

Сразу в голове вырисовалась картинка — кто-то из моих возможных будущих потомков стоит у входа и тщательно стирает мое имя, как позорящее знатную фамилию, а буквы шипят и плавятся, шипят и плавятся… Брррр!

Но все эти размышления продлились всего минуту, и я услышала шаркающие шаги у себя за спиной. Люциус слегка подвернул ногу, неудачно приземлившись у ворот Малфой-мэнора, и немного отстал. Я же рванула вперед, не желая смиренно шагать рядом. Только вот войти, особенно после прочтения приветствующей эпистолы, чтоб её, я страшилась. Рука все никак не желала тянуться к громадной висячей ручке, оплетенной тремя чугунными змейками. Казалось, стоит только до нее дотронуться, и выхода я уже никогда не найду.

Немного покряхтев, Люциус все же взобрался по высокой лестнице и встал возле меня.

— Смею надеяться, что ты вспомнила о правилах приличия для замужних женщин и ждешь меня! Раз уж идти рядом гордость не позволяет… — про гордость он подметил очень точно.

В ответ я выпалила ему самое потаенное, что было во мне на тот момент:

— Я боюсь!

Брови мужа взлетели вверх, он наклонился и пристально посмотрел мне в глаза.

— Двери?!

«Вот идиота кусок!» — с этой мыслью я и ворвалась в дом. Хотя какой там дом, это был настоящий замок, что внутри, что снаружи. Я с разбегу окунулась в такое богатство и роскошь, какие и представить себе не могла.

Центральный зал — его сердце — был выдержан в строгом английском стиле. Но эту строгость разбавляли собой витражные окна, выполненные явно не из обычного стекла, а драгоценных и полудрагоценных камней, огромный камин почти до потолка из аббатского мрамора, добываемого в горах Шотландии — этот камень не позволял золе пачкать одежды перемещающихся с его помощью. Широкая лестница, неделимая в своем начале, раздваивалась в две стороны у второго этажа. Резьба по ней восхищала своей замысловатостью. Темные дубовые панели на стенах, такие же стропила на потолке и паркет на полу, огромная кристальная люстра, блики от которой играли на всех поверхностях, мебель на гнутых ножках, оббитая гобеленовыми тканями золотых и зеленых оттенков, мягкие толстые ковры — все говорило о старине и больших деньгах.

Сюда, сквозь изумрудные двухслойные шторы с ламбрекенами, свету пробиться было сложно. Но вечный полумрак, перемежаемый разноцветными отблесками оконных стекол, навевал спокойствие и ощущение постоянства. Трудно было не заметить и высокие книжные шкафы, заполнившие собой всю стену напротив камина, а это ведь даже не библиотека!

Пока я разглядывала интерьер своего нового дома, Люциус успел уже два раза отчитать домовика, понуро склонившегося перед ним. Первый раз за то, что тот не встретил новую хозяйку, а второй — что не встречает её сейчас, а стоит перед ним, как истукан. Мило, а главное в духе Малфоев. Испуганное существо, наконец, дождалось паузы в гневной отповеди хозяина и материализовалось передо мной. Я чуть не рассмеялась — домовик был во фраке: сильно потрепанном, с оторванным сзади лоскутом от полы, лацканами в дырочку, но зато с ослепительной белой манишкой на груди!

— Мадам желает чего-нибудь? Мадам сердится? Мадам поколотит Кисси? Или, может, мадам выпьет молока? Ну не может же мадам ничего не хотеть?!

Кисси выглядела так жалостно, что я судорожно принялась решать, а что мне, собственно, нужно?

— Принеси бокал виски, пожалуйста.

Люциус как раз в тот самый момент пытался грациозно присесть на софу, но, услышав, что именно я пожелала выпить, чуть не промахнулся мимо и громко возмутился:

— До беспамятства хочешь напиться? Шампанское не дало желаемого эффекта? Вообразила, что я позволю?

Ну да, да, да! Я хотела напиться перед брачной ночью! Кто-то меня осудит? Надеяться на то, что муж её отменит или отложит в связи с обоюдной антипатией, было бы слишком наивно. Я уже не единожды замечала его плотоядный взгляд на некоторых частях своего туловища. Жизнь продолжается, и естественные желания еще никто не отменял. Иллюзий на этот счет у меня не было.

— Кисси, мы с леди Малфой будем кофе, а после проводишь её в спальню и поможешь управиться с туалетом, тут больше сотни крючков… — протянул Люциус. Пересчитал он их, что ли?!

* * *

Брачная ночь состоялась, муж остался весьма доволен, я осталась живой и невредимой. Почти — Люциус был моим первым и единственным мужчиной. Он даже умудрился весьма умело ласкать мое тело, а когда откинулся на свою сторону кровати, улыбался как чеширский кот. Живой мужчина все-таки, а не только фамилия! Мысли, крутившиеся в моей голове в процессе интимной близости, интимными назвать было сложно. Что-то наподобие: «Ну почему не Рон?», «Да сколько же он будет так двигаться?», «Довольно приятно, но как же спать хочется…»

Люциус заснул сразу, а я крутилась на мягкой кровати, словно на разогретой сковородке, почти до утра. Главным отвлекающим меня ото сна фактором послужила тяжеленная рука мужа, которой необычайно полюбилось возлежать на моей груди! И всё бы ничего, и с чужой конечностью на теле можно спать, но вот метка… Она находилась именно на том предплечье, и пришлось мне скидывать её с себя полночи, с ужасом вглядываясь в слегка подрагивающую в лунном свете, будто живую змею.

«Нужно будет попроситься на ту сторону кровати…» — вот, уже в первую ночь в Малфой-мэноре меня начали одолевать весьма приземленные бытовые вопросы. Никаких геройств и спасения мира!

Стоит подметить, что раздельных спален предусмотрено не было, и все мои представления о ночном стуке мужа в покои жены и робком разрешении войти были безжалостно разрушены. Но сокрушалась я, конечно, не о робком стуке, а о невозможности почитать увлекательную книжку до рассвета, всплакнуть под одеялом, да и просто слопать что-нибудь вкусное. Ну а вдруг мне бы захотелось покушать? Мало ли.

Проснуться утром, понятное дело, оказалось весьма затруднительно. Где-то на задворках сознания я понимала, что это Люциус бодро теребит меня за плечи и что-то говорит о завтраке, но в ответ я только промычала клятвенное обещание вот-вот спуститься, выполнить которое не смогла. В следующий раз меня теребил кто-то другой и гораздо сильнее. Открыв один глаз, я увидела дрожащую Кисси.

— Чего ты дрожишь?

— Мадам нужно вставать, её все ждут!

— Кто — все? Зачем?

— Хозяева! Час уже в столовой ждут…

Ого! Я, разумеется, чувствовала себя распоследней жертвой обстоятельств, но мои мозги собой жертвовать не собирались и работали исправно. Первый завтрак вместе и опоздание на целый час! Позволять себе такое было нельзя. Я заставила Кисси использовать магию и одеть меня по-быстрому, благо, платяной шкаф оказался забитым новенькими платьями, хоть и исключительно черных расцветок — чувствовалась рука Алексии.

В длинное и светлое помещение столовой я ворвалась ураганом. Драко посапывал, положив подбородок на край стола и закрыв глаза, Люциус читал «Пророка», правда, газета была перевернута вверх тормашками, видимо, он её схватил, как только я открыла дверь. Несколько еще не знакомых мне домовиков собирали со стола фарфоровые супницы, явно собираясь в очередной раз их подогреть.

Драко с сожалением оторвал челюсть от поверхности, а Люциус попытался незаметно перевернуть газету, но я скорчила презрительную мину, дав понять, что незаметно сделать это у него не получилось.

Муж в долгу не остался и «оценил» мой наряд:

— По кому траур? Или, вернее спросить, по «чему»?

Я не сразу поняла, что он имеет в виду. Мне помог Драко, покрасневший до цвета спелого помидора и вжавшийся в стул так, словно то было его последнее убежище. Зардевшийся хорек? За одно это я простила Люциусу его скабрезный намек и уселась за стол.

Завтрак прошел вполне себе обычно. Обсудили погоду, без неё никак, свадебные подарки, статьи в газете о нашей свадьбе, хотя иных там вовсе не было, и уже в самом конце трапезы мне намекнули, что опаздывать на приемы пищи недостойно моего положения. Это была специфика рода, как любит говорить Драко. Малфои могли презирать, не принимать, не любить и что там еще, но вот начать махать ложками без меня? Да что вы, лучше умереть голодной смертью!

Когда все разошлись по делам, я вышла на аккуратно подстриженный газон с клумбами из желтых астр. Окинула взглядом величественный замок, прилегающий к нему сад, исполинский фамильный склеп и поняла каким-то шестым чувством — другого дома у меня никогда уже не будет и придется приложить много усилий, чтобы стать в нем хозяйкой, а не пленницей.

Пройдет около четырех лет, и в такой же солнечный сентябрьский день я расскажу Люциусу об этом своем решении и совсем не удивлюсь, когда в ответ услышу, что и его тогда посетили схожие мысли — что не будет у него уже другой жены, и что его будущим детям нужны будут отец и мать, а не два противника под одной крышей, да и вражда между нами была бы слишком опасным сумасбродством. Взращивать предателя своими руками? Нет, он не настолько глуп, он хитер.

Поверили? Ха! Если про взращивание предателя у него вышло более менее правдоподобно, то остальное — чистая ложь. Но она меня растрогала, на тот момент муж мне если и врал, то из благих, насколько это возможно у Малфоев, побуждений. Да и год выдался страшно тяжелым, не до обид тогда было. Мне даже захотелось обнять его, что я и сделала, обхватив его шею и чмокнув куда-то в район затылка. Редкая нежность в моем исполнении. Он оценил и запомнил. Я знаю.

Но, все же, в тот день мы действительно решили что-то важное. Например, попытаться не убить друг-друга и как-нибудь, но ужиться. Других вариантов все равно не предполагалось! Ну вот, теперь и я лгу. Один вариант еще подвернется, но… Сами понимаете, если есть "но", то ничего хорошего за ним не следует.

Само собой, решить легче, чем сделать. Эту аксиому мы еще не раз подтвердим собственным примером, но попробовать стоило.

* * *

— Люциус! — я старалась шипеть громко. — Ну, проснись, Люциус! — к сожалению, издаваемые мной тихие звуки не могли заглушить совсем не тихие раскаты, издаваемые лежащим рядом телом, и я решила гаркнуть мужу прямо в ухо:

— Вставай!

О, другое дело! Супруг подскочил на кровати фута на два, с ошалевшим видом принялся нащупывать на прикроватной тумбочке палочку, одновременно пытаясь принять грозную позу и запугать предполагаемого противника. Черные пижамные брюки выглядели на фоне голого торса стильно, а не устрашающе, но не помешали продемонстрировать отменную реакцию.

Протерев глаза, он уставился на меня, как на привидение, имя которого хотел вспомнить, но не мог. Призраков в замке хватало, кстати.

— Нападение? Пожар? Тебе плохо? — вот это да, я стою на третьем месте после пожара и нападения! Почти полгода совместной жизни не прошли даром. Хотя, не стоит иронизировать — то, что я в принципе смогла затесаться в этот список — уже большая удача.

— Да! Я уже пять месяцев себя плохо чувствую! По ночам!

Люциус неожиданно смутился и обиженно забормотал что-то о запоздалой жалобе. Я поняла, что именно ляпнула, но ответно смущаться не собиралась.

— Гм… Я не о том. Ты храпишь, и твоя рука! — с храпом я бы справилась, верни они палочку, но пока мне не доверяли.

— Какая рука?

— Значит, про храп тебе известно?! А рука любая! На какую сторону кровати я не лягу, ты все равно её на меня кладешь! Она фунтов шесть весит, если не больше!

Несмотря на позднюю ночь или, точнее, раннее утро, я не успокаивалась еще минут пять, эмоционально описывая и даже копируя его гортанные переливы, надоевшую мне смену спального места с левой стороны на правую и обратно. И вообще, он скидывает с себя одеяло, но не на пол, а на меня! Оно ведь пуховое, и мне под ним жарко, поскольку камин топят круглосуточно! Я еще погрозила скидывать свою половину на него, и тогда он уж точно не будет так заливисто храпеть и помучается с моё!

В самой начале моей речи он ничего не понимал, потом уголки его рта стали подрагивать, где-то на середине истории, когда я гнула свою линию о жарком покрывале, он уже вовсю улыбался, а в конце, где я им угрожала — захохотал. Этот смех я не забуду. Он заливался от всей души, держался за живот и чуть не рыдал, а когда попытался встать и подойти ко мне, то плашмя свалился на кровать, не переставая смеяться так громко, что дрожали оконные стекла. Иногда ему удавалось вклинить в свой дикий хохот всхлипы наподобие слов, которые, по-видимому, должны были пояснить мне причину такой его реакции.

— Гр-р-р-ейнджер… Мне? Малфою?! Не храпеть? Обе руки мешают? Мои! А-а-а… Не могу-у-у! Я все-таки не зря дожил… Ой, Гермиона-а-а… Ну ты даешь! Воды…

Ход его мыслей дошел и до меня. Я кусала губы в надежде не впасть в подобную истерику, но тщетно. Спустя минуту я стояла на коленях перед кроватью, точно так же держалась за живот и гоготала как ненормальная. Люциус, потянувшись за стаканом, на кровати тоже не удержался и вот мы уже стоим друг перед другом на четвереньках и плачем от смеха. Моя кремовая ночная сорочка со шнуровкой сползла с плеч, шелковая лента под грудью развязалась, волосы взъерошились, но вид супруга был не лучше — мы напоминали двух умалишенных соседей по палате.

В этот, прям сакральный момент, двери распахнулись, и в спальню ввалился Драко. Вид у него был перепуганный донельзя. Неужели подумал, что кто-то заявился нас убить смешливым заклятием? Или щекоткой? Но Малфой-младший всегда сначала спасал, а от чего именно, соображал уже позже.

Я сочла своим долгом объяснить ему, что происходит, а не учить стучать, прежде чем войти в спальню взрослых. Такими же всхлипами, как и его отец, я выдала:

— Я! Ему! Про храп! Гы-гы-гы! Ну, понимаешь..? Ой, и две руки на меня! Его руки, его! Малфоя-я-я..! Укрыть, чтоб вспотел..! Напугаала-а-а… Ой, мамочка…

Драко широко открыл рот и смотрел на корчащиеся фигуры на полу с таким изумлением, словно мы не просто смеялись, а смеялись на парселтанге!

— Да ну вас! Спать только не даете приличным людям… — с тем он нас и покинул.

Еще через минуту мы выдохлись, но остались лежать на полу плечом к плечу, философски всматриваясь в ничем не примечательный каменный потолок.

— Я постараюсь не храпеть и одеяло на тебя не перекидывать, честно, — Люциус все еще улыбался.

— А руки?

— Ну, отрезать их я не могу пообещать! — повернулся ко мне лицом, сощурился и добавил: — А ты долго терпела?

— С первой ночи… — муж снова начал хихикать, а я присоединилась.

Сблизил нас этот момент, не то что бы сильно, но когда мы вот так высмеяли абсурдность нашей совместной жизни, стало легче. Я начала встревать в его дела чуть смелее, он начал мне изредка улыбаться и почти перестал оскорблять, что немаловажно. Уставал супруг от постоянного напряжения, одинакового поведения, да и возраст сказывался, что поделать. Даже самым ужасным магам хочется иногда расслабиться и позволить жене завязать галстук, не опасаясь, что она им его задушит! Разумеется, до такого было еще далеко, но ночка все равно выдалась запоминающаяся…

* * *

Прошедшие пять месяцев со дня свадьбы ничем особенным не выделились, то есть, все было необычным, новым, сложным и непонятным, но тут уж ничего не попишешь. Первую неделю я ожидала чего-то грандиозного, способного повернуть все вспять или, наоборот, приблизить момент моей свободы. Сама я к ней не стремилась. Множество факторов — от потери родителей до потери собственной жизни — надежно усмиряли мой пыл с того самого памятного дня в Риме. Но вот знаков от друзей я ждала: тайной записки, устного послания от какого-нибудь портрета или чего-то в таком духе. Едва ли они бы нашли практическое применение, знаки, а не друзья, но хотелось ощущать себя частью того мира, а не этого — скрытого за высокой, увитой виноградом изгородью Малфой-мэнора.

Дождалась я только Сычика, которого обнаружила мирно спящим на жердочке, когда в очередной раз пришла проверить почту. Совятня у Малфоев располагается не в самом доме, а в отдельной башенке у черного входа и своей формой напоминает высоченный маяк. Бегать туда сто раз на дню — занятие не из легких! Сова принесла маленький конвертик с длинными и запутанными извинениями. Уизли, и Гарри в их числе, сожалели, что не поздравили меня с девятнадцатилетием и обещали при первой же встрече преподнести подарок и загладить свою вину. Тон письма, несмотря на его содержание, был суховат. Видимо, оттого, что писался Артуром под диктовку всей толпы. А несколько теплых слов от каждого? Опасались, что еще кто-то прочтет об их забывчивости? Воистину, важнее новости для Люциуса и придумать сложно! Может, шифр? Исчезающие чернила? Магия? Ничего скрытого в бумаге я не обнаружила и в сердцах даже топнула ногой от досады. Лучше бы ничего не слали!

На этом неделя моих душевных мук закончилась, и я позволила себе окунуться в повседневность. Ничего другого мне не оставалось, так как ни к чему тайному, важному и интересному я еще целый год допущена не буду.

Дни шли за днями, ночи за ночами. Стараниями Люциуса последние были весьма насыщенными и не такими уж плохими, как можно было подумать, учитывая весьма щекотливые обстоятельства. Вот только очень неприятным открытием для меня стала невозможность использования противозачаточного заклинания. Когда я его применила в первый и последний раз, то просто потеряла сознание от дикой боли. Показалось, что кто-то взорвал мое тело и разметал его кусочки по округе! Провалявшись на холодном полу ванной несколько незабываемых минут, я зареклась шутить с рунным кольцом до конца дней своих! Жалко только, что потребовать от него того же было нельзя…

В конце второй недели я сделала еще одно открытие — за домом нужно следить, за его обитателями нужно следить, за его слугами тоже нужно следить! О таких простых законах домовладения мне поведал за ужином Люциус, после чего торжественно вручил тяжеленную связку ключей от всех дверей в замке, которые по тем или иным причинам не поддавались Алохоморе или были заперты личной магией хозяина помещения. После восхитительного вишневого десерта Драко похлопал меня по плечу и, театрально смахивая несуществующую слезу, пожелал не разнести его родовое имение в пух и прах. Помню, я еще долго возмущалась ему вслед! Зря.

Последующие месяцы прошли под лозунгом: «Мерлин всемогущий, неужели я должна это делать?» Прежде домом и его проблемами занималась Нарцисса, но после её смерти довелось всем верховодить Мавридию — самому главному и самому старому домовику семьи. Он с видимым удовольствием передал эстафету мне и с не меньшим удовольствием, а, скорее, почти радостно, скончался от старости ровно через три дня, верой и правдой послужив роду Малфоев около трехсот лет. Неприметная табличка с его именем украсила собой заднюю стену фамильного склепа. Таких табличек на ней было немерено, и во мне, на долю секунды, промелькнула толика благоговения перед подобной историей рода.

Понятно, что по причине своего отбытия в мир иной инструкций он успел оставить немного, а, точнее, не оставил вовсе. И пришлось мне носиться по дому с утра и до поздней ночи, кидаясь направо и налево указаниями, к тому же, не всегда ценными. А мои указания всегда должны были быть ценными!

Садовые гномы обожали подрезать кусты роз до состояния кактуса, домовики умудрялись опровергать свою хваленую домовитость и зачастую заказывали готовые блюда, что позволяло им дольше заниматься любимым делом — беспрестанным натиранием паркета воском. Я не единожды совершала немыслимые кульбиты, поскальзываясь на полу, больше напоминающем каток! В общем-то, идея освобождения домовиков от гнета неразумных хозяев разонравилась мне сразу, как только я стала этой самой хозяйкой. Пусть и не во всех смыслах, но все-же.

Третий и второй этажи воевали между собой, то есть, не сами этажи, а призраки, оккупировавшие их примерно в конце XVIII и начале XIX веков, страстно желающие изжить друг дружку любыми путями. Это были две кудрявые сестры-близняшки двенадцати пожизненных лет отроду и их противный двоюродный внук, умерший уже в почтенном возрасте, но, так же как и дети, не своей смертью. Насколько я могла понять по картинной галерее замка, Малфои в своих постелях вообще не умирали. Так вот, с этой троицей нужно было постоянно разговаривать и убеждать каждого в отдельности, что они-то и есть самые благородные, умные и красивые, а вот противная сторона — просто кладезь ничтожества и глупости! Если убеждения не помогали, всю ночь по коридорам слышался детский смех, стук металлической трости, скрип половиц и злобный старческий хрип. В роли кульминации сего представления выступала настоящая ментальная потасовка всех трех духов!

Иногда первым не выдерживал Драко и разгонял нарушителей спокойствия обычным веником, хранившимся у его изголовья специально для таких целей. Как-то я даже прокралась в его комнату и изучила сей предмет, но так ничего странного в нем и не обнаружила, видимо, действовал не сам веник, а личность, им махавшая. Иногда с диким рыком в коридор выскакивал Люциус, но до использования хозяйственной метелки он не опускался, а орал что-то вроде: «Да как вы дерзаете тревожить мою почтенную особу?».

В общем, грустить было недосуг. Я еще должна была следить за почтой, управлять постоянным ремонтом чего-либо, вызывать мебельного эльфа для уничтожения вредных жучков в ней, составлять меню и стараться принимать гостей не злобно скалясь, а приветливо улыбаясь!

Посетителей было много. Не все из них состояли на службе у Волдеморта, скорее, наоборот. По их затравленным взглядам и осторожности, с которой они принимали из моих рук чай, дрожа всем телом, можно было легко понять, к какому лагерю они относились или относятся. Пожиратели, в основном, наносили сугубо личные визиты Люциусу, а те испуганные люди — Драко.

«Почему же он их в кабинете принимает, а не в Министерстве? Финансы у них так плохи, что ли?» — я была недалека от истины, плохой истины.

Меня же посещать было разрешено только Флер, и она частенько пользовалась такой возможностью. Я хорошо запомнила её последний визит ко мне. Она, как обычно, впорхнула в зал и кинулась обниматься, но полноценных объятий не вышло — слишком большой животик девушки стал преградой между нами.

— Я так рада, я так рада! Как ты тут осваиваешься? Есть изменения к лучшему? — мы не виделись две недели, какие изменения? Разве только у нас новый, гораздо более добросовестный поставщик мяса, но такие ли изменения имела в виду Флер? Я сомневалась.

— Да какие изменения, все по-старому… — тем более, что я еще ни разу после свадьбы не покинула пределы замка. Мне дали полугодичный испытательный срок, и если я буду себя хорошо вести, не убью ни себя, ни кого-либо еще, не попытаюсь сбежать или узнать секреты подземного этажа, куда мне хода тоже не было, то, возможно, получу обратно свободу перемещений.

— Совсем-совсем?

— Ах да, Алексия ждет ребенка! Я за неё так рада! Она прибавила в весе уже в первые два месяца, представляешь? Целых восемь фунтов!

Флер почему-то не вдохновилась, хотя по идее должна была, и протянула:

— Надо же… Целых восемь…

Мне стало как-то неуютно, и я предоставила ей возможность самой выбрать тему разговора. Ничего удивительного, что Флер принялась расписывать страдания своей семьи. Удивительно было то, что говорила она теперь явно не своими словами, и это та Флер, которая всегда имела собственное мнение! Минут двадцать я кивала и поддакивала, ловя себя на мысли, что такой скучный способ общения намного более интересен в обществе миссис Гойл. В роли спасителя, неожиданно для себя самого, выступил Люциус, вывалившийся из камина и прервавший описание ужина в семье Уизли, на котором Молли отказалась передать солонку мужу, мотивируя свой ужасный поступок моими мучениями, вызванными его глупостью. До сих пор не пойму — причем тут солонка? Или это я так незаметно черствела?

— Люциус! — моей радости не было предела, она просто переливалась через край.

Он даже инстинктивно сделал шаг назад, испугавшись, что я вот так запросто, при посторонних, кинусь ему на шею!

— Эээ… Что, Гермиона?

— Просто отлично, что ты не опоздал на обед!

— Да? — хорошо, что удивился он как-то тихо. Конечно, никакого совместного обеда не предполагалось. Супруг всегда обедает на работе, а в это время у него вообще совещание с заместителями. Он просто забыл ту коричневую папку, бумаги из которой просматривал вчера перед сном. Утром я хотела ему об этом сказать или послать вдогонку домовика, но позабыла.

— Да! У нас сегодня превосходное жаркое и суп из перепелов! — при этих словах Кисси побелела и вопросительно на меня уставилась. Да уж, хозяйка, забывающая собственноручно составленное меню, это сущее наказание!

Переводя взгляд с меня на гостью и обратно, Люциус то ли понял ситуацию, то ли вообще ничего не понял, но смилостивился и решил подыграть.

— Конечно, дорогая, — представляю, каких усилий ему стоила "дорогая". — А вы, миссис Уизли, составите нам компанию? У нас просто превосходная кухня!

Само собой, никто из Уизли, пусть в недавнем прошлом и Делакур, за один стол с убийцей и Пожирателем сесть не мог.

— Нет, спасибо, я уже собиралась уходить. Благодарю за приглашение.

— Я тебя провожу, секундочку только…

— Не стоит, Герми, я вижу выход и со своего места. Всего доброго.

Только тут до меня дошло, чтобы Флер не произносила, глупость — не её черта. Наверняка, девушка легко разгадала мою постыдную уловку. Но обидела я её не столько этим ухищрением или неуемной радостью при виде правой руки Волдеморта и возможного виновника смерти многих наших друзей, как своим явным безразличием к её словам.

«Как такое произошло?! Как я посмела?» — гадкие мысли, скажу я вам.

Менялась ли я, менялись ли люди вокруг, обстоятельства или просто не могло быть иначе? Без понятия, но в Малфой-мэноре мы больше не встречались.

Как только Флер, покачиваясь уточкой, скрылась из виду, Люциус заинтересовано спросил:

— На обед и вправду жаркое?

— Да нет же! Овсяный пудинг и куриный бульон! — Кисси, с прибитым видом стоявшая неподалеку, громко и с облегчением выдохнула.

Драко, перевесившись через перила второго этажа, на котором находился его новенький кабинет, воскликнул:

— Я люблю куриный бульон! Отец, пообедай дома, или ты спешишь?

— Да нет, можно и пообедать. Идешь, Гермиона? — Люциус говорил снисходительно и так же смотрел. Все он тогда понял, тот еще лис. Мерзко на душе стало, очень мерзко.

— Угу… — и я грустно поплелась в столовую.

Но этот зал жил! В полночь здесь оживали яркие фрески, кто-то невидимый листал книги и чихал, вдыхая бумажную пыль, лестницы двигались, а в зеркальном отражении узорчатых мраморных плиток на полу мелькали персонажи книг из сказочного яруса № 5: всевозможные ведьмы, вейлы, хранители болот, похитители сна и великое множество другой нечисти. Стоило только наступить ногой на отражение какой-нибудь русалки, доброго людоеда Римеля или еще кого, как те начинали с неистовством стучать изнутри, просясь наружу. Даже таким нереальным личностям нужна была свобода. Я посчитала тогда, что по этой причине ночью сюда и не захаживали домовики, пренебрегая своей прямой обязанностью — чисткой сотен полок от пыли, а возвращались к ней только с рассветом. Чуть ошиблась, бывает.

Я же ничего не боялась и, захватив с собой чайник какао и плед, удобно устраивалась на потертой замшевой софе. Сперва наперво я разливала напиток на двоих — вторая чашка предназначалась для чихающего книголюба. Разумеется, он не пил, но короткого «мерси» я удостаивалась каждый раз. Затем я принималась или читать, или мечтать, или просто с интересом наблюдать за происходящим. На то время я еще не разобралась с малфоевскими руками, одеялом и храпом, а уютный уголок у камина обеспечивал желаемый покой.

В одну такую прекрасную ночь мое отсутствие в супружеской постели было замечено. Об этом несложно было догадаться по гневным выкрикам Люциуса и Драко, топоту множества больших и маленьких ног, звукам открывающихся и с силой захлопывающихся дверей по всему замку. Думаю, мысленно они уже вовсю готовились защищать поместье, ворота которых, по идее, уже давно должны были открыться врагам. Я зажмурилась в ожидании словесной ругани со стороны домочадцев, которой все не было и не было, что странно, ведь простое поисковое заклинание просто обязано меня обнаружить здесь всего за пару секунд! Наконец, позолоченные высоченные створки библиотечных дверей с грохотом распахнулись, пропуская внутрь взбешенного мужа. На нем был надет небрежно затянутый бархатный халат синего цвета и все. Другие обязательные детали одежды, ну хоть бы тапочки, отсутствовали. Я с удовольствием позлорадствовала — так испугаться предательства мог лишь тот, кто знал, что заслуживает его всенепременно.

Но необычное поведение Люциуса меня заинтриговало — он не стал ничего говорить, не стал отчитывать или оскорблять, а просто уставился на меня с нескрываемым ужасом.

— Ты можешь заходить сюда ночью?! — не будь он настолько потрясен этим фактом, наверняка подобного вопроса я не дождалась, а была бы водворена обратно в спальню без лишних бесед.

— Могу… А что, и сюда нельзя?

— Нельзя? Нет-нет, но давай ты вернешься в кровать, и больше не будешь сюда приходить так поздно? Это опасно, правда. Ночью здесь поглощается любая магия и есть вероятность лишиться её на продолжительное время… — сколько объяснений в ответ на мой коротенький вопрос. Откуда взялась такая вежливость? И куда делось бешенство?

— Но вот же она, смотри как много ее вокруг! — мимо его носа со свистом пролетел огромный глобус древнего мира, подтверждая мои слова.

Люциус проводил предмет недобрым взглядом, но взял себя в руки и с подозрительно добродушным видом, плохо вяжущимся с моим «неправильным» поведением, подошел и сел рядом, с опаской глядя себе под ноги.

— Эта магия здесь застряла много сотен лет назад, Гермиона. Перед тем днем, когда помещение прокляли, да так и осталась. Впрочем, проклятие пошло нашей семье только на пользу, ты же заметила, что я тебя не сразу нашел? Это потому, что никакие заклятия внутрь не проникают, да и колдовать здесь невозможно. Великолепное убежище вышло, — он гордым взглядом окинул помещение, — всем на зависть…

— А чего ты вдруг так поразился, что я могу сюда входить?

— Эээ… Не все могут, то есть могут только Малфои и… ну понимаешь, тебя трудно причислить к нашей семье, да и вряд ли когда-нибудь твоя кровь в неё войдет…

Люциус начал что-то бубнить про чистокровность, а я хотела спать и была несказанно рада, что удалось избежать громогласной перепалки, поэтому коротко извинилась, не чувствуя ни малейшей вины, и первой предложила прекратить экскурсы в историю и пойти спать.

Уже по пути к выходу я засмотрелась на блестящую поверхность мраморного пола, и на одно ужасное мгновение мне показалось, что под ним мелькнуло знакомое лицо, перекошенное то ли от ярости, то ли от боли… На пальцах у человека вместо ногтей зияли кровавые дыры, вероятно, он тоже царапался изнутри, не в силах вынести заточения. Фигура уже растворилась, а я все не могла пошевелиться, от страха не ощущая ни ног, ни рук. Я не успела узнать её, но это точно был реальный и известный мне волшебник, а не вымышленный герой!

Муж дернул меня за локоть, но я все смотрела и смотрела на свое отражение, не в силах оторвать взгляд от того места.

«Да уж, действительно, проклятое …» — думала я и не подозревала, насколько права.

— Гермиона, очнись! Что там такое?!

— Судорога в ноге, замерзла, наверное. Холодно здесь, топить нужно лучше… — отговорки глупее и несуразней выдумать было нельзя.

— Прекрати, Гермиона, раз меня тобой наказали, учись приказывать, и топить будут столько, сколько захочешь! — Люциус взял меня за талию обеими руками и подтолкнул вперед. — Пошли спать, уже не поздно, а рано… — попросил он тихим измученным голосом. Украдкой оглянувшись на него, я с удивлением поняла, что супруг даже не заметил, как обнаружил предо мной самого себя, смертельно уставшего страшиться предательства жены из стана врагов и играть равнодушие без перерыва на жизнь…

Выйдя из библиотеки, я успела заметить Драко, поспешно удаляющегося по длинному и темному коридору, освещаемому двумя небольшими факелами. Перед самым поворотом к центральному залу он запустил руку в свои волосы каким-то очень злым и нервным жестом. Стоял у двери? Не мог войти? Или не хотел?

За неделю происшествие утратило свою яркость. Может, мне вообще все почудилось? Тем более, что наконец-то появилась первая возможность выбраться из Малфой-мэнора, пусть даже и за покупками, совершать которые я еще не любила. Спустя три дня, за завтраком, на котором я как обычно поедала тосты в очередном платье черного-пречерного цвета, успевшем мне полюбиться, Люциус с грохотом поставил на стол чашку кофе и злобно заговорил:

— Нет, ты точно уверена, что не в трауре?! — я явственно услышала, как Драко интенсивнее задвигал челюстью, видать надеялся дожевать все как можно скорее и покинуть вечно конфликтующую семейку, напоминающую ему, скорее, кошмар наяву, а не реальность.

— Вообще-то, не уверена! Ни капельки!

— Отец, я пойду, сегодня «Метлы и ступы Малфоев» сливаются с «Волшебной древесиной Орков», столько документации нужно подготовить… — последние, еле слышные слова донеслись уже из камина в гостиной.

— Не дерзи мне! Сколько ты еще будешь ходить вся в черном? Может, подарить вуаль? Вдруг кто-то не в курсе, как ужасна твоя жизнь с нами? Я же убийца и… как ты там меня вчера назвала? Кровопийца?! Смотри, Гермиона, а то клыки у меня имеются, просто пока я их не показывал, к счастью для тебя…

— У меня нет другой одежды, гардероб мне подбирала Алексия! А ты не смей орать на меня, мне надоело! Слышишь?! Надоело! Жизнь с тобой — ужас! — я вскочила и схватила вилку, по всей вероятности, разум заменил ей мою палочку.

— Лорд подарил тебе наше имя, а ты не можешь им даже воспользоваться, куда запропастился твой хваленый ум? Безмозглая староста Гриффиндора… — он почти рычал. — Чему, собственно, я удивляюсь?! Грязная кровь и отсутствие интеллекта — чудный коктейль мне достался, просто чуд…

— Не смей! Если бы не твой сын меня бы здесь не было! Ты старый! Ты противный! Ты же Малфой! — не осознав, что именно ляпнула про Драко, я повалилась обратно на стул и, положив голову на руки, зарыдала от безысходности. У меня больше не было сил терпеть его надругательств над собой. Следовало ему оплеуху отвесить, а не плакать, но это сейчас я такая умная! Тогда же победу одержала моя юность, прошедшая так быстро, словно пустяковая болезнь…

На минуту он замолк и как смог удержаться от убийства — не знаю. Но я точно была на волосок от смерти, она прошла рядом, я ощутила холод её дыхания на своих щеках и запомнила его на всю жизнь, чтобы узнать не единожды. Лицо мужа стало похоже на восковую маску, губы сжались, а изнутри вырвался стон. Люциус что-то преломил тогда в себе, и в сотый раз с чем-то смирился, подавив бешенство.

Кричать он вскоре продолжил, конечно, но смысл воплей сменил вектор, и я случайно обнаружила его маленькую слабость — нетерпимость к женским слезам. Вполне себе распространенная слабость — ничего особенного.

— Не реви! Ну не реви, кому говорю! Тебе просто не идет черный цвет… Ты сто раз могла себе заказать все, что душе угодно, а не только какие-то там платья! Моя фамилия — это деньги!

— Мне все ра-а-авно, что носи-и-ить! — рыдать уже не хотелось, ужас прошел, да и не такое случалось, но трепать нервы благоверному было приятно. Я многое испытала за время жизни в замке, многое слышала в свой адрес, билась в истерике от отчаяния и бессилия, унижалась и унижала, так почему бы не поплакать?! Разочек?

— Сегодня же купи что-нибудь у мадам Малкин, она не только мантиями торгует, у неё прекрасный дамский отдел!

Я невероятно обрадовалась и затараторила:

— Можно пойти одной, да? Драко ведь на работе, а тебе нужно идти! У тебя сегодня что-то важное, ты сам говорил, я помню! — лихорадочность, с которой я цеплялась за такую возможность, умилила бы любого, но не Люциуса.

— Одна?! С ума сошла? Ты же сразу к своим побежишь! Такого позора я не потерплю. Пойдешь со мной. И без возражений, их я тоже не потерплю! Но только попробуй сбежать… — угроза в его бархатном голосе была, и еще какая.

Трапезу мы продолжили молча.

* * *

«За каждым богатством кроется преступление. Я где-то такое читала. Но так ли это? Скорее всего, да, но может и нет. Раньше мне не нравилось ни богатство Малфоев, ни они сами. Сейчас я испытываю к Малфоям разные туманные чувства, но вот деньги, которые были чужими, а в настоящий момент в полном моем распоряжении? Какие чувства я испытываю к ним? Точно знаю только то, что мне не по душе моё к ним отношение, оно какое-то постороннее, и мне стыдно. Но я смотрю на все эти дорогие безделушки, шикарные наряды, присматриваюсь к статуе богини Деметры, на которую Уизли пришлось бы копить лет пятьдесят всей семьей и осознаю, что страсть к роскоши не просто грех, а мой грех, о наличии которого внутри себя я и не подозревала. Продолжать стыдиться? Или продолжать грешить?» — вот мой примерный внутренний диалог, который я вела с собою, покупая очередную пару туфель, отличающуюся от предыдущей наличием серебристого бантика на каблучке или двадцатые перчатки, на которых узор был выбит более тонкими линиями, чем на других. Я вообще раньше не носила перчаток, если не считать таковыми зимние варежки!

Люциус купил меня с потрохами. Я хорошо понимала, что это он сейчас покупатель, а я товар, но сердиться могла лишь на себя. Хотя нет, на себя я тоже сердиться не могла. Мне даже приятно было советоваться с ним, приобретая очередную дорогую вещь! И каждый раз он одобрял все, что бы я ни взяла в руки. Мы вместе обсуждали блеск сумочки из драконьей кожи, не слишком ли вульгарно она будет смотреться с моим кожаным плащом из тонкой кожи косули? Или может лучше вон та, она превосходно подошла бы к цвету моих глаза и его парадной мантии, ну той, что висит в шкафу третья с левого края!

В результате мы покупали две и под руку шли дальше, раскланиваясь со встречными знакомыми мужа и просто важными персонами. Я интересовалась у незнакомых людей здоровьем незнакомых мне детей, имена которых мне шептали на ухо секунд за десять до встречи. И я старалась! Старалась не страдать, изо всех сил!

Впереди замаячила приземистая фигура Корнера-старшего, тот, завидев нашу пару, чуть не в ноги бросился Люциусу, стараясь произвести благоприятное впечатление. После дежурного обмена любезностями обычно наставала моя очередь вступать в разговор и подводить его к логическому завершению.

— Мистер Корнер, как поживает Майкл? Не планирует жениться? Насколько я помню, в школе он был весьма популярным парнем!

— Уважаемая леди Малфой, я думаю, что у него все хорошо, но, к сожалению, точно мне это неизвестно… — Корнер помрачнел и Люциус поспешил распрощаться.

— Я что-то не то сказала? Что случилось с его сыном?

Муж ответил честно:

— Он один из главарей так называемого Большого Противостояния Света. Просто идиотское название, должен сказать, а мы что тогда — Чернота? Разводят мракобесие… Давай не будем о нем, хорошо?

И, о ужас! Я согласилась! Мне тоже не хотелось портить себе настроение и говорить «о нем». Я хотела купить самые красивые платья из тех, что ждали меня в магазине! Позор мне и порицание, но… Нет, лучше оставьте-ка при себе свое порицание, к черту его!

Войдя в салон мадам Малкин, первое, что я увидела — свое отражение в огромном зеркале напротив входа. И это отражение мне понравилось: ухоженные и блестящие волосы, ставшие такими благодаря редкой коллекции египетских масел, увесистые серьги с гранатовыми камнями и ожерелье им под стать из фамильной шкатулки Малфоев. Шикарное, пусть и черное платье с отделкой серебряной нитью меня не пугало даже своим довольно глубоким декольте, край которого был отстрочен тончайшим черным кружевом. Да что там, мне понравился даже Люциус, стоящий рядом — такой высокий и представительный, всеми уважаемый и холеный! Его движения были властными, но плавными, голос твердым, но красивым, а белая шевелюра уже не кричала мне об опасности, словно сигнальный маяк, как прежде. И теперь я точно знала, что не все морщинки на его лице от частого использования высокомерных гримас, есть еще и те, в уголках глаз, заметные только тогда, когда муж смеется. Думать о таких вещах старая Гермиона просто не могла, но вот новая…

Я залюбовалась нами, не осознавая, что во мне менялась совсем не внешность, а что-то гораздо более важное. Был ли тогда путь назад, к той, всем известной Грейнджер? Был, конечно был! Но вот выбрать его окажется непосильной задачей.

Первым делом я, не меряя, накупила всевозможных сарафанов из летящих тканей ярких бирюзовых, малиновых, красных и пастельных бежевых цветов. Ну кто знал, когда еще доведется сюда зайти, может до лета и не получилось бы! После хозяйка салона принялась выбирать для меня наряды более тяжелого кроя, явно отдавая предпочтение платьям с корсетами.

— Нет, такие мне не нужны! — я готова была плюнуть на свой статус замужней и представительной, начав топать ножками от возмущения.

— Ну что вы, они подчеркнут ваше высокое положение в обществе!

Да уж куда выше: жена, на которой муж не хотел жениться! Вот старая подлиза, лишь бы сказать что-то угодливое…

Хозяйка заведения, у которой я покупала свою самую первую в жизни мантию, была мне противна. Не только тем, что десятки лет тайно потакала темной стороне и не тем, что её сын Селвин — активный участник карательных отрядов Лорда, но и чем-то гадким внутри неё самой, что можно было разглядеть в её белесых глазах, только имея за плечами опыт Войны, пусть и проигранной. Проигранной не в последнюю очередь благодаря таким, как она. Женщина смотрела на меня, как на неприятную собственность приятного человека. Эх, знала бы она, какую роль я буду играть в свите Лорда спустя многие годы, заавадилась бы на месте!

— Люциус, ты где? — супруг сам снял с вешалки мужскую мантию стального цвета из новой коллекции и задумчиво вертел её в руках.

— Я тут, что такое? Не нравится ассортимент? Здесь за углом шьют на заказ, — мадам занервничала и неодобрительно поджала тонкие старческие губы.

— Нет, просто я не хочу носить корсеты!

— Не носи! У вас есть другие платья? — Люциус нахмурил брови, и хозяйка враз растеряла все своё недовольство, залепетав о широчайшем, на её взгляд, выборе, достойном таких именитых особ.

Я выбрала целую гору платьев в стиле героинь романов сестер Бронте, которые мама зачитывала мне вслух, не слушая возражений десятилетней дочери о несерьезности подобных произведений. Из легких тканей, с удобными рукавами-фонариками, присобранные под грудью, со свободным кроем низа, украшенные шелковыми лентами, с нежной вышивкой — мечта! Может я и выглядела в них до неприличия юной в сравнении с мужем, но мне ведь и было всего девятнадцать. С десяток более строгих и вычурных нарядов я тоже решила померить, прекрасно понимая, что на приемы только такие и носят. Хотелось еще и маггловские наряды прикупить где-нибудь, но испытывать терпение Люциуса столь жестким методом было страшно.

Пока мадам Малкин подгоняла по размеру отобранную одежду, её пухленькая верткая помощница носилась по салону с палочкой и тыкала в самые дорогие костюмы, которые незамедлительно появлялись в моей просторной кабинке, и стильный шик которых не мог оставить меня равнодушной. Иногда я выходила из примерочной по просьбе Люциуса и демонстрировала ему наряд. Получив похвалу, я вновь принималась переодеваться, перебрасываясь с мужем словами из-за стенки. Натягивая очередное платье, я услышала, как с ним кто-то коротко поздоровался. За этим приветствием ничего не последовало, и я решила, что встреча была мимолетной.

— Люциус!

— Что, милая? — я конечно хорошо время провела, но до «милой» мне было нереально далеко. Это, к слову, был первый из двух раз, когда он меня так назвал. — Что-нибудь застегнуть? — удивилась я такому предложению еще больше, чем «милой», но решила, что игра рассчитана на неприятную мне мадам — известную сплетницу, а сплетни о нашей с ним «счастливой» жизни в кругу Лорда только приветствовались.

Из вредности, ну зашкаливала моя неприязнь к владелице заведения, я решила подыграть супругу и разбередить и без того явную завистливость женщины. Многие вещи в этой жизни мы совершаем просто сдуру!

— Да-да, молния заела! Я так фасон оценить не могу, зайди!

— Молния? — представляю его изумление, с моим оно не могло сравниться, знаю точно! Но Люциус заглянул за ширму и быстро, почти не глядя, потянул замок, и не думавший застревать. Не та у платья была цена, чтобы на нем что-нибудь могло застрять!

Но тут в моей голове возник реальный, а не выдуманный вопрос и я снова крикнула:

— Люциус!

— Что, милая? — я хихикнула в кулак, это не замок заело, а супруга! Но вы поняли, что это был тот самый второй раз?

— Та стальная мантия, ты её берешь?

— А как думаешь, стоит? — впервые за полгода он со мной посоветовался, мадам наверно уже истлела от зависти к его деньгам и моим возможностям!

— Ну, она подойдет к твоим туфлям! — к каким именно, я не знала, но к каким-нибудь подошла бы точно. — И я хочу того же цвета платье, так что бери!

— Но у тебя к ней нет сумочки! Та, из драконьей кожи, слишком темная, а другие — слишком светлые!

— Ты не купишь мне сумочку?! — и как я ему потом объясню свое поведение, слова, явно не принадлежавшие Гермионе Грейнджер…

— Что ты такое говоришь, сейчас же купим! Покажи мне платье!

Я быстренько одела жутко изысканное, длинное, узкое и дорогущее платье стального оттенка, действительно мне приглянувшееся и шагнула из примерочной. Лучше бы я в ней и осталась. У меня ноги подкосились! В помещении, за спиной Люциуса стояли ошарашенные Молли и Артур Уизли.

За что мне такое наказание? Броситься объяснять свою «ошибку» и еще несколько лет не выходить из Малфой-мэнора? Они, конечно, скажут, что верят. Но поверю ли я им? Мы смотрели друг на друга, и я понимала, что с каждой прошедшей секундой мой виноватый вид трактовался ими именно так, как и задумывалось в самом начале представления, главным кукловодом в котором был, конечно, муж. Несмотря на декабрьский холод чета Уизли была одета в обычные мантии, и я тешила себя мыслью, что бледные они именно от него, а не моего «милого» общения с лордом Люциусом Малфоем.

Масла в огонь подлила хозяйка, взмыленная от длительного подсчета стоимости первой части моей покупки и трудов по её упаковке.

— Леди Малфой, вы уже приобрели 22 платья, 12 костюмов и 8 шляпок на сумму 18 тысяч галеонов, к сожалению, мы не сможем отправить её сразу, слишком велик объем, не обессудьте! Наши летучие собачки так стары…

— Эээ… ничего, я подожду. И те, что в примерочной, я тоже беру, заворачивайте. Мантию мужа не забудьте… — я не заботилась о платьях, просто сил продолжать переодевания не стало. По крайней мере, я себя в этом убеждала.

— Конечно-конечно, вы теперь мои самые драгоценные клиенты! — сухонькая старушенция с похвальной для её возраста скоростью метнулась в кабинку и сгребла еще кучу одежды.

Её громкая поставленная речь вывела из оцепенения Уизли, и Молли подошла ко мне поздороваться.

— Здравствуй Гермиона, мы… соскучились, а ты? — голос у женщины был хрипловат.

— Вы простыли? Нельзя же так легко одеваться, на улице пронизывающий ветер! — к нашей беседе внимательно прислушивался Люциус, подписывавший целую стопку чеков у кассы, по одному за каждую покупку.

В разговор вступил Артур. Он как-то неестественно сипло и очень-очень тихо сказал:

— Радуешься, небось, что удачно устроилась? А многим такого везения не хватило, Гермиона! Многих теперь даже найти не могут, они гниют где-то! А ты… с этим гадом шуры-муры крутишь по ночам?! Память коротка? Ты меня совсем не любила, ни капельки?

А шуры-муры — это то, о чем я подумала? Между мужем и женой они обычно всегда бывают …

— Прекрати, Артур, оно не такое уж и открытое, весьма симпатичное платье! — Люциус, настороженный негромким разговором, уже было собрался вытягивать палочку и сделать его слышимым для всех, но успокоился и продолжил ставить размашистую подпись на бумажках. Тем временем Молли несла какую-то чепуху и громко смеялась.

Я стояла полумертвая и чувствовала себя очень-очень грязной. Это ведь были Гарри и Рон. Они наверняка заранее подготовили свою вылазку, в случае если меня «выведут» на прогулку. Оборотное зелье, свои «глаза и уши» на улице, пара мантий для магов среднего возраста и все готово! Я же мечтала о таком, но не могла и представить, что все обернется яростью Рона и моим молчанием.

Я не отвечала, мне нечего было сказать. Ну а что? Сказать: «Да, мои дорогие, люблю Люциуса!» или «Да, мои дорогие, давайте планировать, как мы убьем Люциуса, а заодно моих маму и папу! У них там еще ребеночек намечался, давайте и его угробим? Или, может, лучше я попытаюсь убить Темного Лорда, пожертвовав собой? Это же так благородно!» Все эти варианты несбыточны, как и все, о чем я когда-либо думала до 31 мая 1998 года.

Молли, то есть Гарри, быстро вынул что-то из кармана и неуловимым движением, делая вид, что приобнимает меня за плечи, протянул записку, намереваясь вложить её мне в складку рукава. Но его руку резким выпадом перехватил Рон и пристально вгляделся в глаза товарища, точно внушал ему свои мысли.

— Ей она не нужна, уже не нужна. Понимаешь, друг? Она другая! — от такой исступленной убежденности в его голосе меня всю скрутило.

— Отпусти меня и говори тише! — Рон нехотя выпустил руку.

Гарри укоризненно, но не так зло, как Уизли, посмотрел на меня и громко сказал:

— До свидания, моя девочка, ты прекрасно выглядишь! — а шепотом добавил: — Быстро прочитай, мы уходим. Береги себя, Герми…

Я смотрела им вслед и не понимала, когда это я стала другой? И почему они уходят? И где я, собственно, нахожусь? Глаза застилал туман, по телу разлилась внезапная слабость. Я из последних сил ввалилась в примерочную и, отдышавшись, прочитала короткое послание.

«Тебе необходимо переговорить с профессором Снейпом! При первой же возможности! Важно! Гермиона, мы с тобой, держись. Гарри и Рон.»

Как только мой взгляд прошелся по последней букве, бумага сгорела и не оставила после себя даже пепла, только приятное тепло в ладони. И это она мне «уже не нужна»? Откуда тебе было знать, Рон, что мне нужно… Но ты знал.

Да, Рождество в семье Малфоев было семейным праздником только благодаря немалым, как я успела понять, усилиям Нарциссы. Теперь же, в самый разгар рождественского вечера, я сидела за одним из множества красиво сервированных столов в огромном бальном зале старика Эйвери и чувствовала себя маленькой, покинутой и никому не нужной. Своему приспешнику Лорд вернул все, что у того когда-либо изъяли или арестовали, не поскупившись и на новое имение, но на миг подумалось, что сладкое ощущение счастья Эйвери забрал именно у меня! Его морщинистое лицо было таким по-детски радостным, что я еле сдержалась от совета фотографу не фотографировать его персону в состоянии подобной эйфории, ведь после праздника он наверняка одумается, и такие колдографии ему по душе не придутся, как и тот, кто их сделал. Какой-никакой, но товарищ самого Темного Лорда, а, значит, не должен бегать с глупой миной между столиками и подливать шампанское гостям вместо домовиков, вдобавок ко всему еще и высунув кончик языка от старания! Старость и Азкабан сделали из него какого-то неправдоподобного Пожирателя. Хотя, может, и я скоро буду казаться уж слишком неправдоподобной Гермионой Грейнджер…

— Драко, мальчик мой, еще шампанского? — в ответ «мальчик» с набитым ртом замычал что-то отрицательное. — А вам, юная леди?

— Ик! — я хотела поблагодарить и отказаться, правда! Но шампанское в моем организме высказалось категорично против моей вежливости. Напиток мне нравился, но привыкла-то я больше к сливочному элю, или медовухе, или еще какому-нибудь напитку волшебного мира! Никогда бы не подумала, что приспешники Лорда и его идей чистоты во всем пили, в основном, дорогущие маггловские напитки. И с чего я взяла, что они их пить не должны? К счастью, икота в моем исполнении была истолкована верно, и хозяин помчался дальше.

Драко, совсем не аристократично развалившись на соседнем стуле, поедал ромовый пудинг. Перед пудингом был гусь с сухофруктами, перед ним сладкий картофель и маринованный салат, перед салатом… ну и так далее. Угрюмый Малфой-младший что-то усердно заедал. Грусть по матери? Дурное настроение? Присутствие «мачехи»? Лично мне кусок в горло не лез.

«Что это за Рождество такое? Больше на деловой прием похоже», — мысли лезли в голову, и я представляла себе, что же в этот момент делаются в Норе, сколько там шума, сколько запахов … Была там, само собой, и горечь, но все равно, плохое всегда отступало перед обезоруживающей неподдельностью всех Уизли, разве только Рона вспоминать было неприятно. Но фальшь вокруг душила сильнее, чем его злость.

Люциус стоял неподалеку и прямо с царственным видом объяснял что-то кучке маленьких магов в строгих вишневых мантиях. Те слушали его, подняв головы кверху и раскрыв рты. Тоже мне, общественный деятель… Я опять зевнула и покосилась на жующего соседа. Снова с ним о чем-нибудь поговорить? Но решив, что двух часов, прошедших в разговоре с парнем вполне достаточно, тем более что ничего секретного из него вытянуть невозможно, а историю своего семейства он мне уже пересказал раза три. Больше не хочу! И я вновь принялась мысленно сокрушаться о внеочередном отъезде Алексии к матери.

К нашему столику у маленького фонтана с русалкой, до неприличия вяло шлепающей хвостом по воде, уверенным шагом подошел Теодор Нотт и уставился на меня, широко раскрыв глаза. Полагал, что я в подземелье удерживаться должна, что ли? Ну, справедливости ради, на меня так почти все смотрели, когда думали, что я их не вижу, но ни один не посмел говорить со мной неучтиво. Я — блажь Темного Лорда, а стало быть, меня необходимо принять, наплевав на свои предубеждения и мое прошлое. Так что дамских бесед по поводу недостатков новомодного заклинания Колоре, меняющего цвет не только платья, но и кончиков пальцев его произносящего, за вечер у меня было штук пять! Возненавидела я это Колоре люто…

— У неё в зубах что-то застряло? — расположение духа у Драко был под стать его одежде, то есть мрачное до черноты. В такие минуты даже я глубоко прятала свой норов и забивалась в дальний угол.

— А?

— Не застряло? Может наоборот, чего-то не хватает? Например, палочки, чтоб хорошенько по тебе прыщами пройтись! — он враждебно выставил подбородок вперед, давая понять, кто тут правит балом.

— Да что…

— Я тебе говорю, а ты другим передай — кончайте пялиться!

— Да ладно, ты что, не в духе?

— Ты по делу, Тео?

Очередная странность в жизни Драко — отсутствие друзей. Многие хотели бы его видеть в числе своих приятелей, но не тут-то было. Если в школе он еще делал вид, что Крэбб и Гойл имеют к нему хоть какое-то отношение, то в последнее время притворяться перестал и жестко удалял от своей важной персоны почти всех старых знакомых, проводя время неизвестно где. Хотя я догадывалась, что он и Люциус целые дни проводят с Лордом. А то, что домовики нередко таскали еду в подземелья, стараясь скрыть от меня этот факт, говорило о том, что подобные собрания часто проходят в нижних этажах Малфой-мэнора, к которым мне было запрещено даже приближаться. Но такой запрет меня совсем не расстраивал, если честно.

— Хотел поздороваться!

— И тебе здрасьте! А теперь до свидания!

— Счастливо оставаться, учись с нормальными людьми общаться! — камень в мой огород, «нормальной» меня мало кто считал.

Нотт брезгливо передернул плечами и удалился вглубь зала.

По непонятной, совсем непонятной причине Драко, таким своеобразным образом, за меня заступился. Поблагодарить или не нарываться на колкости?

— Спасибо.

— Не стоит, еще успеешь и проклясть… — ничего себе реплика, по какой же такой причине я могла его проклясть?

Спрашивать не хотелось. Вдруг бы взял и ответил? Да и незаметно подошедший Люциус пригласил на медленный танец, на протяжении которого бубнил мне в ухо о необходимости намного более умеренного употребления алкоголя. В ответ ему я только пьяненько угукала, нелепо хихикала и пыталась поставить свой каблук на его лакированный туфель, чтобы наступить побольнее. Каждый раз, когда такой маневр удавался, одной рукой он сильно сжимал мою ладонь, а другой, лежащей на спине — талию. После этого садистского танца муж без колебаний потащил меня к камину, и уже спустя десять минут я сладко спала под мягким пуховым одеялом, которое с недавних пор перестало сваливаться на меня в двойном объеме, а в случае необходимости аккуратно складывалось рядом.

«С Рождеством нас всех!» — последнее, что я успела подумать, прежде чем упасть в объятия Морфея. Наверное, мысль навеяло спиртное, кто теперь разберет…

* * *

Жизнь текла своим чередом. Я изнывала от скуки, ежедневные заботы по хозяйству веселее меня не делали. Библиотека потеряла свою притягательность — не только ночную, но и дневную. Книги я теперь читала преимущественно в спальне, не принимая во внимание слишком уж активное шевеление Люциуса, которому и свет мешал, и отправить меня еще куда-нибудь зачитываться научными трудами что-то не позволяло.

Никаких вылазок в «мир» у меня больше не было, радовало лишь то, что я перестала стесняться богатства мужа, и все чаще магазин приходил ко мне, а не я к нему. Я накупила всяких детских вещичек для будущего ребенка Алексии и сына Флер, родившегося еще в начале марта. Мальчика назвали Фред, в честь погибшего дяди. О его рождении мне написала Молли и пригласила к себе в гости сразу же, как только у меня появится такая возможность. Я чувствовала, что мне будет неловко держать малыша на руках, учитывая его имя и мою новую семью. Еще я понимала, что всё это глупости несусветные, ведь я всем Уизли жизнь спасла, но от неприятного ощущения отделаться не могла.

Самое странное — я немного боялась встречи с ними. Что я буду говорить? Они будут ждать от меня жалоб, а мне не на что жаловаться. Не на что! Вспоминать сентябрьский день в Риме? Только на него есть смысл наговаривать, ведь сейчас я абсолютно спокойна, хоть по этой причине и сгораю со стыда и сама себе не верю. Я давно ни с кем из Малфоев не ссорилась и не выясняла отношений. Я давно привыкла к этому огромному и местами очень мрачному дому. Я обожала гулять с Алексией в саду среди круглогодично цветущих роз и только-только завязавшихся подснежников. Мы с ней не мечтали, столь прагматичным девушкам это не к лицу. Ну, это она меня убедила в нашей прагматичности. Мы разговаривали о детях, живописи, собрании трудов Руфуса Гойла на тему невербальных заклинаний, далекого предка её супруга, обнаружившегося в моем доме. Да о разном мы беседовали, не забывая при этом радоваться каждому лучику солнца!

Когда меня по саду не сопровождала Алексия, её место частенько занимал Люциус. В последнее время его взгляд подобрел, хоть и остался жутко высокомерным. Он даже перестал меня отчитывать за то, что я забираюсь на скамейку с ногами! Муж хмыкал неодобрительно, но ничего не говорил, а просто продолжал сидеть рядом, теребя пальцами сорванную травинку, и увлеченно рассказывал мне истории, абсолютно не связанные ни с чьим прошлым или настоящим. Что-то о красоте Парижских соборов, магическом происхождении египетских пирамид, чему я до сих пор мало верю, о марокканских розах, посаженных его взбалмошной бабкой, и еще много разных интересных вещей я узнала от Люциуса Малфоя, моего бывшего врага. Именно бывшего. И пусть такие периоды затишья в моей жизни не будут постоянными, а вышеописанный так и вообще очень коротким, но я все равно навсегда растеряла свою ненависть. Я ощущала себя обычной женщиной, самой обычной и немного слабой.

В глубине души я понимала, что такая моя расслабленность и почти нежное отношение Люциуса исчезнет без следа, стоит мне только скинуть с себя свой панцирь благополучия и узнать побольше о происходящем за пределами замка, в суровом мире, где правит Темный Лорд, но я так не хотела ничего знать…

Сидя в саду, я внимательно слушала красочный рассказ супруга о древней методике написания портретов, позабытой сегодняшними, не столь искусными мастерами, и представляла, как прикасаюсь ладонью к своему, еще не высохшему изображению, отдавая ему частичку себя с помощью длинного и запутанного заклинания. Именно оно, это заклинание и отпечаток руки, позволяют написанным портретам сохранять с душой умершего человека наибольшую связь, а не только двигаться и воспроизводить некоторые черты характера.

«Интересно, — гадала я, — будет он когда-нибудь украшать собой стены этого дома или нет?»

Мягкий теплый ветер доносил к нам запахи свежей листвы, голос Люциуса убаюкивал, и я поддалась сладкой неге, задремав. Разбудило меня прикосновение осторожных пальцев — муж убирал с моего лица выбившиеся завитки волос, щекотавшие мне губы. Не хотел, чтобы я просыпалась. Я не шевелилась, мне было хорошо. Он осмелел и легонько потянул меня к себе. Мое тело, все еще пребывая в легкой полудреме, легко поддалось, и вот уже моя голова лежит у него на коленях. Он задумчиво и, как мне кажется, немного грустно перебирает мои волосы, а я кляну себя за неумение владеть леглименцией, но эта мысль словно не моя и уходит очень быстро.

Где-то противно трещит птица, из подвального окна кухни позади нас доносится грохот кастрюль и аромат тушеной свинины, громко хлопнула дверь — это вернулся Драко. Ставни нашей с Люциусом спальни открыты и оттуда доносятся глухие звуки ударов — Кисси, находящая волшебный способ очистки неэффективным, выбивает наши подушки, положив их на подоконник. Да, я привыкла к этим звукам, этим людям, да и вообще… Не понадобилось и долгих лет терзаний, к которым я была готова, не понадобилось! Осуждайте, сколько влезет, мне уже все равно.

— Ты не спишь?

— Не-а…

— Ха! И не сопротивляешься? — Люциус весело фыркнул.

Мне не то что сопротивляться не хотелось, мне хотелось вечность вот так лежать на его руках и никогда больше его не бояться, хотелось, чтобы он вот так всегда поглаживал мою шею и говорил таким незлым, уставшим и тихим голосом. Наверное, Рон был прав, и у меня действительно короткая память. У каждого свои недостатки, я вот, оказывается, быстро полюбила размеренную жизнь без войны.

— Как видишь… Тебе идти нужно?

— Да нет, лежи еще, к обеду нас позовут.

— Хорошо…

В таком спокойствии прошло еще около получаса, пока тишину не нарушил Драко, заоравший из распахнутого окна столовой, выходящего в сад:

— Эй, ну где вы там застряли?! Есть охота! — малолетний троглодит.

Я быстро поднялась, протерла глаза и потянулась, не преминув еще разок зевнуть. Люциус смотрел на меня с легким прищуром и такой же, еле заметной, полуулыбкой на бесстрастном, словно маска, лице.

— Тебе здесь скучно целыми днями одной?

— Конечно! — ничего очевидней и быть не могло.

— Алексия предложила взять тебя управляющей в свое кафе. Само собой, за тобой будет присматривать помощница, будет несколько запретов, но в целом, если конечно захочешь, можешь там работать и … — договорить я ему не дала.

— Ааааа! Хочу-у-у! — я запрыгала от радости вокруг супруга, как первокурсница в преддверии первого дня каникул.

Люциус терпеливо дождался, пока я вдоволь нарадуюсь, шагнул вперед, притянул меня к себе и недовольно сказал:

— Чего ты так радуешься, будто я в клетке тебя все время держал?! Я тебе не угроза, я твой муж! Пусть это странно, пусть ты не совсем такая женщина, к каким я привык, — такой деликатности я не ожидала, — но пообещай, что постараешься нас не уничтожить? Просто пообещай, ничего больше! Я знаю, что никакая магия тебя не остановит, если ты захочешь это сделать. Я плохой, но сейчас я не твой враг. Не твой! Так вышло! Понимаешь? — он несильно встряхнул мои плечи. — Со ты мной в безопасности, с Драко ты в безопасности, в крайнем случае, с Лордом ты в безопасности. Больше — ни с кем. Да не молчи, кивни хотя бы!

Страшным врагом я его уже не считала и кивнула, несмотря на то, что не всему верила. Как это — ни с кем больше не в безопасности?

— Я обещаю.

— Непреложный обет не понадобится?

— Как хочешь, — я равнодушно пожала озябшими плечами, втайне надеясь, что никакого обета давать не придется.

— Обещания достаточно, я думаю.

— Люциус, ты все это хотел мне сказать тогда, в первый день у Гойлов? На диване?

— Примерно, — отрезал он. — Вот только мой глупый порыв был загублен с ошеломляющим успехом!

* * *

Всегда думала, что стану колдомедиком или работником Отдела Тайн и уж точно не думала, что буду получать удовольствие, принимая заказы у посетителей кафе «Бонбон», что в переводе с родного языка Алексии означает «конфетка». Ну, мы предполагаем, а жизнь… сами знаете.

Теперь я вставала не к завтраку, а гораздо раньше. Сонная, я тыкалась по спальне в поисках нужной одежды, придирчиво проверяла ее чистоту и аккуратность, помогала Люциусу что-то завязать или поправить, торопила домовиков, даже если те и так носились как угорелые. Ну, понравилось мне командовать! После завтрака мы по очереди отправлялись по своим делам, притом каждый хотел отправиться раньше другого, и возле камина образовывалась пробка. Это были беззаботные часы, задававшие тон всему дню. Частенько, в целях безопасности, к дверям кафе меня провожали. И было приятно идти бок о бок с кем-нибудь из Малфоев по Косому переулку и важно здороваться с прибывающими хозяевами близлежащих заведений. Утренние лучи ласкали лицо, и казалось, что у меня все только-только начинается…

— Привет, Гермиона, это снова мы! Ты уже открылась?

— Да, Блейз, проходите, для вас всегда открыто!

Блейз Забини со своей девушкой были постоянными посетителями и приходили сюда каждый день ровно в половине девятого утра, а уходили ровно в девять. Но даже за такое короткое время его новая пассия, та самая полненькая продавщица из салона мадам Малкин, успевала съесть порций пять огуречного желе. Признаюсь, большей гадости я никогда не пробовала, но вслух ничего такого не говорила, мне хотелось не только себя занимать, но и приносить какую-то прибыль! На моей памяти это уже была третья девушка Блейза и явно не последняя. После второй парень подошел ко мне и доверительно попросил не говорить о предыдущей каждой последующей. Что-то в этом роде. Его экзотическая внешность, не последняя должность у Яксли, благосостояние и многое другое просто швыряло девиц к его ногам. Я часто засматривалась на этого необычного красавца и не понимала, почему с ним не общается Драко, а Забини и говорить не хочет о Малфое? И это при том, что косвенно ему подчиняется? Кто из них не может дружить?

— Мисс, вам огуречное желе? Оно сегодня особенно ароматное! — надеюсь, у меня получилось не поморщиться, вспомнив «аромат». Или не получилось?

— Спасибо, миссис Малфой, а ты, Блейз, что будешь? — Забини в этот момент оценивал конспиративные достоинства своего столика, и так самого дальнего от окна и специально для него затемненного. Ловелас, что поделать.

— Мне как всегда, — ответил «конспиратор», продолжая вертеться.

Клиент не порадовал, «как всегда» — это черный кофе без сахара. Эстет, чтоб его! В Хогвартсе лопал за обе щеки и не стеснялся! Я сама себя развеселила и положила заказ в шкатулку на стойке, из которой он тут же исчез, переместившись этажом ниже — на кухню, к двум рабочим домовикам Алексии.

Зазвенел колокольчик, это зашел еще один посетитель — девушка-метаморф с утиным клювом вместо носа и красными волосами. Клюв, конечно, не предполагался — видимо какой-то побочный эффект. Она ярко напомнила мне Тонкс, только вошедшая была уж очень грустной, и я посоветовала ей «Веселый банановый пудинг». Веселящими свойствами он не обладал, тут вам не «Шутилки Уизли», но само название мне нравилось. Помню, как поздоровалась с опоздавшей Дженнифер — помощницей, приставленной за мной следить, помню, как подошла к стойке, звонко стуча каблучками, и как закружилась голова. Потом не помню ничегошеньки.

Что было дальше, мне долго и нудно рассказывала та самая Дженнифер, в благодарность за то, что я отстояла её перед мужем и не дала уволить за профнепригодность. Нет, официанткой она была хорошей, а вот цербер из неё вышел никудышный и больше смахивал на пуделя. Образно выражаясь, конечно, несмотря на то, что кудряшки у нее все-таки имелись. Говорила ей мама, занимайся флористикой!

Грохот моего тела об пол привлек внимание Блейза, и тот бросился ко мне, позабыв о секретности.

— В Мунго, срочно! — это заявила молоденькая продавщица.

— Нет! Её никуда нельзя отправлять! — это инструкции Люциуса судорожно вспоминала Дженнифер. Она в тот момент все никак не могла припомнить, что важней — «не отправлять» или моя жизнь? И был ли такой вариант в наставлениях лорда Малфоя? Или не было?

Блейз магией владел хорошо и просто решил меня из бессознательного состояния вывести. Но то ли он владел все же не так уж и хорошо, что вряд ли, то ли мой маггловский организм в сочетании с рунным кольцом реагировал не по правилам, то ли еще что-то, но у него и его палочки ничего не выходило. Стакан ледяной воды, заботливо вылитый на мою голову любительницей огуречного желе, желаемого эффекта тоже не принес.

— В Мунго нельзя, ни в коем случае… — это уже Забини решил поразмышлять и, как работник Отдела Безопасности, был абсолютно прав. В Мунго столько магов и столько углов, за которыми могут прятаться враги, что проверять и проверять! За такое самоуправство его бы по головке не погладили. Ну, он же не знал, что и туда, куда он вот-вот аппарирует со мной на руках, тоже нельзя! Люциус скорее бы согласился положить меня в обычный маггловский госпиталь, чем в Хогвартс, где заправляет Северус Снейп!

Дженнифер отчаянно заверещала:

— Нет-нет-нет! Куда же вы, мистер? У меня четкие инструкции!

— Хочешь нести ответственность за смерть жены самого лорда Малфоя?! Лучше найди его в министерстве и лично передай, что его супруге стало плохо, и мистер Забини переправил её в больничное крыло Хогвартса. Ясно?

— Да-а-а… — от расстройства чувств она захныкала.

— Обливейт! — и девушка с утиным носом, увы, уже не вспомнит нежного вкуса «Веселого бананового пудинга». Однако девушка-любитель огуречного желе не забудет его никогда, и тоже — увы!

* * *

Очнулась я от мерного жужжания над моей головой и чьего-то пристального взгляда. Жужжание раздражало гораздо меньше. Звук издавала волшебная палочка, которой вдоль моего тела водила мадам Помфри, все такая же кругленькая, родная и уютная. Колючим взглядом меня награждал стоящий рядом профессор Снейп, и уж он точно не был кругленьким и уютным. Со времени, прошедшего после нашей последней встречи на моей свадьбе, где он выглядел самым жутким человеконенавистником на свете, мужчина ничуть не изменился. Может только похудел — видать, нелегка директорская доля. Я ощутила радость, лицезрея летучую мышь Хогвартса, искреннюю радость! Могла бы, обняла, честное слово!

— Деточка, у меня для тебя важная новость! Директор, вы нас не оставите на минутку?

— Нет! Мне почти сорок лет и я, как вы правильно подметили, директор! Могу услышать эту новость и не покраснеть!

Колдомедик удивленно всплеснула руками.

— Я не о вас пекусь!

— И правильно, нечего меня опекать! — профессор начинал злиться и шипеть.

Пока обо мне вовсе не позабыли, необходимо было внести ясность.

— Я беременна?

Все уставились на «больную», а я улыбалась и хотела кричать от счастья!

— Вы как всегда все знаете и не даете высказаться другим, Грейнджер!

— Малфой… — его неожиданно громко поправила мадам Помфри.

— Надейтесь, чтобы я вашу фамилию не забыл, когда жалование подписывать буду. Можете быть свободны! — я съежилась от этого его тона, но вспомнила, что Зельеварение в прошлом и расслабилась.

Женщина резко развернулась на месте и быстро пошла прочь, но остановилась, снова подошла ко мне и ласково сказала:

— Милая, в тумбочке необходимые тебе зелья, не забудь их выпить. Хорошо?

— Не забуду, спасибо.

Она снова зашагала к выходу, и мне показалось, что я услышала её тихий шепот:

— Прихвостень змеиный…

— Вас не слишком здесь жалуют!

— Главное, чтобы я не жаловался. Как себя чувствуете?

— Голова немного кружится, но думаю, зелья помогут.

— Не помогут, — с тяжелым вздохом Северус подвинул к моей койке табурет и присел. Да нет, он изменился — глаза совсем другие. Прежде в них была просто вселенская загадка, а сейчас такая понятная печаль.

— Вы о чем?

— Как вас сюда занесло? Мистер Забини ошибся и перепутал Хогвартс с Мунго? Так и не набрался ума?

— Откуда мне знать? Я же была без сознания?!

— Ну ладно, начнем с главного. Ни в коем случае ничего не пейте из рук Поппи! Ничего! Я надеялся, что новость о вашем интересном положении останется тайной до самых родов, но вы как всегда все испортили!

— Покорнейше прошу простить мое тело за непреднамеренный обморок! — в душе я смеялась, такая перепалка с профессором будто возвращала меня в лучшие времена, но вот почему нельзя принимать те зелья в тумбочке — не понимала.

— Не язвите! И слушайте внимательно. Прибывание здесь опасно для вашего ребенка. Если уж так радуетесь по этому поводу, то впредь запомните: вы-то, может, и не изменились, но кроме нескольких людей, включая меня, об этом никто не догадывается. Вы жена Малфоя! Хоть немного знаете, что происходит вокруг? Мадам Помфри вам уже не друг, — он вскочил на ноги и начал быстро ходить взад-вперед, создавая своей мантией нешуточный сквозняк. — Обратиться за помощью к Волдеморту было бы более благоразумным, чем к ней. И я не шучу! — я и помыслить не могла, что профессор вообще может шутить, во мне и без его предупреждений все холодело.

— Вы с Люциусом сговорились, что ли? Да я и не обращалась к ней…

— Выходит, я не первый голос разума? Наверное, следует записать наши с ним речи в тетрадку и зазубрить! Этот способ запоминания удается вам на славу.

Я занервничала и сказала то, чего говорить не нужно было. Ну кто меня за язык тянул? Кто?!

— Пока за мной никто не пришел, расскажите хоть что-то, ведь мне почти ничего не известно… — я старалась просить жалобно и надеялась, что статус больной возымеет действие. — Одну-две новости и все, ну пожалуйста!

— Новости? — Северус удивленно вскинул бровь. — Ну что же, слушайте ваши новости, раз хотите…

Впоследствии станет ясно, что ничего из того, что я вот-вот услышу, на самом деле я слышать не хотела.

Весь волшебный мир работал на Темного Лорда, каждый маг, каждое мало-мальски работающее предприятие, каждая торговая лавочка — все платили дань, официально называемую Временным Налогом. Зачем ему столько денег? Вот тут и крылась угроза. Покорение этого мира для Риддла — всего лишь первая ступень, стартовая площадка, возможность выжать все соки для достижения главной цели — завоевания всего того на этой планете, что завоеванию подлежит в принципе. Его служаки уже вовсю внедрялись в различные сферы жизни магглов, и финансы были им жизненно необходимы. Лорд мог многое, но творить деньги и золото из воздуха не способен никто. Они готовили козни на медицинском поприще, посылая неизлечимые болезни на людей, и препятствовали их излечению, внедряли множество ярких магических личностей в маггловский шоу-бизнес, политику, телевидение и с их помощью наводили массовый морок на целые народы, натравливая их друг против друга. Готовили здесь и переправляли туда различные дурманящие вещества и многое-многое другое, что позволило бы незаметно подчинить себе все механизмы управления странами и континентами. Только за последний месяц Лорд обрушил на головы людям два урагана, одно цунами и три землетрясения! Но, главное, как сказал Снейп, он предвкушал что-то грандиозное, что сможет перевернуть мир кардинально, а не по крупицам.

Что его так раздирало изнутри, для чего ему была такая необъятная власть, которую ни один человек или даже существо постичь не сможет? Ну непостижима она и всё! Эфемерна, пуста, ее можно высказать словами, написать на бумаге, но удержать в себе и испытать её бескрайнюю силу и мощь — невозможно.

Несмотря на откровенный грабеж, Волдеморт умудрялся задабривать миллионы волшебников, отменяя понемногу свои мелкие санкции, введенные им же еще прошлой осенью. Хитрый и умный гад, стоит отдать ему должное. Насаждение темных искусств, ограничение рождаемости в «грязнокровных» семьях, ограничения на палочках светлых магов, не валяющихся у его ног, запрет на самостоятельное изучение магии, о котором я и не знала, вседозволенность верхушки Министерства — все это и многое другое никуда не делось, а только процветало. Зато Нимбусы теперь продавали всем, отменили разделение квиддичных команд на чистокровные и не чистокровные, вернули пенсии магглорожденым магам, а заподозренным в содействии Светлой стороне разрешили отмечаться в Министерстве не два раза в неделю, а один. Да много чего разрешили из того, что неспособно влиять на ход истории.

Насколько я смогла понять из речи профессора, это и была главная часть работы моего мужа — сохранять равновесие между запретным и дозволенным, тем самым не давая выплеснуться наружу всеобщему негодованию. Как долго продержится сама возможность масштабных волнений? Снейп думал, что недолго — не больше десятка другого лет. Черная магия, изучаемая поголовно и поощряемая всеми возможными способами, вплоть до денежных — семьи, в которых больше магов были способны сдать экзамен по Темным искусствам, облагались меньшим налогом, — очень скоро поглотит все остальные стремления молодых волшебников. Единожды прикоснувшись к манящему Темному миру, отказаться от него почти невозможно и опытному человеку, не то что юному и зеленому. Мунго просто ломился от ребят, сошедших с ума по этой причине.

Еще одна важная миссия мужа в обеспечении бесперебойности работы сложного механизма под названием «Темный Лорд» — шпионаж. Если кто-то знал или мог узнать что-то такое, что хотелось бы знать Волдеморту, то он, так или иначе, пересекся бы с лордом Люциусом Малфоем, пусть и не догадываясь об этом.

— А Драко? Он толком ничего не объясняет, отшучивается иногда… Чем он занимается, вы знаете? К нему приходит столько посетителей!

Северус так резко остановился, будто натолкнулся на невидимую стену, и нахмурил лоб, словно больно им об неё ударился.

— Он действительно занимается деньгами, — сказал профессор и горько скривился. — Отец учил его вести дела с раннего детства, он образованный финансист, как ни странно. Но это не совсем министерский бюджет. По большей части это тот самый Временный Налог и новое объединение «Малфой и Ко».

— Что за объединение?

— Это вы бы мне рассказали, леди Малфой! Ну ладно, — он смягчился, — вы же понимаете, что Волдеморту подчинились далеко не все? Было бы глупо так считать. Многие не хотят ничего платить, не хотят славить его проклятое великодушие, не хотят отдавать в его руки поколениями выстраданное дело, да много еще чего не хотят! На таких людей равняются, даже волшебники из очень далеких стран следят за их судьбами.

— А кто именно? Я знаю хоть кого-нибудь?

— Да сколько же можно меня перебивать?!

— Простите…

— Так вот, Драко оформляет отторжение имущества в пользу своего объединения под разными предлогами: увеличение производительности, уменьшение трудозатрат, банкротство владельца, да и просто объявляя мобилизацию ресурсов в «помощь стране»! — он как-то даже сгорбился при этих словах и снова присел рядышком, помолчал и вновь заговорил. — Я не могу утверждать точно, да и не знаю слишком многого, но те, кто отказывается или сопротивляется, в конце концов подписывают бумаги и… исчезают. Не толпы, конечно, но и не единицы. Их не находят. Многие, — он многозначительно посмотрел на меня, и стало ясно, что «многие» — это БПС и, скорее всего, Гарри, — очень многие пытались отыскать хоть малейший магический след, энергетики сбивались с ног. Да мы все старались и что только не делали! Прочесывали даже маггловские районы, где была хоть малейшая возможность найти пропавших — результат нулевой. Ни тела, ни посмертных магических всплесков, был, и нет…

— Лорд?

— Конечно Лорд! Что за вопрос, Грейнджер? Тренируйте иногда свои мозги, не все же время… — он резко оборвал фразу, и я догадалась, что у него чуть не вырвалось что-то вроде "детей делать" или что похлеще. Ну не вырвалось, и на том спасибо. Тем временем профессор продолжил, как ни в чем ни бывало. — Он и не подумал обзавестись приемлемой легендой, чтобы как-то пояснить столько исчезновений. Ему это не нужно, ведь предъявить все равно нечего. Даже портреты хранят гробовое молчание! Некоторые идиоты решили, что промышленники как сквозь землю провалились по собственной воле, чтобы «очернить» Волдеморта! Недоумки… — Северус невесело ухмыльнулся и задумчиво посмотрел в окно, где вовсю палило знойное солнце, так контрастирующее с его мрачной натурой и таким же настроением.

— А что Поппи?

— А что с ней? Она так же верна Дамблдору, его идеям, своим друзьям, поэтому теперь ей захочется вас убить. Я потому вас наедине и не оставил, если не понятно.

— Что?! — я от удивления даже приподнялась на кровати, но почувствовала тошноту и снова упала на подушку.

— Вы до сих пор производите избыточное количество лишних движений! Лежите спокойно!

«Намекает на мою вечно поднятую руку во время занятий?» — мысль была теплой и приятной, несмотря ни на что.

— Я не намекал, я вспоминал — это разные вещи.

— Не лезьте в мою голову!

— Я бы и рад, но не могу. У вас срок уже около двенадцати недель, неужели вы не замечали ничего? В таком состоянии ваши мысли сами лезут в мою голову, поэтому успокойтесь и слушайте дальше, времени немного!

— Простите, — и почему в его присутствии я всегда извиняюсь?

— Первая причина такого непонятного, с вашей точки зрения, желания мадам Помфри — Невилл Долгопупс. Не перебивайте меня! — я испуганно вытянулась в позу оловянного солдатика и перебивать передумала. — Он, как вы знаете, внук её ближайшей подруги. Вторая — Лорд раструбил на весь свет, что ваш с Люциусом первенец станет его крестником.

— Что?! — больше меня ничто не могло успокоить. Я попыталась вскочить и смахнула рукой графин с водой, но, вцепившись руками в мантию Северуса, все-таки встала и, схватившись за быльце кровати, попыталась глубоко вдохнуть. Стало только хуже: паника подобралась к самому горлу и крепко его сдавила. Профессор поднял палочку и что-то прошептал — ноги и руки отяжелели, я начала сползать на пол, но он проворно подхватил меня и уложил обратно в постель.

— Это еще не все, крепитесь, Гермиона, — такие слова из уст профессора успокоению не способствовали. — Почти все, даже ваши друзья, полагают, что ребенок будет прямым наследником Лорда, — на душе не то что кошки заскребли, по ней табун лошадей прошелся. Неужели они теперь все против меня? Со мной не могло такого произойти, не могло!

Наивные мысли меня тогда посещали, вспоминаю и сама удивляюсь, даже жалко себя становится…

— А вы?

— Я так не считаю. Это не похоже на Волдеморта: заранее раскрывать свои карты. Ваше дитя наверняка получит какой-нибудь «дар», но, скорее, для отвода глаз. Готовьтесь к пророчеству на этот счет. Хотя, после таких его заявлений, я почти уверен, что настоящий наследник обязательно появится… — профессор, казалось, ушел в себя и перестал меня замечать.

— Можно поподробней о первой причине? — напомнила я о своем существовании.

— Полумна Лагвуд. Её больше нет.

— В каком смысле «нет»?!

— В прямом, к сожалению. Она убита.

Я зажмурилась и постаралась не закричать. Теперь уже явно не от счастья. Что она такого сделала? Насолила кому-то рассказами о мозгошмыгах? Что?! Голос профессора произносил слова, формирующиеся в моей голове в предложения, понять которые было трудно. Складывалось ощущение, что меня раздетой выгнали на мороз из уютного и теплого дома. Дал бы мне кто тогда хроноворот — я бы ни о чем не спросила Северуса, лишил бы меня кто памяти — я бы поблагодарила того человека. Но, к несчастью, приятное неведение и любовно взлелеянный самообман был содран с меня безжалостно и бесповоротно.

Еще каких-то два часа, и я уже никогда не смогу сказать ни себе, ни кому-либо еще: «Я ведь не знала…»

Еще на седьмом курсе, спасая первокурсников от Кэрроу, парень доказал всем сомневающимся, что не робкого десятка. С тех самых пор с него навсегда слетел внешний лоск, бахвальство и легкомысленность, обнажив главную его черту, без которой всякая война будет проиграна, если только она настоящая — беспощадность. Не только к врагам, не только на поле битвы, и не только в случае необходимости. Многих этим он и разочарует, показав собственным примером, что разница между нашими противоборствующими сторонами ничтожна, да и та сводится к конечной цели борьбы. Но путь к ней будто бурный кровавый поток, смывающий на своем пути всю любовь, и эту разницу делает почти призрачной…

Вот кого я ненавижу до дрожи в коленях, вот чье имя я до недавних пор выкрикивала по ночам, вот чьей смерти я вечно буду ждать, как избавления от собственных демонов, вот из-за кого я узнала, что значит сойти с ума. Да, это вовсе не Волдеморт, это Майкл. А вы что подумали? Что я тут рассказываю как трудно находиться по «ту» сторону? Нет же, нет. Я говорю вам, как легко стать той самой другой стороной, но как трудно бороться с теми, кто был когда-то дороже собственной жизни, с теми, кого любила! Как ненормально жить в согласии с теми, кого презирала, а верой и правдой служить тому, кого боялась. Я обязана рассказать.

Долгопупс в стороне от происходящего не остался. Профессор сказал, что у Корнера, как и у него, тоже были личные мотивы, правда, объяснять ничего не стал. Главную свою ошибку Невилл и Полумна совершили, предположив, что смогут совмещать любовь и войну и подав официальное заявление на брак. Помните, я говорила о слабых местах, которые маги сами преподносили министерским чиновникам на блюдечке с голубой каемочкой? Ребята попались в эту ловушку. Никто не стал уничтожать Долгопупса, им даже дали разрешение, но на следующий день после скромной свадьбы отцу Полумны пришло приглашение от мистера Драко Малфоя посетить его кабинет.

Что Ксенофилиус Лавгуд мог ожидать от этой встречи? Пожилой человек не верил, что Малфоям вдруг понадобилась его весьма специфичная газета и, к сожалению, оказался прав. Мастерски настроенная машина власти Волдеморта хотела устранить зарождающуюся угрозу в лице всех участников БПС, поэтому шпионы моего супруга уже давно следили за Долгопупсом, а после свадьбы и вовсе пришли к однозначным и верным выводам. Мистеру Лагвуду сделали отнюдь не заманчивое предложение — или Полумна раскрывает личности своих соратников и продолжительное время шпионит в пользу Лорда, или умирает она, он, её отец и Невилл, её муж.

Дочь поддалась на отцовские уговоры. А как же иначе, при таких-то условиях? Но в самый последний момент девушка сама решила свою судьбу и сожгла собственноручно составленный список с именами прямо под носом доверенного лица Риддла! Узнаю Полумну. Она не смогла, не было у неё сил для измены. На помощь, защиту, верность — были, а для плохого — нет. Никогда. Её убили почти сразу, спустя одну страшную минуту безнадежной борьбы, наверняка у связного были четкие инструкции, как сказал Северус. Девушка пыталась защищаться всеми способами, но противник был ловким и сильным. Последней отчаянной попыткой сохранить себе жизнь стал вызванный ею же адский огонь, но вышел он слабым и даже более непослушным, чем должен был быть. Не помогла и незарегистрированная палочка, которыми снабжались все члены БПС.

Ни убежать, ни выжить, ни спасти отца и мужа. Я на секунду представила её страдание и почувствовала, как чья-то невидимая рука сжала мое сердце. Уж не Лагвуд ли пыталась дать мне знать, что такое настоящее мучение? На будущее? Ведь последнее, что видел в своей жизни этот нежный человечек — глаза своего убийцы и съедающие её белую кожу языки пламени. Даже если бы она раз сто прожила отпущенное ей время, все равно не накопила бы в себе столько дурного, чтобы заслужить настолько страшную, полную муки, смерть.

Похороны, как и свадьба, были скромные, но, к тому же, еще и малочисленные. Друзьям приходить было опасно, Ксенофилиус бесследно исчез, передав права на никому не нужную «Придиру» Малфоям, Невилл пустился в бега. Не побоялась прийти Минерва МакГонагалл, Молли Уизли, Оливер Вуд, сестры Патил и еще несколько человек. Первым на прощальную церемонию прибыл профессор, и именно он простоял до самого её конца, наблюдая за нервными и тревожными людьми, быстро аппарирующими восвояси сразу же после неприлично короткого прощания. Я думаю, часть тяжести надгробного камня Полумны он взял на себя.

Все вокруг знали о её смерти, но Люциус почему-то строго-настрого запретил говорить что-либо мне. Кто ж его ослушается? Кто рискнет? Желающих не нашлось.

— Я не смог донести до вас это известие, мне очень жаль.

— Мне тоже, профессор, мне тоже.

Я лежала и разглядывала свои руки. То поднимала их к свету, наслаждаясь красотой солнечных лучей на своей коже, то опускала их на кровать, пытаясь спрятать подальше. У Полумны были очень красивые руки…

— На сегодня достаточно информации. К тому же, я уверен, на данный момент она и так была лишней.

— Точно, абсолютно лишней… — два черных глаза быстро скользнули по мне и отвернулись, а их обладатель еле заметно кивнул. — Гарри и Рон передали записку, в ней говорилось, что мне необходимо поговорить с вами, это все, что я должна была узнать?

— Нет, не все! — Северус подошел к окну, отвернулся от меня и, сцепив руки за спиной, монотонной скороговоркой выдал. — Вы можете разорвать и свадьбу, и помолвку, сняв кольцо сейчас же. Не знаю, как вы после этого выживете, и что это даст, но вы можете.

Ну и где гром небес, способный вправить мне мозги? Где Белла со своим Круциатусом? Где вездесущий Волдеморт, который был мне нужен в ту минуту для той же цели, что и гром небес? Где хоть что-нибудь, способное отвлечь меня от собственной глупости без границ и края? Но тогда в меня просто с разбегу ворвалось пафосное и, чего греха таить, неумное желание прекратить всё и броситься к друзьям на помощь, спасать всех и вся. И не задумалась я ни на секунду, примут ли они такой мой порыв как должное, или же нет? Да и это «всё», как оказалось — собственная жизнь.

Я уже поняла, кто такой тот человек под мраморными плитами библиотеки, сопоставила факты, узнала то, что могло быть мощным оружием против Малфоев и чуть менее мощным, но все-таки оружием против Лорда. Однако в глубине души я понимала и другое: что не выстрелит оно в их сторону, знания останутся тайными, а мой ужас и факты никогда не смогут что-либо изменить. И почему же я тогда не смогла оставить рунное кольцо в покое, ну почему?! В одно короткое мгновение убедила себя, что имею полное право снять его. То был бы легкий путь, но легкий еще не значит правильный.

— Стойте! — к несчастью, я уже успела ухватиться пальцами за перстень и потянула. Прохладный металл поддался и чуть сдвинулся.

— Я не хочу с этим ходить, не хочу возвращаться и мне наплевать, что будет… потом! — моей бесхитростной уверенности можно было позавидовать.

— Ручаюсь, что не наплевать! Уизли чуть не на коленях умолял меня не говорить вам, он еще надеется на что-то, — профессор слегка пожал плечами, поражаясь такой надежде Рона, — но я и так не могу на себя в зеркало смотреть… — он колебался, я видела. — Гермиона, если снимите его, то тут же потеряете ребенка. Он умрет! Именно беременность первенцем и дает вам такой… выбор, даже подобная магия его предоставляет. Я нашел записи столетней давности в архиве Шамбратона, в этом заведении больше внимания уделяется вопросам брака. Все оказалось не так уж и бесповоротно!

Я поспешила оторвать пальцы от кольца. Потерять желанного ребенка? Или не такого уж и желанного? И есть ли выбор у несвободного человека?

— У меня есть время подумать?

— По моим подсчетам — два месяца. Не торопитесь, принять чью-то сторону всегда успеете, если это то, что вам нужно. Мне пора идти, желаете чего-нибудь? — ему хотелось уйти, чтобы уж точно не застать тот момент, когда я выберу. И неважно, что именно и когда, лишь бы не видеть меня. Эх, профессор, я еще раз поняла, как сильно вы устали и как безудержно желали покоя. Но покой Северусу Снейпу только снился и то, как я подозревала, нечасто.

— Позовите, пожалуйста, Алексию Гойл, — всегда невозмутимый директор округлил глаза.

— Профессора Гойл?! Вы уверены? — мало кто знал о нашей дружбе, такой противоестественной и непонятной для других, но не для меня. Бедный Северус, Гермиона Грейнджер — та самая заучка и выскочка, в такой невыносимо сложный для себя час зовет жену Пожирателя, подопечную Лорда и преподавателя Темных Искусств! Но Алексия знала обо мне все и до сих пор еще не выдала никому ни единой моей мысли, ей доверенной.

— Она уверена, директор! И не нужно меня звать, дорогая, к тебе я всегда примчусь сама! Тем более Хогвартс уже вовсю гудит о знаменитой пациентке мадам Помфри! — строгая, в абсолютно черной мантии и с более чем непритязательным пучком на затылке она все равно выглядела великолепно и я заплакала, схватив её за шею, которая с удовольствием была мне предоставлена для крепких объятий.

— Милая, я чувствую, что мой малыш будет не намного месяцев старше! — прошептала она мне в ухо. Краем глаза я заметила, что профессор окаменел, наблюдая столь душещипательную сцену. — Я тут посижу, пока тебя не заберут. Не переживай, все будет хорошо! Ты, наверное, испугалась? — Алексия продолжала щебетать в том же духе, пока Снейп, оглянувшись на нас несколько раз, все же не покинул лазарет.

Его последний брошенный на меня взгляд был другим, не таким, как еще час назад. Этот человек стал первым среди важных для меня людей, в ком появилась некая настороженность по отношению к бывшей Грейнджер, сомнение и толика разочарования. Уж не подумал ли он, глядя на заплаканную леди Малфой, что всю жизнь боролся с ветряными мельницами? Мне бы этого не хотелось, очень не хотелось, но больше я ничего от моего профессора не узнаю. Северус что-то учуял и возвел между нами крепкую стену. Навсегда.

После его ухода я, наконец, расслабилась и выложила ей все как на духу. Не утаила ничего из услышанного и поделилась самым страшным своим сомнением — не прервать ли жизнь в себе ради жизни на свободе?

— Ну, милая, я бы никогда на такое не решилась, и вообще, какая свобода тебя ждет? А родители? А если у них, как и у тебя, получится сбежать, то надолго ли? — увидев, что я вновь готова зареветь, она вздохнула и сказала. — Только не это, Гермиона, не надоело тебе плакать все время? Ну, помогу я, помогу! Сама не идеальна… — дико было слышать, что моё желание покинуть Люциуса Малфоя и не видеть больше Темного Лорда приравнивается к «неидеальности». — Документы, палочка, деньги — все, что понадобится, так уж и быть. Только ты не забывай, кто у нас самый лучший легилимент в мире… Но я рискну! — поспешила она меня заверить, не допустив тем самым нового витка рыданий. — Ты только реши все так, чтобы и самой не пожалеть и меня потом не обвинять? Хорошо?

— Почему ты такая понимающая, а? Где подвох? — я силилась улыбнуться, но вопрос все равно получился серьезным.

— Ищешь причину, по которой я тебя понимать не должна? Прекращай докапываться, Гермиона, а то еще найдешь… — она была права, ни одной причины дружить у нас не было, просто так решили звезды, да и всё.

Мы опять обнялись и заревели уже в два голоса, но по разным причинам.

Слева от меня раздались тихие шаги, и я повернулась посмотреть, кто же это крадется. В лазарете я была единственной пациенткой, остальных в спешном порядке выписали болеть в спальни, и совершенно ясно, что и навещать могли лишь меня.

— Рон был прав. Я с ним спорила, но братец прав, у тебя действительно короткая память. Может, оторветесь друг от друга? На минуточку? Ваше плечо, профессор, так сильно отличается от моего?

— Джинни, я не хотела…

Девчонка от злости не сдержалась и топнула ногой.

— Что ты не хотела? Чтобы я увидела? — нелегко было себе признаться, но да, именно этого. Я и правда ни на секунду не вспомнила о Джинни, о том, что она рядом и что это редкая возможность поговорить с кем-то из Уизли, поплакаться и погоревать вместе. Ни на сотую долю секунды! Алексия сердито поджала губы, но не позволила себе вмешаться, прекрасно понимая, что происходит, кто для меня эта рыжая, и о чем она говорит. Я же не чувствовала себя неправой, я думала лишь о последствиях такой встречи, только о них. Безумно больно стало лишь сейчас, но кто меня услышит? Никто.

Лучший способ не терять друзей — не предавать их. Ну а если человек не хочет предавать, но у него не получается? Кто тогда виноват? Вернее, кого сделать виноватым?

Джинни стояла, молчала и хмурилась, отчего её аккуратный носик в ярких веснушках смешно морщился. Он и был тем единственным, что было мне знакомо в той озлобленной когтевранке. Чужие, какие-то ледяные глаза, в них плескалось огромное море ненависти и гадливости. Не могли же ее так изменить эти две минуты и Алексия? Да нет, конечно, не могли. Просто она нашла повод. Не специально, но Джинни скинула со своих плеч целую гору неудобных проблем в моем лице. Она получила возможность наслаждаться своей правотой, простив себе долг перед Гермионой Малфой. Бывает, как я уже не раз говорила, все бывает…

Гулкое эхо от стука каблучков стремительно удаляющейся Уизли ясно говорил о том, кто же во всем виноват.

— Противная какая, она мне еще на первых занятиях не понравилась, постоянно чем-то недовольна и кривится!

— Она хорошая, а я — нет.

— Нет, ты не хорошая, ты идиотка! Тобой всегда так манипулировали, словно безвольной куклой? Вот увидишь, пожалуюсь на нее Люциусу! — Алексия разозлилась и раскраснелась, напоминая мне вскипающий чайник.

— Алекс?

— Ну!

— Ты не пожалуешься, ты тоже хорошая.

— Во-первых — я плохая и мне это нравится, во-вторых — конечно не пожалуюсь! Вьешь из меня веревки… — она все еще злилась, но с каждой секундой у неё получалось все менее правдоподобно.

Еще минут десять девушка отчитывала меня за мою мягкотелость и всепрощение, но когда прекратила, я у неё поинтересовалась:

— Ты слышала что-нибудь о Полумне Лавгуд?

— Слышала, кажется, она погибла в прошлом году, зимой. Директор был на похоронах, а что?

— Мы вместе учились, только она курсом младше, а обучения не продолжила, поэтому ты её не знаешь. Я как-нибудь расскажу подробней. Узнай для меня, пожалуйста, какого числа она умерла.

— Так я помню, Эйвери приглашал профессора Снейпа на Рождество, но тот отказался, сославшись на кончину ученицы. Мы, правда, тогда имени её не знали. Выходит, прощание пришлось на 25 декабря. Это просто ужасно, хоронить кого-то в такой радостный день…

Я окаменела, мысли улетучились, руки похолодели, и я с головой окунулась в жуткую боль, раздирающую меня изнутри. Интересно, мир может рухнуть несколько раз? За последний год я уверилась — может.

— Она была моей подругой, а убил ее Драко. Слышишь?! И отца ее убил, я точно не знаю как, но убил! Он знал Полумну, он же ее знал… — я схватила Алексию за запястье и притянула к себе. Мой безумный шепот меня же и пугал, но профессор Гойл, потомственный темный маг, слушала напряженно и внимательно. Как обычно, ей я рассказала обо всех своих догадках: про неуместную угрюмость Драко в тот праздничный вечер и его слова, про страшную фигуру в библиотеке, трясущихся от ужаса посетителей Малфой-мэнора и многое-многое другое. Северус предпочел не излагать мне свои предположения, но мне и собственных хватило с лихвой.

Я должна была заплакать, зарыдать, закричать, но… Перед глазами всплывало искаженное, сморщенное, словно от долго пребывания под водой, лицо мистера Лагвуда — отца Полумны и просто хорошего человека. Это был он, там, под мраморной плиткой. Я пила какао и сокрушалась о своей незавидной доле, пока его терзало страдание в своем чистом, незамутненном виде. Спросят ли с меня еще и за это прегрешение? Скоро узнаю.

Но я все-таки не заплакала, не зарыдала и не закричала. Во мне что-то оборвалось, умерло, сгинуло и больше не вернулось. Наверное, первой была моя юность, второй — молодость, а третьей — вера в такое четкое и понятное разделение мира на черное и белое. Я враз постарела, поумнела и, сама того не желая, узнала о себе много нового.

— Ты никогда, никому и ни за что не скажешь того, что сказала мне. Ты не сможешь ничего скрыть от Малфоев, но я умаляю тебя — больше никто узнать не должен. Это смертельно опасно! — Алексия была белой, как мел, а ее алые губы заметно посерели.

— Как он это делает? Мне нужно знать. Это тела, там, под мрамором?

— Нет, Герми, это не люди, это их души. У Драко в роду множество черных магов, не обученных, а настоящих, рожденных такими. Да в каждой семье с подобной родословной они есть! Просто говорить об этом не принято. Раньше было не принято! — последние слова она произнесла с долей вызова. — Каждые шесть-семь поколений у Малфоев на свет появляется ребенок и приносит с собой умение — он может вытянуть из пространства какую-то массу, некоторые называют её Злом. Но я называю её Силой! — вновь не дождавшись возражений с моей стороны, Алексия продолжила: — Это маленькая капелька черной жидкости. Она убивает. Человек выпивает или вдыхает её и все — конец не заставит себя ждать. Сначала, дня за два, у него исчезают внутренности, но жертва чувствует лишь легкое несварение желудка, затем начинают отказывать и исчезать ноги, за ними быстро растворяются и другие части тела, а последней уходит магия. Знаешь, за что такая способность ценится больше всего?

— Ты сейчас издеваешься?!

— Я? Это ты издеваешься! Всё о материях, и о черной в том числе, написано в том учебнике по Темной Магии за седьмой курс, который я тебе подарила! Что, образование уже не прельщает? — я действительно с некоторых пор забросила оттачивать свои интеллектуальные способности, осознав, что против Волдеморта применить их не смогу. По разным причинам. Да и страшновато было смотреть на книгу по настоящему черному искусству и знать, что тебе её подарила лучшая подруга. И речи не было о том, что я еще и листать должна сей талмуд!

— Да говори уже, мне и так плохо!

— Ну ладно, извини. Так вот, украденную магию можно собрать не хуже урожая и передать другому! Представляешь? — девушка быстро забыла свой недавний страх и уже вовсю восхищалась «Силой». Её щенячий восторг не вписывался в мое мировоззрение, но что поделать? Правильно, ничего. Лучше не обращать внимания на такие нюансы поведения, друзьями не разбрасываются, проверено лично. — Только вот взращивать в себе подобное умение нужно с ранних лет, что многим недоступно, да и побочный эффект слишком заметен. Я, например, не понимаю, как Драко смог не попасться за все эти годы и не погибнуть? У меня в роду был похожий человек, но прожил он недолго…

— Эффект?

— Души не могут вырваться и исчезнуть, они не умирают полностью, а лишаются физической оболочки, поэтому на том свете не сразу догадываются, что волшебник умер, если вообще догадываются — вопрос мало изучен… — Алексия в задумчивости потерла пальчиком нос. — Еще с XII века маги научились прятать их в себе до тех пор, пока не улетучивался магический отпечаток. Но такие отпечатки обнаруживались легко, да и с чужой душой на сердце попробуй походи, пока выносишь — с ума сойдешь! Та ваша библиотека, я в ней не была, но уверена — Малфои нашли выход именно там.

— Ты знала, ты все знала! — знаю, прозвучало не лучше, чем «Я так не играю!», но Алексия предпочла не реагировать на мой детский всплеск эмоций.

— Только о материи и Драко! И нечего брезговать Темной Магией, не ради меня, а ради себя, прочти хоть что-то! Честное слово, Гермиона, я и подумать не могла, что он орудует в таких масштабах. Понятно теперь, почему Лорд без него и недели обойтись не может… — она закивала головой, подтверждая свои же мысли.

Я невольно сымитировала интонации Драко, вспомнив наш с ним предсвадебный разговор:

— Я должен был его убить, обязан…

— О чем это ты?

— Да так, неважно. Уже неважно. Слушай, Алексия, и с тебя на сегодня хватит, возвращайся в класс, — я выжала из себя жалкое подобие усмешки, заерзала на кровати и натянула одеяло к самому подбородку.

Она поняла все правильно и предоставила мне возможность послушать саму себя, а не кого-либо еще. Но минуты шли и шли, а я все никак не могла ощутить того главного, что, по идее, ощущать должна была — ненависти. На Люциуса я злилась, мой гнев не описать словами, он клокотал во мне, словно лава в жерле вулкана, но Драко я просто не понимала. Как он, тот самый противный слизеринский хорек, наступивший себе на горло и почти принявший меня в семью, пусть и под гнетом обстоятельств, мог быть таким! А как он мог любить своего отца? А он любил, получая в ответ любви с троицей больше. Чего только стоили их взгляды друг на дружку, когда один не знал, что на него смотрит другой. Почему? Муж взлелеял в сыне саму смерть, долгие годы развивая его «ценный талант»! Но, по-видимому, они одно целое и сами себя не разобьют… И другим не дадут.

Еще я не могла взять в толк, где моя логика? Кто её украл? Где моя твердость суждений? Еще чуть-чуть и я, о ужас, пойму Малфоев безо всяких на то причин! Я мысленно хваталась за образ мистера Лавгуда и представляла, сколько еще невинных душ ждет свободы, да так никогда и не дождется. Для них даже загробный мир — счастье, которое не настанет никогда. Господи, среди них наверняка есть те, кому я подавала чай!

Но с другой стороны, если он бы отказался убивать, хоть разочек, был бы жив хоть кто-нибудь из Малфоев? Нет, конечно. Лорд растоптал бы всех ныне живущих, имеющих хотя бы косвенное отношение к их родовому древу. Такое наивное оправдание согрело мое холодное тело. На секунду. На второй секунде я осознала, что Драко бы не отказался. Не зря он посоветовал мне не обольщаться на свой счет, в тот момент он был честен. Предельно честен…

Неужели волновался? Волновался, не мог не волноваться, ведь здесь, на втором этаже, в этом большом помещении я узнала столько всего важного для себя, что с этими знаниями не сравнится вся запретная секция библиотеки! А я всю жизнь полагала, что такого быть не может…

Уже возле самой моей койки он подобрался и сделал вид, что не было этого сомневающегося Люциуса, не было его вопрошающего взгляда, и та капелька страха в его глазах — мой мираж. Только поздно спохватился! Я уже осознала, что супруг мой — живой, самый что ни на есть живой человек. Остальное, все его грехи и недостатки — первый план, видимый всем, занимающий большую часть его самого, но не единственный.

— Гермиона, Дженнифер недоразвитая личность, каюсь, мой выбор оказался неверным. Она два с половиной часа ожидала окончания совещания, боялась войти! Её интеллект просто ничтожен! — он продолжил рассуждать о разнице между достойными и недостойными человеческими экземплярами, а я отстраненно следила за ним глазами, накапливая в себе нужное количество решимости.

— Я беременна, тебе сказали?

— Да, я все знаю. Это… хорошо, — ему хотелось добавить «наверное», но он смолчал. Сам был не уверен, что «наверное». Люциус хотел детей, я чувствовала. Не от меня, да и не полукровок, но одного Драко ему было недостаточно, ведь только с ним он и не задвигал себя во всевозможные рамки поведения. Но сын вырос, а жизнь проще не стала, наоборот, житейские ураганы только набирали обороты. Якорь в лице ребенка — то, чего требовала его душа или её остатки, до сих пор точно не пойму, что у него там.

— Нет, ты ничего не знаешь, подойди ближе, присядь, — мой голос был приторно-сладким и доверия не внушал. — Да не бойся ты, я не кусаюсь!

В такой манере я в жизни ни с кем не разговаривала, и предугадать каверзу с моей стороны было несложно. Люциус не сразу, но присел на край кровати, прогнувшейся под ним, проигнорировав табурет. Вид у него был обреченным и уставшим. На короткое мгновение мне стало его жаль.

— Что здесь произошло, пока меня не было?

Я блаженно улыбнулась, словно душевнобольная и заговорила. С каждым сказанным мной словом мужчина, сидящий рядом, казалось, затухал. Я будто воочию увидела, как на него сначала навалилось изнеможение, потом гнев, а затем холодное равнодушие.

— Ну и? Обездвижить тебя на шесть месяцев, чтобы кольцо не сняла? В подземелье кинуть? Снейпа по стенке размазать? Может, так и поступить? Стоит ли это все, — он раздраженно кивнул на мой живот, — спокойствия моего сына? Драко у меня один, и другого, судя по всему, не предвидится. Верно?

— Я подумаю.

— Подумай, хорошенько подумай, — он встал и отошел от меня подальше, к самому окну.

Я скрыла, что на раздумья остались коротких два месяца, пусть считает, что хочет. Но и тут муж одержал победу, почувствовав малую толику моей неуверенности, он сыграл на ней, словно опытный пианист, извлекающий из клавиш исключительно нужную ему мелодию.

— Я дам тебе фору. Ровно один день. Беги, если желаешь.

— Лорд тебя в порошок сотрет.

— Послушай себя, кому ты это говоришь? Услышал бы тебя твой обожаемый Поттер…

— Он не мой.

— А кто твой? Ни он, ни тот рыжий слизняк, ни ребенок, ни я? Кто тогда?! — вот это вопрос, как говорится не в бровь, а в глаз.

— А убить меня не безопаснее? — ну не верила я в такой подарок, как возможность побега, чувствовала, что если приму не то решение, погибну. На его лице застыли все мышцы, тело не двигалось, а глаза смотрели исподлобья, и, кстати, в его облике, напоминающем восковую фигуру, только они и выдавали живого мужчину. Я еще не раз увижу супруга таким. Он готовил себя к смерти, моей смерти, если вдруг что… Но на мой выбор тот его вид никак не повлиял, что ни говори, опыта было еще маловато в подобных вопросах и осознание важности произошедшего пришло гораздо позже.

— Безопаснее, но не легче. Кто тебе сказал, что убивать легко? К тому же собственную жену? В Гриффиндоре научили, что Малфоев хлебом не корми, дай супругу прикончить? — я на минуту задумалась. Не над этими словами, а о Нарциссе. Внезапно вспомнила, что нигде не видела её портрет. Как так? Она же мама Драко!

— Слушай, а если я сниму его, тебе ребенка не будет жаль?

— Будет, — буркнул муж в ответ. — Я отойду ненадолго, а ты быстрее размышляй.

— Люциус? — он обернулся. — Не смей угрожать Северусу.

Муж ехидно поинтересовался:

— А то что?

Я приподнялась на локтях, пристально на него посмотрела и как можно спокойнее произнесла:

— Я тебя убью. Ночью, когда спать будешь. Задушу… — я лгала, желая огородить профессора, которого без колебаний выдала с потрохами, и о чем ужасно сожалела.

Когда супруг вернулся спустя двадцать минут и буднично поинтересовался, надумала ли я сбегать, я твердо ответила:

— Нет.

* * *

Мы шли к воротам Хогвартса вместе. Я опиралась на мужа, все еще ощущая слабость в ногах и головокружение, но если честно, я хотела на него опираться. А на кого еще? Мне было мало лет, мне было трудно и страстно хотелось быть нужной хоть кому-то не как источник информации, средство для достижения цели или еще что-то в таком же духе. То есть, именно этим я для супруга и была, но в нашу с ним жизнь вклинилась еще одно мое предназначение — мать, и оно мне нравилось, что бы я не думала там или решала всего час назад, убийство собственного ребенка выше моих сил.

Если бы я тогда, на той тропинке, окунулась в прошлое на три-четыре года назад и встретила прежнюю, лохматую и шуструю Грейнджер, то она заехала бы мне за такие мысли по коленке! Точно вам говорю! Правда, пришлось бы долго ей доказывать, что отец ребенка — Малфой, а еще дольше, что именно старший Малфой…

Не знаю, по каким таким соображениям, но к выходу нас провожали мадам Помфри и директор. Люциус стойко терпел их присутствие и старался не тащить меня к барьеру слишком быстро. Поппи тараторила о необходимом мне покое и все так же ласково совала в руки разноцветные скляночки со всевозможными зельями, которые я благодарно принимала, не забывая благодарно кивать и говорить «спасибо», от которых уже болели уши, и не только у меня.

Предупреждений Северуса не требовалось, чтобы уловить явную фальшь в её добрых словах. Это было больно, непонятно и противно. Никому не пожелаю услышать ненависть и презрение в голосе человека, которого считала чуть ли не родным. А такое может произойти и с вами, не зарекайтесь! Люциус хмурился и недобро косился на медсестру, непроизвольно прижимая меня к себе. Он включился в борьбу за нашего первенца, очень тяжелую борьбу. Я ощущала его теплую ладонь на своем запястье, и только она меня удерживала от того, чтобы не броситься с кулаками, слезами и криками на Поппи, в отчаянной попытке что-то доказать. Что именно мне хотелось ей доказать, уже и не вспомню. Глупость какую-то, наверное, вроде своей чистоты и честности. Смешная я была, очень смешная.

Перед самыми воротами я не удержалась и оглянулась на замок — всю дорогу ощущала, что в спину мне всматриваются сотни людей. Даже с такого расстояния не трудно было заметить, что в окнах и на балконах торчат студенты, многие из которых и не подумали спрятаться, когда я обернулась. Это был вызов, в ту секунду сомнений не осталось — я другая, не та, не друг, а враг. Не для всех, но для такого могучего большинства.

Выйдя за ограждение и сделав несколько шагов в сторону, я со всей дури отшвырнула от себя зелья и те с оглушающим звоном разбились о ближайший пенек. От воздействия смешанных компонентов древесина покоробилась и зашипела, а может, и от некой опасной специфичности этих самых компонентов. Я прекрасно знала, что этот звон слышен оставшимся на территории, а Поппи сейчас видит лишь довольно ухмыляющегося Люциуса и понимает, кто и почему столь безжалостно обошелся с её снадобьями.

Вызов был принят.

* * *

Очутившись дома, я стремглав кинулась по лестнице в кабинет Драко, но массивная дверь не поддалась.

Я неистово теребила ручку еще минуту, прежде чем Люциус положил мне руку на плечо и не сказал:

— Он ненадолго уехал. Ты слишком слаба, чтобы круглосуточно выслеживать его и закидывать обвинениями. Мой сын не глуп, Гермиона, он все прекрасно знает и без твоих пламенных речей.

— Пусть возвращается, это его дом!

— Повременим.

— Ты не понял, я не буду его ни в чем обвинять, тем более круглосуточно! Я только спрошу, один раз, всего один разочек… — я стояла перед кабинетом, в котором немало магов подписали себе смертный приговор и оттуда до меня долетали горькие запахи кожи, табака, который Драко терпеть не мог, но считал признаком настоящей солидности для мужчины, лаванды — ею обрабатывали ковры по моему указу; отчетливо улавливался пряный запах парфюма самого хозяина помещения, но где же запах страха? Запах зла? Где? Не было его. Все привычно и обыденно, вот только никто не встречал меня глупыми шуточками по поводу моей должности «старшей официантки» и «самой умной старосты самых глупых студентов».

— Да? Странные мысли в твоей голове появились, ну что же, я ему передам. К слову, по поводу ребенка он не расстроен, но… ему неловко. Ты его ровесница и однокурсница, та самая однокурсница… — дальнейших объяснений не требовалось.

Что там Драко испытывал на самом деле, неловкость или чувства посильнее — для меня осталось тайной, но в Малфой-меноре за весь май он так ни разу и не появился. Без него действительно было спокойней, но Люциусу, да и парню, я об этом никогда не сказала. Многое сказала, но не это. В школе меня просто распирало от желания высказать мальчишке в лицо все, что я о нем думала. Но я тогда еще не в полной мере понимала, что людям свойственно вырастать, и только став взрослыми, они становятся теми, кто они есть на самом деле. Если вам говорили другое — вам лгали. Конечно, Драко был плохим и вырос таким же: плохим, сильным, высокомерным и умным, что бы там ни говорил Рон. Но у него не было ни единого поражения, способного что-то изменить, ни единой возможности задуматься и, как результат, ни единого желания поступать иначе. Победитель по жизни, не иначе. Но одновременно с тем, по моей жизни он пройдется как друг, как любимый сын моего мужа, как защитник моих детей, да и мой тоже. Скоро мне вовсе станет неинтересно — кто такой тот Драко, я буду интересоваться лишь этим, который рядом. Обстоятельства обяжут.

Месяц выдался скучным, жадным на события, и я впервые задумалась, не пора ли выйти в свет? Через непродолжительное время мысль была мной изгнана, но осадок остался. Одиночество и скука — гремучий коктейль. Я радовалась даже редким вечерам, проведенным с мужем у камина. На одном диване и рядышком, кстати. Я читала, он на меня смотрел, или же он говорил, а я слушала. Он умел красиво и увлекательно говорить обо всем на свете, а его грудной мягкий голос убаюкивал. В те минуты в мою кровь проникал подлинный покой, и я освобождалась от навязчивых мыслей о том, чтобы подумали бы Гарри или Рон, увидев меня такой по-настоящему замужней и умиротворенной.

Алексия ежедневно приходила подъесть кондитерские припасы, употреблять которые дома ей строго запретил супруг. Это единственное, что он смог ей в жизни запретить. Девушка ходила пятнистой, да и ходила то с трудом — ее живот был раза в полтора больше её самой, но все равно съедала в день по два фунта шоколадных конфет со вкусом ревеня, лука и тыквы. Не сложно было догадаться, что их истинного вкуса она не ощущает. Мы, само собой, пили чай, общались, гуляли, но диалога не получалось. Она постоянно жевала!

— Выплюнь эту гадость! Выплюнь, кому говорю! — я с ужасом наблюдала, как подруга с аппетитом уплетает огромный кусок говяжьих мозгов в шоколаде. — Это лакомство гоблинов, а не беременных женщин!

— Ммм… Вкусно. Будешь на моем месяце, я тебе еще припомню!

В общем, я решилась приглашать гостей. Была не была! Люциус, правда, закашлялся, когда я изложила ему свой гениальный план. Не мог, видимо, представить меня в роли полноценной хозяйки Малфой-менора. Такая его реакция мне не понравилась, я насупилась, сосредоточилась, набрала в грудь воздуха побольше, открыла рот и… меня перебили.

— Ладно-ладно, не стоит нотаций! Принимай гостей, хоть всю Британию, только не нужно мне ничего разъяснять, ради всего святого! — Люциус выставил вперед руки, будто укрываясь от возможного словесного потока.

Я так и осталась стоять с раскрытым ртом. Он меня знает?! Знает, что я хочу сказать? Странная штука — жизнь.

Первыми настоящими гостями, а не посетителями, стали Блейз с матерью и мопсиха. Если Забини я раздражала самую малость, что в моем случае легко приравнивалось к дружбе до гроба, то вот Панси, еще даже не пройдя ворот, наградила меня таким многозначительным взглядом, что я еле поборола порыв спрятаться за спину супруга.

— Кто её пригласил? Ты? — мы с Люциусом стояли вверху лестницы у парадного входа и наблюдали за приближающейся процессией. Я улыбалась на все тридцать два, твердо решив быть гостеприимной, и не собиралась отступать от намеченной цели.

Супруг сквозь зубы процедил:

— Тихо, нас услышат. Она надоедливая дама, но не мог же я ей запретить?

— Какая к черту дама? Я про Паркинсон!

— Она девушка Блейза, и не ори, твоя же идея!

«Девушка какого месяца? Мисс Апрель или Мисс Май?» — подмывало меня спросить, но гости уже поднялись, и я отвлеклась на процедуру знакомства, во время которой миссис Блейз — ярко накрашенная манерная дама непонятного возраста — умудрилась три раза хлопнуть по округлости моего живота и пять раз восхититься предполагаемым крестным еще не рожденного малыша. Несложно догадаться, как сильно она мне «понравилась». Я даже пожалела, что не пригласила Беллатрикс. Та уж точно обошла бы меня стороной!

Панси холодно кивнула, прежде придирчиво меня рассмотрев с головы до пят — одета я была до неприличия богато, к тому же облегающее алое платье подчеркивало мое интересное положение. Откровенно говоря, выбрала я его сама и с конкретной целью — уж очень мне хотелось выглядеть леди, а не перепуганной серой мышкой. В общем, не смогла себе отказать. Блейз с хитрой улыбкой поцеловал мою руку, ввергнув меня в состояние шока. Хорошо еще муж позже пояснит, что Забини не издевался, а следовал правилам, не то я б на год обиду затаила! Оказалось, что знания этикета были скудными не только лишь у Грэгори, ну и самое удивительное — меня это расстроило.

Еще больше меня расстроило то, что Панси девушкой Блейза явно не была, иначе не поинтересовалась бы раз двадцать местонахождением Драко! На её фоне миссис Забини выглядела просто душкой: играла на фортепиано веселые мелодии, трепала ошалевшую Кисси за ушко, рассказывала смешные истории из детства сына, отчего тот ворчал и краснел. До сих пор себе не верю, но время прошло незаметно, съедено было много, но мне не хотелось, чтобы люди уходили. Вот так…

Люциус, правда, вел себя нервно и бесчисленное количество раз менял свое место в гостиной, стараясь усесться подальше от матери Блейза и увернуться, таким образом, от её «дружеских» похлопываний по руке. Женщина слыла настоящей «черной вдовой», а от привычек отказаться трудно даже на время.

Неожиданно раздался громкий и весьма настойчивый стук в парадную дверь, прервав душещипательные излияния матери Блейза об ужасной кончине её то ли второго, то ли третьего мужа, причем какого именно, не могла определиться сама мадам. Мы никого больше не ждали, а посетители в Малфой-меноре всегда строго регламентированы, да и записываются на прием заблаговременно. Законы безопасности у Малфоев такие, от них шаг в сторону и все — смерть. Беллатрикс стучать не требовалось — её кровь вписана в историю поместья, и главные ворота открываются ей беспрекословно. То есть, все же кто-то из родственников, раз смог пройти. Ну, это я для вас так долго рассуждаю, тогда же мысли промелькнули в одно мгновение и я, окрыленная хорошим настроением, прошла встретить непрошенного гостя, жестом дав понять Кисси, что её вмешательства не требуется.

Соблазн захлопнуть дверь перед носом такого «гостя» был велик. Интересно, намек сочли бы излишне непрозрачным? Думаю да, сочли бы. Ведь открыв дверь, я увидела перед собой не кого-нибудь, а самого Темного Лорда! Еще более удивительным, чем сам факт его прихода, мне показалось его появление именно через дверь, а не подвалы, в которых он частенько бывал, пренебрегая замком Слизерина. От меня такую информацию уже никто не пытался скрывать — смысла не было. Вышел через черный ход, обошел дом по периметру и снова решил войти, но уже таким тривиальным образом? Бред.

Бред объяснялся наличием за спиной Риддла целой свиты: несколько журналистов во главе со Скиттер, парочка фотографов, чиновников и Михаэль Гойл. Я поприветствовала прибывших, заулыбалась, пожала протянутую Лордом руку и совсем немного дернулась, почувствовав его кожу на своей. Раздались щелчки затворов на фотоаппаратах и холл осветили их яркие вспышки, уничтожив привычный полумрак. Эта картинка еще долго будет стоять у меня перед глазами, никуда от неё не деться.

К нам поспешили присоединиться остальные, а миссис Блейз в благоговейном порыве кинулась целовать Лорду руку, упав на колени. Тот посмотрел на женщину, словно на докучливую муху, но заулыбался прямо в объектив ближайшего к нему фотографа. Все суетились, Кисси расставляла дополнительные приборы, Люциус внимательно слушал Лорда, восхваляющего мою неземную красоту и гостеприимство, с которым я принимаю «друзей», а перья все скрипели и скрипели…

Я же упала в пустоту. Или она упала на меня? Раньше казалось, что пустота — ничто, и ощущаться не должна. В те минуты я узнала, что ошибалась. Пустота — безразличие ко всему, это когда даже собственное тело отказывается признавать свою связь с тобою, становится чужим и холодным. Нет, оно нормально выполняет положенные ему функции, и даже не позволяет себе расплакаться, понимая, чем грозит подобная слабость духа. Но все равно — это пустота, и заполнить её почти невозможно, разве только забыть.

У Волдеморта были причины явиться к нам во всей красе, да и не только к нам. Разбрасывался он как-то своей личностью, такой сильной и загадочной. Что ж, изменились приоритеты, изменились и цели, вкупе со способами их достижения, а почему — не моего ума дело.

Отстраненно, почти не своим зрением, я замечаю Драко, его в срочном порядке вызвали для семейной массовки. Он смеется и не менее радушно, чем я, приветствует своего повелителя.

Фотографироваться мне пришлось со всеми, кто находился в этом доме. Не забыли даже про домовиков! Те выстроились в ряд и сделали вид, что внимают моим приказам. Конопатый фотограф, тот, что работал на нашей свадьбе, попросил меня погрозить им пальчиком — для большей эффектности кадра. Но, по моему мнению, самыми эффектными все же были другие фотографии: я и Риддл на диване пьем чай; я и Риддл заинтересованно оцениваем красоту распустившейся орхидеи; рассматриваем свадебные колдографии; хохочем непонятно над чем; потом я в щечку целую серьезного Блейза, тоже по непонятным причинам; я с мужем и Риддл внимательно смотрим на мой живот и умиляемся, а Драко стоит чуть поодаль, улыбаясь во всю мощь своей мимики. Так было нужно…

Вам весело? Мне — нет. Совсем. Даже сейчас. Хотела бы я развеять свою серьезность какой-нибудь шуткой, но даже через года не могу, не получается. Несмотря на комичность такого поведения Волдеморта, комичным он не выглядел. Ни капельки. Покажется вам веселым тот, кто вбивает гвозди в крышку вашего гроба? Да еще тогда, когда вы только-только почувствовали себя живым? Нет? Не нравится звук от ударов молотка? Вот-вот. И мне тоже.

Но то было лишь начало. После гвоздей последовала земля, которой меня щедро припорошила Рита Скиттер, все такая же противно жизнерадостная и мерзко позитивная. Именно из-за нее на четвертом курсе какая-то сумасшедшая прислала мне конверт с гноем бубонтюберы, а её книга «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора» до сих пор вызывает у меня тошноту. Ненавижу!

«Ну погоди, Скитер, что бы ты сейчас не сделала или сказала, я тебе отомщу…» — так и случится в будущем. И тогда она уже не сможет смотреть на меня, как на маленького гадкого ребенка, которым её заставляют восхищаться.

Я наблюдала за приближением ненавистной мне блондинки, положив ногу на ногу, и изо всех сил старалась выглядеть гордо, как хозяйка, а не жертва обстоятельств.

— Леди Малфой, вы такая красотка, кто бы мог подумать, кто бы мог… А сколько золота! Как жалко, что мы с вами редко видимся… Нужно будет как-нибудь снова собраться вместе, только представьте: Гарри, ему сейчас ведь так тяжко, вы и милая Лавгуд! Упс, забыла — Полумны не будет. Но ничего, пригласите вашего пасынка, он тоже милый!

«Нужно будет попросить у милого Драко капельку черной материи, чего не сделаешь ради такой милой женщины…» — то ли мысль у меня на лице проявилась во всей своей красе, то ли сама Скитер прочувствовала кретинизм своих слов, но она резко посерьезнела и приступила к делу, то есть к интервью, не удосужившись спросить у меня разрешения. Ей и так было ясно, что отказа не будет. Не может его быть.

— Леди Малфой, позвольте поздравить Вас и Вашу многоуважаемую родню с грядущим прибавлением в семействе!

— Благодарю, это действительно очень радостное событие для всех нас.

— Все же немного странно, что именно Вы стали супругой столь известного политического деятеля, как лорд Малфой, не находите? Этот вопрос чрезвычайно интересует наших читательниц, так что уж простите его нескромность…

— Не нахожу. Я счастлива, что благодаря мудрости Темного Лорда мы с мужем получили разрешение на бракосочетание. Пришлось пойти на уловку, конечно, но я была готова на все.

— Как долго длились такие романтические отношения, которые Вы столь успешно скрывали от общественности?

— Скорее это были просто встречи, которые мы утаивали, опасаясь негативного к ним отношения моих друзей и Лорда.

— Но если последний нисколько не оправдал Ваших опасений, то что Ваши печально известные приятели? Как отреагировали они?

— Большинство плохо, к сожалению. Но многие радуются за меня, ведь найти свою любовь в такое трудное время весьма непросто.

— Вы абсолютно, абсолютно правы! К тому же, я думаю, стоит отметить Вашу обоюдную нежность, с которой Вы с мужем смотрите друг на друга! Это потрясающе! Вы настоящий символ свободы и равенства, леди Малфой! Позвольте, я утру свою слезу, и мы продолжим…

— Конечно-конечно, утирайте!

— Простите мою нескромность еще раз, но наши читательницы места себе не находят, так переживают за Вашего бывшего жениха — Рона Уизли. Его так зовут, я не ошибаюсь?

— Вы не ошибаетесь, однако, мне бы не хотелось обсуждать эту тему. Рон хороший человек, но мне до сих пор трудно вспоминать, сколько глупых идей он вложил в мою голову. Это было так нечестно! Я полагала, что уже никогда не смогу быть вместе с любимым человеком и если бы не Темный Лорд…

— Я, как женщина, вас прекрасно понимаю!

— Спасибо! Вы очень умная…

— Ой, я польщена! Но Ваш интеллект куда выше моего, а гостеприимство вообще вне всяких похвал! Вы так спокойно принимаете столь значимую особу и ни капельки не волнуетесь!

— А? Какую особу? О чем Вы, Рита?

— Ну как же, пока мы с вами тут беседуем, наш Лорд просматривает семейный фотоальбом Малфоев! Это так мило… Ну в кого же я такая впечатлительная?! Опять в носу щипает…

— Возьмите мой платок, дорогая.

— Спасибо, Вы еще и щедры…

— Ну а по поводу Лорда, он ведь частый гость в нашем доме, так что извините, я не сразу поняла, о чем речь.

— Это моя вина, впредь буду высказываться яснее, простите великодушно. Ну и предпоследний вопрос, я уверена, что для Вас он имеет особую ценность. Правда ли, что Ваш малыш станет крестником самого Темного Лорда?

— О, это действительно так, как только ребенку исполнится два года, мы обязательно проведем ритуал. Я просто уверена, что сблизившись со своим крестным таким образом, он получит необходимую защиту и покровительство, что просто не может не радовать меня, как будущую мать.

— Ну и последний вопрос, или даже не вопрос, а просьба. Вы же понимаете, что многие волшебники все еще находятся под гнетом заблуждений, посеянных неразумным Дамблдором, и не верят ни одному доказательству Вашего семейного счастья?

— Как ни печально, но Вы правы.

— Не могли бы Вы сказать им несколько слов? Постараться развеять все их сомнения?

— Я могу сказать только одно — слушайте свое сердце, именно оно подскажет, как поступить. Ни семья, ни друзья, ни чужие убеждения не сделают этого за вас! Всегда ваша, леди Малфой.

Ну что, закричать: «Это не я! Это Прытко Пишущее Перо! Как вы могли такое подумать?!» Неправда. Скитер не пришлось потеть и переделывать мои высказывания на нужный, заказанный ей лад. Может, самую малость. Все эти слова мои, ведь у меня и вправду достаточно интеллекта для того, чтобы знать, чего же от меня ждут. Нужно было позволить этой никчемной журналистке получить неземное удовольствие, наблюдая за моими детскими, жалкими потугами «разъяснить» все? А потом дать ей повод почувствовать себя главной, предоставив широкое поле для полета фантазий путем нещадной правки моего «интервью»? Тогда бы уж точно Рон «хорошим человеком» в нем не значился. Я не то чтобы переступила через себя, я просто сделала то, что должна была. Огромного ущерба душа моя не понесла. Было противно немного, да и все…

Когда, наконец, мы закончили и поднялись, то я с облегчением поняла, что успеваю лишь на окончание чаепития, далеко не первого за день. Для меня чай надолго потеряет свою благородность! Примостившись возле Люциуса, я схватила чашку и заставила себя принять участие в беседе о надежности кровной защиты наших жилищ. Блейз яростно доказывал, что подобные меры себя уже не оправдывают, и совсем недавно, с помощью какого-то сквиба, неприятели проникли в дом Селвина Малкина, уничтожили всю его семью и похитили ценную информацию о еще более ценном артефакте.

С ним, скорее из чувства противоречия, чем несогласия, препирался Драко:

— Блейз, ты не в своем уме! Как сквиб мог преодолеть защиту?! Он же сквиб! — от возмущения парень чуть не задыхался.

— Кровь! Мы все забываем про кровь! Её можно взять у одного и перелить другому!

Мне стал интересен ход его мыслей, и я решила внести свою лепту.

— Волшебники теряют свою силу, если им ввести чужую кровь, но вот сквибы обретают её, хоть и ненадолго, а вдобавок становятся узнаваемыми магией того рода, чью кровь они получили. Ты об этом толкуешь?

Блейз от радости подпрыгнул на месте и воскликнул:

— Именно! Вот видишь, — победным тоном обратился он к оппоненту и поднял указательный палец у верху, — Гермиона знает!

Высказывание получилось довольно умильным, ну прямо как в школе, только в роли профессора Флитвика выступил Забини. Воцарилось неловкое молчание, но вовсе даже не тягостное, просто все старались не засмеяться, начали-то со смерти целой семьи: мужа, жены и их маленького сына. Они могли бы и сбежать, но защищали что-то такое, за что жизни не пожалели. Я как-то видела его — высокий худой мужчина со шрамом через все лицо, огромными карими глазами и красивой волнистой шевелюрой ниже плеч. Внешне Селвин показался мне веселым и жизнерадостным. Я знала, что он исполнитель, в некотором роде даже палач при Лорде, но все равно, трудно было поверить, что кто-то, кроме Лейстренджей, способен на такую фанатичную преданность Волдеморту. Воображение разыгралось не на шутку и я представила, как чья-то рука подымается и на моего ребенка… По спине забегали мурашки, а тема безопасности Малфой-мэнора заинтересовала меня невероятно.

— А как же Отдел Тайн? Что выяснили там? — хотя, что там могли выяснить, ведь часть работников убили, часть уволили, а оставшиеся ничего из себя не представляли. Пожиратели просчитались, поступив так непредусмотрительно. Хотели избавиться от людей старого режима, а избавились от мозгов нового.

«Идиоты!» — подумала я, так и не осознав, что злилась не столько за уничтожение сотни магов, сколько за подобную недальновидность…

— Они считают это слишком простым объяснением, да и не уверены, что к сквибам применима магическая медицина, а процедура переливания опасна, как никакая другая.

Я заерзала на диване и чуть неуверенно, но все же озвучила свою гипотезу.

— Но почему только магическая? Заклинание внедрения или ему подобное необходимо, без него никак, но медицина-то может быть и маггловской?

— Я сейчас проверяю эту версию, — важно ответил Блейз, пытаясь исправить свое несерьезное поведение и произвести впечатление на молчаливого Темного Лорда, не встревающего в нашу беседу и, как я только что заметила, не отводящего взгляда от меня. Само собой, знал он все про защиту, но незначительные загадки его никогда не волновали. Или волновали, но редко и не в те минуты.

Наконец, тот, о ком я так много думала, подал голос:

— Леди Малфой, вы себя хорошо чувствуете? — если бы он не поинтересовался, то чувствовала я бы себя отлично, но услышав вопрос, подавилась глотком чая и закашлялась до слез. Повезло еще, что до зефира не успела дотянуться, а то было бы мне в сто раз хуже!

Прокашлявшись, я прохрипела:

— Великолепно…

Лорд замолчал и посмотрел на меня с некоторым недоверием. Чье-либо недоверие можно пережить без душевных и физических потерь, но не его. В общем, я решила уточнить и, для пущей правдоподобности, немного пожаловаться.

— Тошнит по утрам, но в моем положении это обычное явление, — Лорд все еще смотрел недобро. — Голова кружится. Сильно кружится… — недобрый взгляд исчез, но появился изучающий. — На сладкое тянет, и на ягоды, и вообще есть больше хочется! — на этих словах Гойл утвердительно затряс головой, что-что, а гастрономическая тема в период беременности была ему близка, как никакая другая.

Мои вкусовые пристрастия Волдеморта не заинтересовали, он резко поднялся с кресла и возвестил:

— Ну ладно, дорогие мои, пожалуй, стоит оставить хозяев в покое и дать им возможность насладиться одиночеством. Премного благодарен за приглашение! Нет-нет, леди Малфой, сидите, не стоит беспокоиться, лучше отведайте имбирного лимонада, он у вас очень вкусный… — я только кивнула, так как словарный запас застрял где-то на подходе к горлу и не желал себя обнаруживать.

Лорд нагнулся ко мне через стенку дивана и ободряюще тряхнул за плечи, замер на секунду, будто ожидая чего-то, но все же ушел. В тот самый момент, как он дотронулся до меня, я в полной мере ощутила на себе его темную силу: что-то вязкое, приятно холодное, мощное и непреодолимо манящее. В эти чувства хотелось окунуться с головой и уже никогда не выныривать, почувствовать их вкус, дотронуться, взять себе хоть малую толику! Вот она какая сладкая, его магия. На долю секунды я полностью поняла Беллатрикс, всей душой.

За последним гостем захлопнулась дверь, но я не шелохнулась. Я ждала. Ждала, когда же Люциус скажет что-то вроде: «Ушел, наконец!» или «Как же я устал!», или хоть как-то обозначит свое облегчение. Но нет, ничего такого. Они оба о чем-то оживленно говорили, высмеивали реакцию Блейза на мое «знание», да и вообще вели себя как обычные довольные люди. Трудно скрывать ненависть, еще труднее любовь, но невозможно скрыть равнодушие. И я не смогла! Можно было что-то сказать, как-то отреагировать и возмутиться, но не хотелось. Совсем не хотелось. Да и что, собственно, произошло? Ну, пришел ко мне в гости Том Марволо Риддл — само зло во плоти, ну и что? Ну, пригласил его мой муж, немногим меньшее зло, кстати, разве что жизнь ему позволила прятать свое нутро лучше, чем тому же Лорду. Ну и? Дергать ножками и биться в истерике? Надоело быть как Грейнджер, чертовски надоело…

Я задумчиво смотрела куда-то в сторону и не сразу почувствовала возрастающее напряжение в пальцах.

— Отдай блюдце, Гермиона! — Драко навис надо мной, чем-то недовольный.

— А?

— Разожми пальцы и отдай Кисси блюдце, ты нас пугаешь! Что с тобой?

— Привет, Драко, — сказала я и с трудом, но разжала задеревеневшие пальцы, о чем тут же пожалела. Боль была просто невыносимой.

Парень скривился, предвкушая неприятный разговор.

— Привет, Гермиона, виделись уже. Хочешь поговорить?

— С чего ты взял? — я постаралась удивиться как можно натуральней и даже вскинула брови, от чего заболел еще и лоб. Тут явно необходим был навык или малфоевская кровь.

— Ты сама знаешь, хватит придуриваться. Ну так как?

— Не буду я с тобой разговаривать. Если сам захочешь, конечно, то выслушаю, — говорить сам он так никогда и не пожелал. Ни о Полумне, ни о библиотеке. Кое-что я из него еще вытяну, но только лишь то, что он позволит мне узнать и ни словом более.

Драко сел напротив и сцепил руки. Вся его фигура просто кричала о нешуточной внутренней борьбе. Но вот мелькнула одна тень сомнения, потом другая, и он решительно пересел ко мне, быстро схватил мою занемевшую ладонь, сжав её так, что у меня косточки захрустели, и еле слышно произнес:

— Спасибо.

Чтобы пересчитать его «спасибо», сказанные мне на протяжении всей жизни, хватит и двух-трех пальцев одной руки, но это, самое первое, останется и самым ценным. Для него, не для меня. Мне всё еще было… всё равно.

* * *

Я медленно водила гребнем по волосам, наблюдая за своим отражением в зеркале туалетного столика. Взрослое лицо, немного незнакомые глаза, непривычно плавные движения и ровным счетом никакой импульсивности. Неужели я? Чтобы убедиться в этом, я дотронулась указательным пальцем зеркальной поверхности и очертила им контур губ. Нет, точно я, никаких сомнений. Мне захотелось посмотреть еще и на свой живот, в котором я уже не раз ощущала шевеление, наполнявшее мою душу ярким светом и любовью. Пока я любовалась собой в полный рост, подошел Люциус и обнял меня за талию, протянув обе руки на округлость моего тела.

— Больше не двигался?

— Нет, только вчера после обеда, недолго, но сильно! — я старалась быть строгой, учитывая какой визит супруг сегодня организовал, но сердце таяло, не обращая на мои желания ровным счетом никакого внимания. Не из-за мужа таяло, а просто так, надоело ему, сердцу, без конца тревожиться и холодеть по любому поводу!

— Моя кровь! — тут я все же нахмурилась, пусть и через силу. — Я в кровать, ты скоро?

— Молока выпью и приду, засыпай.

— Нет уж, — он приподнял ткань моей сорочки и требовательно провел ладонью по внутренней стороне бедра, — я подожду…

Пока я продолжала расчесывать волосы и наносить на тело увлажняющую эссенцию из одуванчиков, муж, пробираясь к постели, больно перецепился о мои босоножки и недовольно заворчал:

— Домовика отдельно для спальни завести, что ли? Ты свои вещи в шкаф складывать будешь или не будешь? Я его уже два раза расширял, поверь мне, места там больше, чем здесь! — но Кисси было просто запрещено убирать те предметы, которые я специально оставляла на виду. Нравилось мне, что такая чужая и холодная вначале комната, становилась все милее и милее по мере того, как наполнялась моими вещами. Сарафан на спинке стула, туфли у окна, заколки на прикроватной тумбочке, книги под кроватью — все это радовало мой взгляд.

— А когда ты будешь предупреждать о визитах Волдеморта?

— Я не обязан предупреждать! Что мне нужно, то я и делаю, Гермиона. Если что-то не нравится, то ничем помочь не могу. Я тебе не подарок с красной ленточкой! И он Темный Лорд, а не Волдеморт, прояви уважение… — его последнюю реплику я предпочла не заметить, мы из разных миров, как ни крути.

— Раз не подарок, то спотыкаться будешь еще долго, — заверила его я.

— Да ну тебя… — он завалился на кровать, потирая ушибленную ногу. — Спать идешь вообще или нет?! — вопрос он проорал так громко, что я с перепугу выронила гребень и ответила ему уже из-под стола, пытаясь нащупать потерю в полумраке.

— А что? Невтерпеж?

— А то! Спрашиваешь еще…

В постель я пришла через десять минут и столько же времени бурчала и отталкивала взбешенного Люциуса, все еще чувствуя злость на него.

— Ну что такое?! Мстишь мне так? Да? Ты как ребенок себя ведешь! Глупый ребенок!

— Мщу! — призналась я и с довольным видом отвернулась на другой бок.

Муж обиженно сопел куда-то в потолок, а я с каждой минутой понимала, что, действительно, какая-то мелкая месть вышла, самой не в

Так и случилось, я заснула и увидела странный сон, больше похожий на театр чужой души, так никогда меня и не покинувший.

Я смотрела на бескрайнее поле и длинную вереницу понурых людей, конец её терялся за темным и размытым горизонтом. Все были одеты в одежды разных эпох, и у многих из них она уже давно истлела. Мужчины и женщины, старики и дети — все ждали своей очереди, стараясь удержаться на ногах и не упасть от леденящего тело и душу мороза, бьющего в лицо ураганного ветра, дождя и снега, невыносимого зноя и разрывающего их одежды града. Им было больно, но никто не помогал друг другу даже словом, наоборот, все старались не нарушать личное пространство соседа по смерти. Чинно и спокойно люди сносили адски тяжелые муки небес…

В некоторых еще теплились человеческие эмоции и чувства, как, например, в совсем юном белокуром мальчике, судорожно схватившем руку бледной тонкой девушки, то ли сестры, то ли матери. Его сжигала тоска по жизни, он готов был разодрать свою грудь, чтобы достать её, выкинуть и забыть чей-то смех, чей-то поцелуй на ночь, чью-то безграничную любовь… Что такого непростительного он совершил, раз оказался здесь? Почему он тоже покорно ждет своей очереди, которая обрывается где-то вдалеке? И почему его спутница холодна как камень? Неужели привыкла вот так безразлично держать мертвые детские ручки? Она его ведет? Куда? Зачем?

Захотелось оказаться возле того места, куда все стремились, и кто-то тотчас исполнил мое желание. Я увидела себя будто со стороны, одиноко стоящую у большого серого валуна, покрытого мхом и грязью. На нем важно, но из последних сил восседала большая белая сова. Её громадные, не по совиному красноречивые глаза смотрели на все происходящее с немым укором и таким унынием, что хотелось выть от отчаяния и безысходности. К этой птице старость подкралась давным-давно и явно не была желанной гостьей. Уверена, когда-то её сила впечатляла, но, то было прежде, теперь же у неё недоставало многих перьев, то тут, то там виднелись проплешины, слезились глаза и было подбито крыло.

Но она сидела прямо и внимательно слушала пожилого мужчину, монотонным голосом уже в двадцатый раз повторяющего:

— Гренобль 215, берег Изера, Изольда Малфой Ремьер, Изольда Малфой Ремьер… Понимаешь? — и снова. — Гренобль 215, берег Изера, Изольда Малфой Ремьер, Изольда Малфой Ремьер…

Понятно, почему черты лица многих находившихся на этом поле были чем-нибудь, да похожи — Малфои. Люди разных времен, разных сословий и разных семей, объединенных одной фамилией. Персональный небосвод у них, что ли? Или это они так повинность отбывают за все свои прегрешения?

До меня кто-то дотронулся кончиками пальцев, и жуткий холод будто заморозил то место. Это была она, та тонкая голубоглазая блондинка моих лет. Рядышком с ней стоял и ребенок, но сейчас он и не думал держаться за спутницу. В его глазах уже не плескалась тоска, в них сияла надежда!

— Ты получила, — обратилась она ко мне неприязненно. На нарушительницу вечного покоя зашикали и неодобрительно закивали головами, но, видимо, в ней было достаточно независимости и гордости, чтобы не реагировать на их возмущение. По крайней мере, именно это я прочла в её красивых, но тусклых глазах.

— Что получила?

— Письмо. Это она их отправляет, — блондинка указала на птицу. — Тем, кто остался. Как ни прискорбно, но доходят они столь редко, что я даже и не надеялась. Теперь вот не знаю, что и говорить…

— Я ничего не получала!

— Раз меня видишь, выходит, получила! Я ведь Нарцисса Малфой, а ты Гермиона Малфой, по этой причине оно и дошло к тебе. Не смотри на меня так! Рано или поздно нам все равно встречаться, так что не стой истуканом, подскажи мне, что я должна была тебе сказать! Я не помню, какой кошмар, я не помню… — лицо Нарциссы исказила гримаса безумия и напомнила мне живое, но такое же безумное лицо Беллатрикс.

Я все еще не верила.

— Вы молоды, вы не можете быть Нарциссой!

— Я умерла, если ты не в курсе, а годы здесь значения не имеют. Ни годы, ни время, ни прошлое, ни будущее…

— Я в курсе, не беспокойтесь… — говорить с ней на «ты» я не смогла и во сне.

— Скажи ей обо мне… — тихонько прошелестел стоявший рядом светлый ангелок.

Не дожидаясь слов Нарциссы, я наклонилась к ребенку и погладила его по голове. Почему-то ожидала, что мальчик окажется теплым, но его волосы обожгли смертельной стужей.

— Малыш, ты кто? Ты тут с ней? — я указала на девушку.

— Тут? С ней, и с ними! — он окинул взглядом ту часть людей, которая попадала в его поле зрения. — И с братом.

— А где твой брат?

— Он тоже умер, но он не такой, его здесь нет. За ним пришли свободные, а за мной — тетя Нарцисса, — малыш зашмыгал носом. — Тут плохо…

— Я вижу, милый, я вижу… — сердце от жалости готово было взорваться. — А почему твой братик другой?

— Нет, не другой, мы одинаковые, он просто лучше! — я не нашлась, что сказать, да и нужно ли разговаривать в собственном сне? Сама вроде как должна знать и вопросы, и ответы на них.

— Я вспомнила, я вспомнила! — молодая леди Малфой чуть не затанцевала от радости. — Тебе нужно поступиться, и ты спасешь его! Ты должна попросить помощи, и он не попадет сюда еще долго! Очень долго! Все так просто, а я забыла… Ну как я могла забыть?!

— Кого спасти? У кого просить помощи? У Гарри?

Нарцисса захохотала и простонала:

— Гарри-и-и? Глупая девочка, как же ты выживешь, где найдешь столько удачи?! Как сможешь вынести? Я вот не смогла, сама ушла, не сказала никому и ушла. Не хотела, чтобы он таким вырос, не хотела…

— Драко?

— Он, сынок мой родной, какая же рваная у него душа, какая рваная…

— Ты убила себя… сама?!

Её слова вошли в мой разум, словно гвозди, и принесли с собой много ненужной боли.

— Да-да. Или развестись, освободив место для какой-то грязнокровки, или умереть! Последний вариант я и выбрала. Яд, Гермиона, — она медленно подплыла ко мне и прошептала в ухо. — Маленький пузырек в ножке кровати, он невидим, но мы же с тобой знаем, что есть на свете магия…

— Ты не должна была оставлять сына, это неправильно!

— Кто бы говорил! Посмотри на него, он тоже оставлен, потому что у тебя, видите ли, принципы! Поздоровайся, дорогой, не стесняйся!

— Здравствуй, мама…

* * *

Я закричала и проснулась вся в слезах. Кричала я еще долго, сжимала руки Люциуса, хватала руками живот и бормотала проклятия в сторону того неведомого, что попытается забрать у меня сына, одного из сыновей. В доме поднялась суматоха, все забегали из стороны в сторону. Однако Драко первым догадался вызвать врача, ну а муж с перепугу вызвал Алексию, гораздо более полезную, кстати. Когда подруга вбежала в спальню, надо мной, все еще находящейся в полубессознательном состоянии, стояли мужчины.

— Малфои, это вы довели Гермиону до такого?!

Люциус вполне логично возразил:

— Когда бы я успел? Мы ведь спали, — выходит, саму возможность он не исключал!

Тут свой слабый голос подала виновница переполоха, то есть я:

— Не отдам! — у меня перед глазами до сих пор стояло лицо Нарциссы, а Драко, видимо, сильно на нее походил. Я резким выпадом схватила его за ворот рубашки и притянула к себе. — Ты меня слышишь? Не отдам! — хрипела я ему прямо в нос.

— Да я ничего у тебя и не забираю! А тот учебник по заклинаниям — это не я! — даже сквозь пелену кошмара я ярко представила, с каким выражением лиц на него уставились все присутствующие в спальне, и незамедлительно пришла в себя. — Ну правда не я, чего вы так смотрите? Она ведь бредит! Вот я и сказал…

— Драко, ты не выспался, иди к себе! — Люциус обреченно повалился в кресло и приготовился к очередной бессонной ночи. Наверняка, будь он холостым Пожирателем, спал бы супруг гораздо слаще и дольше.

— Под такие вопли заснешь, и запечатывание не поможет…

— Иди тогда встречай врача, иди уже куда-нибудь! Учебник он не забирал! Ты бы еще баллы вспомнил, кто у кого и сколько! — Алексия, судя по голосу, готова была вмазать помощнику министра по финансам, такому обманчиво взрослому.

— Мне уже лучше, не ругайтесь. Оставьте нас с Алекс на минутку… — Люциус нахмурился. — Ну, пожалуйста, кричать я больше не буду, честное слово!

Муж зло пробормотал:

— Хорошо, что не гриффиндорское, — но вышел вслед за сыном.

Дверь хлопнула, я подождала еще минуту и спросила:

— Вспоминай быстро, ты видела портрет Нарциссы где-нибудь?

— Видела, конечно, видела!

— Где?!

— Хм… У Лестрейнджей дома! Один в картинной галерее за бальным залом, другой в гостиной, слева от органа, или справа… — да уж, напроситься с визитом к Белле я не могла по причине своего здравого ума и не такой уж короткой памяти, как некоторые думали. — А тебе что с её портретов?

— Мне кажется, я знаю, почему в этом доме их нет. Она мне приснилась, но я думаю, это был не совсем кошмар, лучше ты мне скажи…

Я подробно описала все, что запомнила, опуская только свои чувства по отношению к тому ребенку, назвавшему меня мамой. Я не только жалела его, я его немного… боялась. Нарцисса без спроса втянула меня в свою трагедию, свою боль, жизнь и смерть! Да, женщина хотела меня предупредить, что то, что я видела, может случиться или уже случилось. Там, а не здесь. Поскольку, как она сказала, ни прошлое, ни будущее не имело значения для человека по ту сторону бытия.

Но то были её муки совести, её расплата за слабость! Не мои. Не могла она на собственного ребенка смотреть… А куда смотрела раньше?! В зеркало? На себя, такую умную и утонченную? В зеркале мы всегда хорошие, а Северус — исключение из правил! Все вокруг ей были виноваты, соринку в чужих глазах замечала, а бревна в своем — нет.

Я вспомнила ту взрослую солидную леди под руку с мужем, какой я её запомнила в Хогвартсе. Они вместе навещали Северуса и сына в уже таком далеком 1996 году. Этот взгляд, будто ничего её не тревожит, не касается, не заботит… Мол, вы тут суетитесь, а я со стороны посмотрю, вы такие забавные!

Это она не поступилась и не попросила помощи, а я сделаю все, абсолютно все, даже то, о чем страшно помыслить, лишь бы мой ребенок не стал таким холодным, тоскливым и озлобленным, как тот… Тот — не мой!

Из мысленного круговорота меня вытянул металлический скрип. Алексия, раскрасневшаяся от натуги, пыталась отвинтить конусообразный медный наконечник на ножке кровати.

— Алексия?

— Что-о-о… — продолжала тужиться подруга.

— Тебе рожать пора.

— Нет, не пора, еще около месяца… Да что ж так туго привинтили то… Кто ж так делает?! — наконечник и не думал поддаваться, хоть Алексия и старалась изо всех сил и даже, для лучшей результативности, уперлась одной ногой в кровать, сдвинув её с места вместе со мной на приличное расстояние.

— А я не спрашиваю, я утверждаю! Может, когда родишь, мозги смилостивятся и вернутся! У тебя палочка вон торчит, чего ты тянешь?!

— Ой! Ну да. Палочка…

Она потянулась за ней, а я снова заорала:

— Н-е-т!

— Гермиона, во-первых — не ори больше, а то второго врача супругу вызывать придется, а во-вторых — почему нет? Мне интересно! Послание с того света — редкое явление. Магглы его называют обычным сном, но не мы. Это не сон, это призрачная явь, по этому вопросу Маркус Лейстрейндж, прадед Рудольфуса, говорил такие…

— Хватит! Не хочу знать, кто там что говорил! Как ты не понимаешь, она желала, чтобы я его увидела, пощупала, узнала, что он существует, на всякий случай!

— Да? Просто я хотела… ты права. Я дурочка. Не вздумай ничего раскручивать! Велика необходимость — мертвым потакать! Слышишь меня?! — Алексия уперла руки в бока и нависла надо мной с довольно угрожающей миной.

— Слышу! И вообще, больше о Нарциссе ни слова.

На том и закончилось мое погружение в бредовый мир несчастной леди Малфой, покойной леди…

«И без чужих предостережений смогу защитить собственных детей!» — излишне самоуверенно думала я.

Хотя где-то меня до сих пор гложет мысль, что то, что я видела во сне, уже произошло, но то, что одна из двух бед все же не повторилась — её, а вовсе не моя заслуга. Не знаю, права ли я. И действительно ли не повторилась, может, все еще впереди? Уйду я, и придет беда?

— И кто тут издает такие противненькие-противненькие, громкие-громкие звуки, неужели наша миленькая-миленькая больная? Наша сладенькая конфеточка? — о нет, все мысли меня покинули. Осталась только одна, но очень навязчивая: «Куда бежать?!» Вот Алексия долго не раздумывала и вылетела из комнаты, пока была такая возможность.

Но доктор Чичивиус, старенький и приторно вежливый маг с густой козлиной бородкой, уже взял меня в оборот и неистово махал палочкой по всему периметру оказавшегося в его власти тела. Странное дело, но я почти ничего не чувствовала, хотя раньше эта процедура осмотра энергетических брешей моего здоровья была довольно неприятна. От неё во рту оставался омерзительный металлический привкус, а тело ныло как после трехчасового занятия йогой. Были в моей жизни и такие моменты — каникулы я проводила по-разному.

За его излишне суетливыми движениями наблюдал вошедший с минуту назад супруг. Наблюдал пристально, кривился и нетерпеливо постукивал тростью, которую уже успел приобщить к своему и так парадному облику. Даже дома не мог расслабиться, всегда с иголочки, и дело десятое, что за окном пять утра!

Чичивиус то бледнел, то краснел, на миг мне показалось, что и зеленел, но хранил гробовое молчание. Частенько он умудрялся кидать испуганные взгляды на Люциуса, хотя тот стоял прямо за его спиной. Удивительно, и не боялся же человек косоглазия… Не знаю, конечно, насчет косоглазия, оно так, к слову сейчас пришлось, но вот мужа он боялся по-настоящему. У старикашки даже руки начали дрожать! Такое поведение опытного медика меня напугало, и я нутром почувствовала, что цвет лица меняет все доступные ему оттенки и у меня.

— Немота — единственное присущее вам достоинство? Моя супруга волнуется. Вы сейчас подобны хамелеону, а эти существа весьма трусливы, смею заметить. Говорите немедленно! — по-моему, я еще ни разу не была так солидарна с мнением мужа.

Доктор весь ссутулился, напрягся, присел в почтительном полупоклоне и забормотал:

— Почтеннейший, ваш многоуважаемый сын говорил, что у леди случился кошмар, жар, её трясет и все такое, но последствия кошмаров быстро проходят, наверное, поэтому я ничего не могу обнаружить…

— Хм… И поэтому вы сейчас зеленый? — зловеще прошипел Люциус.

Все-таки не показалось, действительно зеленел. Ну, хоть со зрением все было в порядке!

У старичка вспотела даже лысая макушка, а на бородку скатывались крупные капли пота, но до его самочувствия мне дела не было, я вслушивалась в каждое произнесенное слово.

— У вас должны родиться двойняшки, мальчики…

— Я знаю! Что-то новое вы мне сказать можете?!

— А я почему не знаю, почему мне не сказали? Люциус!

«Так это правда? Все знали, кого и сколько мне рожать, но не я. Кроме духа мертвой женщины никто и не побеспокоился поставить меня в известность о такой «мелочи»!» — я так сильно старалась не завопить от возмущения, что немного свело челюсть.

— Не сейчас, — муж не хотел терять свою важность перед посторонним и кидаться в объяснения передо мной, магглорожденой супругой. Что ж, оставалось только ждать.

— Так что там с новым? — переспросил супруг.

— Не чувствую детей… — я судорожно сглотнула и тоненьким голосом заскулила, предположив самое худшее.

Люциус пошатнулся и озверел окончательно. Набалдашником трости он так сильно толкнул Чичивиуса в грудь, что тому не хватило воздуха и он повалился на колени, пытаясь этот самый воздух вдохнуть. Такого унижения доктор выдержать не мог, и по его щеке, вперемешку с потом, покатились старческие слезы.

— Что-то еще?

— Они живы, они есть… Я уверен! Магия не работает, она отказывается работать с вашей супругой, я сам не понимаю… Это не моя вина!

— Не твоя вина, значит. Не твоя, точно? — муж говорил спокойно, но голос его звенел от ярости. — Полагаешь, виновата беременная женщина? — острым концом набалдашника, самыми зубьями серебряной змеи, он приподнял подбородок несчастного Чичивиуса, заставив его тем самым смотреть себе в глаза. — Ты дрянной врач, должен заметить. Уверяю, ни к одному пациенту ближе, чем на сто футов тебя не подпустят. Я сгною твою жалкую особу, и никто, совсем никто мне не помешает… А теперь вон, пошел вон! — скрюченная маленькая фигурка просто вылетела из моей спальни, больно ударившись плечом о косяк.

Вот она, сама суть лорда Люциуса Малфоя, моего законного, путь и по закону Волдеморта, мужа. Растоптать, унизить, доказать свою власть над человеком — нет больше удовольствия. Это не приобретенное, это что-то глубинное, врожденное, впитанное с кровью предков и молоком матери, с фамилией, действующей на людей, словно заклинание беспрекословного подчинения. То, что наша гриффиндорская троица смеялась над Драко, называла хорьком, маменькиным сынком и вообще, всячески выказывала свое равнодушие и презрение к его блондинистой персоне, еще не говорит о том, что мы не чувствовали эту его силу крови. Чувствовали, еще как чувствовали. Особенно Рон, рожденный не менее чистокровным, он не обладал такой монументальностью, как младший Малфой или даже Гарри. И завидовал. Одному больше, другому меньше. Я всегда догадывалась, что тут не только вражда семей и идей, там всегда была она, черная зависть. Была, есть и будет.

«Ну а его дети будут завидовать моим, если, конечно, они у меня появятся. А то повадится супруг всех врачей вышвыривать на задворки жизни…» — думала я.

Муж окажется неправым и скоро об этом узнает. Врач был действительно непричастен, магия действительно начала свой крестовый поход против меня, а дети на тот момент были живы и здоровы. Но если вы облегченно вздохнули, а, следовательно, беспокоились за не такого уж и противного Чичивиуса, то не спешите с выводами. Никогда в жизни не спешите. Старикашку — заслуженного лекаря магической Британии, исключили из Большой Ассоциации Колдомедиков за каких-то двое суток! И уже после того, как стала очевидна его невиновность и ничем не замаранная репутация. Люциус не извиняется, но всегда выполняет свои обещания. Любые! У лекаря отобрали аптеку, право заниматься частной практикой, пригородный домик на западе Англии в маленьком городке Блэкпул и саму жизнь. Через десять месяцев он скончался от интоксикации алкоголем в трущобах Лондона. Не подумайте обо мне плохо, пока у меня еще были силы, я умоляла мужа пощадить старика, но тщетно.

Пока все вышесказанное не произошло, я смотрела на нервный профиль супруга, видела самодовольство, сквозившее в каждом его жесте, видела все червоточины его натуры, но успокаивала себя тем, что изменить его хоть немного не в моих силах. Однажды такую битву не начала Нарцисса, тем самым проиграв её навсегда. Чего уж мне теперь ввязываться? Кстати, что она там завещала? Поступаться, поступаться и еще раз поступаться? Так и сделаю, не впервой.

— Ты еще будешь ложиться?

— Уже вставать пора, Гермиона, а не ложиться. Лучше раньше на работу попаду, дел невпроворот.

Он достал из комода новые янтарные запонки и попытался их закрепить, но тонкая ножка не поддавалась и выскальзывала из пальцев.

— Что, шпионы прибывают? Не справляешься с желающими поведать чужие тайны?

— А ты не ерничай. Пока шпионы есть, мы, а в том числе и ты, можем жить относительно спокойно, — вконец раздосадованный непослушным механизмом, он быстро пересек комнату и протянул обе руки мне. — Одень!

Я с легкостью все застегнула, ловко заправила манжеты в рукава и даже не забыла крикнуть ему вслед:

— Позавтракай!

— Ладно! — но в дверях он обернулся и пристально на меня посмотрел, будто решаясь на что-то. — Знаешь, кто достал твою кровь для Лорда? С чьей помощью он обнаружил твоих родителей?

— И знать не хочу…

— А я тебе скажу, Гермиона. Хочешь или не хочешь, но такая информация весьма полезна. Андромеда Тонкс! Ей даже угрожали не сильно — другие варианты в запасе имелись, да и секреты твои были не столь важными, как у некоторых… Не догадывалась?

— Нет, не догадывалась, — известие меня не поразило, кто-то все равно должен был примерить на себя роль предателя, так почему не Андромеда?

Люциус стоял в проеме и не уходил.

— Я найду самого лучшего врача, не переживай, — он захлопнул дверь, но остался в комнате, подошел к кровати и обнял меня. Крепко обнял. При этом вид у него был огорошенный — супруг явно удивил сам себя. Я всем телом ощущала, как громко и быстро бьется его сердце, и прижалась к нему еще сильнее. — Все с ними хорошо, все хорошо…

Еще отлично помнился тот гнусный мужчина, без малейшего стеснения и весьма нагло рассматривающий шрам маленького Мальчика-Который-Выжил и, к тому же, покупал учебники для обучения в Хогвартсе. Он казался мне старым, злым и противным. Таким он был, есть и будет. Разве что не таким уж и старым, но назвать подобными словами отца своих будущих детей, да даже и подумать так о нем, мне уже было не столь легко, как когда-то!

Вот так. Муж и жена. Никаких шекспировских страстей. Просто жизнь.

* * *

Первым, что я увидела, проснувшись совсем не ранним утром, была темная палочка на белоснежной подушке. Моя палочка, с сердцевиной дракона, а не её подобие, которым я открывала двери в замке и выполняла нехитрые хозяйственные заклинания! В носу защипало. Почему-то припомнилась первая встреча с Гарри и Роном в купе Хогвартс-Экспресса. Я уже тогда ухитрилась раскритиковать магические умения рыжего мальчишки с набитым конфетами ртом и продемонстрировать свое, починив его серьезному не по годам спутнику разбитую дужку очков. Окулус Репаро — как давно это было…

Повздыхав еще минут пять, я вернулась в реальность и вспомнила кое-что более важное и насущное, чем ностальгия по детству. Например, посещение кафе «Бонбон» в качестве второй управляющей, посещение Гринготса и срочный заказ новой чековой книжки с моими инициалами, а также выписка новых для Люциуса, ведь с десяток его я успешно израсходовала всего за пару месяцев. Нужно было не забыть и о визите к Гойлам с целью вручения Грэгори подарка — новейшей модели метлы «Смерч 3000», с закрученными кверху прутьями, позволяющими взлетать так высоко, как того требовала душа. Собрание книг «Заклинания для повседневной жизни. Дополненные», на котором настаивала Алексия, я отвергла, как издевательское. У Грэга тогда был двадцатый день рождения, а праздновать его в связи с очередной провинностью парня в чем-то никто не собирался, и я знала, что метла принесет ему хоть маленькую, но радость. К концу дня, в ожидании нового врача, я планировала расстаться со своим неприятием черной магии и почитать учебники по Темному Искусству, уже давно изучаемые всем народом. Надо, так надо!

Моим планам могла помешать разве только сломанная шея, которую я бы обязательно себе сломала, споткнувшись о вытянутые ноги Драко, расположившиеся перпендикулярно двери спальни.

Но обладатель этих длинных конечностей вовремя подхватил меня, протянув руки, и противно забрюзжал:

— Сколько спать можно?! С ума сойти, если б я столько дрых, мы бы войну проиграли к чертовой матери…

— Выходит, вы её выиграли, потому что Драко Малфой страдал бессонницей? Темного Лорда, стало быть, в расчет не берешь? — парень жестче, чем позволял срок моей беременности, поставил меня пол и скривился.

— Гермиона, бери палочку и пошли. Мне надоело тебя дожидаться! — я впервые задумалась, что такого важного могло заставить его протирать дорогие брюки на дорожке перед дверью, а тем более дожидаться? Это Драко все всегда ждали, а не наоборот…

— Куда идти и зачем палочка?

Он снизошел до вполне понятных объяснений, тем самым озадачив меня еще больше.

— Мы сейчас работоспособность проверим, твою и её. Будешь ней размахивать, пока не надоест, вдруг подзабыла чего… — то было задание. Люциус уже сообразил, что что-то со мной не так.

— Я подзабыла?! — желание применить к зализанному блондину Левиосу и продемонстрировать, что именно и как я «подзабыла» было огромным. Но вдруг бы еще об потолок стукнулся больнее, чем того позволял мой статус жены его отца? Именно он, статус, и не позволил мне решиться на такие кардинальные методы воспитания.

Начала я проверку своих умений с Петрификус Тоталус, которое очень даже недурственно парализовало «противника», но лишь тем, что оно у меня не вышло. Из кончика палочки вылетела всего одна, весьма тусклая искра и мне ничего не оставалось, кроме как проводить её смущенным взглядом. Большие серые глаза парня сузились и потемнели.

— Она от меня отвыкла, почти год её в руках не держала…

— Конечно, — я боялась, когда он становился таким сосредоточенным и собранным, словно ожидал какой-то неприятности или нападения.

— Драко?

— Что?

— Зачем это все? — я просила его. Просила не мучить, не лгать, не скрывать.

Он медленно поднял голову и посмотрел мне в глаза. Я невольно отшатнулась. Он тоже боялся. Тот, кто терпел меня лишь потому, что так нужно было, боялся за меня…

— Еще десять минут и я все скажу. Может тебе воды? Не жарко?

— Жарко. Очень жарко, — я замахала рукой перед лицом, но вспомнила, что палочка-то теперь у меня есть, и такое простое заклинание, как Заклинание Охлаждения она явно выполнит!

Не выполнила. Стало только хуже. Птички с помощью Авис не вызывались, свет с помощью Люмос не зажигался, никакие другие заклинания, посложней и попроще, хотя проще и некуда, не получались, а не падала я от ужаса лишь благодаря помощи Драко. Даже банальная Алохомора сработала всего раз, да и то с незапертой дверью, по всей вероятности, сработал сквозняк. Передо мной стояла последняя преграда, она же испытание — низкий вход в какую-то каморку третьего этажа. Было похоже, что там, внутри помещения, меня ждет нераскрытая и очень страшная тайна, настолько отталкивающей, почти сгнившей, была древесина перед моими глазами.

— Алохомора! — ничего не произошло, и я пошла прочь.

— Ты куда так быстро?

— Она не поддается, сам же и запер наверно, скрываешь что-то? — я мыслила иррационально, меня лихорадило, а думать больше не было сил. Еще бы! Лишиться магии для любого волшебника равносильно смерти.

Драко молча махнул палочкой и дверца со скрипом распахнулась.

— Это швабры, Гермиона. Даже если бы я и опасался, что ты попытаешься одной из них меня до смерти забить, все равно бы не прятал. Прежде ими домовики пользовались, лет сто назад.

— Кладовка?!

Он слегка отвернулся и кивнул куда-то в сторону.

— Кладовка.

— Я такая… навсегда? — сердце явственно задрожало от страха.

Беда за бедой, неудача за неудачей. Чем я разгневала небеса? Тем, что многие годы не жалея себя защищала страну и друзей от смерти? Тем, что надела тот чертов бирюзовый костюм? Или тем, что проиграв войну, выбрала жизнь, а не смерть?!

— Скорее всего, кольцо действует, твоя кровь ему не подходит. Мать просила меня уничтожить его, но я не смог… — Драко держал меня под руку и не спеша вел в гостиную. Ответа на вопрос я так и не получила.

— Ты со мной будто прощаешься… — действительно, я его еще не видела настолько подавленным, и то, что эта подавленность имела непосредственное отношение ко мне, подавляло и меня. И руки он касался легонько, и в глаза старался не смотреть, и голос у него звучал непривычно тихо…

— С ума сошла? — парень перестал меня поддерживать и тотчас превратился в хорошо знакомого и весьма скверного Малфоя. — Иди по делам лучше. Или куда ты там собиралась?!

Драко мог стучать только под Империо, он обычно или входил, или не входил — детская привычка. Люциус мог стучать, только если фамилию свою забыл, что невозможно по определению, ну а приемов в собственной спальне, вроде, не планировалось. Я медленно спустила одну ногу, промазала мимо тапка, нащупала ногой холодный пол и живо спрятала её обратно, сделав вид, что ничего такого и не слышу. Стук превратился в барабанную дробь, а она, знаете ли, имеет обыкновение звучать по нарастающей.

Хриплым ото сна голосом я крикнула что-то булькающее, ну или попыталась крикнуть:

— Кто… — ответом мне была уже не барабанная дробь, а методичное выбивание не такой уж и крепкой, как казалось до такого грубого физического воздействия, двери.

«Может, враг, может убивать пришел. Судя по звукам, точно враг. И что? Я его даже цветочками из палочки не испугаю…» — шагать было не близко, но я пересилила себя и все же доползла до конечной цели, распахнула обе створки и чуть было снова не захлопнула, как тогда, когда своим присутствием нас почтил Волдеморт. Поймала себя на мысли, что в последнее время мои желания стали гораздо более однообразными…

— Одевайся, тебя Лорд ждет. Я внизу, пойдешь со мной.

Беллатрикс сжимала кулаки и не уходила, она просто въелась в меня своей злобой и не могла оторвать от моей персоны обжигающий своей выразительностью взгляд. Изучала ненавистную девчонку, как звереныш, обнюхивающий незнакомую и потому враждебную территорию. Хотя, на тот момент в нас было что-то общее. Например, внешний вид — обе мы выглядели паршиво, к тому же по степени патлатости еще неизвестно, кто кого превосходил. Белла специально голос не подавала, когда тарабанила, знала, что как только его услышу, здравый смысл сверкнет пятками, и я просто забаррикадируюсь! Инстинктивно! В проницательности ей не отказать, это уж точно…

Мне удалось разогнуться, тряхнуть головой, освобождаясь от спутанной челки на глазах и более-менее членораздельно поинтересоваться:

— Куда проведешь? — я, вообще-то, подумала, что про Лорда мне послышалось.

— Не только брюхатая, так еще и глухая?! К Темному Лорду. У него к тебе вопросы. Просил передать, чтобы не боялась… — громкость последних слов впору было Сонорусом увеличивать. То были не слова, то был тихий-тихий скрип! Очевидно, не нравилась Белле игра Лорда в Санта Клауса, ой как не нравилась… Мне тоже. Но делиться с ней вторым пунктом нашей схожести я не собиралась. Мне лицо ей хотелось расцарапать, а не разговаривать!

Наконец, она очнулась и неспешно, почти вразвалочку, постукивая палочкой по ладони, пошла вниз, предоставив мне возможность оценить её уверенность в себе и превосходство надо мной. Бесспорно, так оно тогда и было.

Я задумалась. Страшно как-то стало от этого «…не боялась». Сон как рукой сняло. В голове загромыхал голос Хагрида: «Не бойтесь дети — это Клювокрыл, или Арагог, или еще лучше — Грошик!» Как же, не бойтесь… Драко до сих пор на крылатых плохо реагирует, а когда мне говорят «не бояться», я боевую стойку готова принять!

Но тут ничего не попишешь, я достала из самого дальнего угла гардеробной комнаты, ранее именуемой просто — шкаф, самое черное платье, какое смогла найти. Не поленилась вызвать Кисси и проинформировать её о моем возможном местонахождении «где-то у Лорда», в надежде, что если пропаду, хоть одна добрая душа будет знать, где меня искать, затем глубоко вдохнула и пошла навстречу своей еще более новой жизни.

— Почему ты ко мне домовика не прислала, что это за представление? — обратилась я к Белле дерзко и громко, отлично зная, что ничего она мне сделать не сможет, пока я Малфой.

Женщина перевыполнила план по эмоциональности за день и даже не остановилась, все так же быстро шагая по темным и многочисленным закоулкам коридоров, ведущих к подземельям. Я уже чувствовала промозглость и запах гнили, а мы еще и близко не приблизились ко входу.

— Не знаю. Полюбоваться хотела, наверное, — странно, но ответ звучал не только издевательски, но и правдиво.

На очередном повороте я на секунду остановилась смахнуть со лба несколько капель холодной воды, капавшие на меня отовсюду — подземные воды просачивались сквозь эти стены, находившиеся уже довольно глубоко под землей и медленно, но верно их подмывали. Вода камень точит, а время — человека. Но сколько там прошло того времени с момента моего замужества и до сегодняшнего дня? Не было еще во мне столько безразличия, чтобы я смогла не отреагировать на такое знакомое лицо на портрете. Нашла, одним словом. С картины в шикарной позолоченной раме на меня смотрела Нарцисса Малфой. От влажности позолота кое-где уже слезла, а в нижнем левом углу, прямо на краешке нарисованного маггловского шахматного столика, нахально разместился жирный паук. Белое платье выглядело кремовым от слоя пыли, а пшеничные волосы смотрелись просто желтыми. Никуда не делись только её гордая осанка и женственность, несмываемые даже потеками грязи. Портрет не двигался — он был мертв. Те, кто ушел по собственной воле, не живут никаким образом. У картины, на высокой подставке с тонкой ножкой горела свеча. Только вот весь этот закоулочек был каким-то размытым, нереальным, словно в дымке тумана…

Я негромко вскрикнула: настолько поразило меня несоответствие узких сырых коридоров и красоты бывшей жены собственного мужа. Моему вскрику еще больше поразилась Беллатрикс. Она уже обнаружила пропажу и вернулась за ней, то есть за мной.

— Ты её… видишь?!

— Вижу. Она красивая.

— Да, красивая. Но дура. Прямо как ты! — Белла дернула меня за руку и потащила прочь.

— Стой, никуда я не пойду, пока не скажешь, почему я её не должна видеть! — это был уже перебор, но, может, я и правда немного глупой была? Или слишком храброй?

Она стояла напротив меня, однако смотрела сквозь, словно я прозрачная. Несколько бликов от свечи угодили в ее черные зрачки, но сами испугались своей смелости и тотчас исчезли. Она думала. Казалось, что ей хотелось сказать, почему, обозначить себя как человека и чьего-то родственника, пусть и передо мной, а может… Да кто его знает, что там думала Беллатрикс, в самом деле!

Но ответ я все же получила, хоть и не сразу:

— Чары ненаходимости. Ты видишь, потому что магия у тебя неправильно работает, сбои какие-то. Портрет я сама сюда повесила, давно уже.

— Зачем?

— Чтобы был! Больше никаких вопросов, пошли скорее.

«Одинокая и злобная, не дай бог мне стать такой, ни за что!» — но не в моих силах было предугадать свое будущее, не в моих…

* * *

Пространство первого подземного этажа было разделено на зоны: одна с дюжиной маленьких помещений, приспособленных для темниц и вторая, которую делили между собой два смежных зала с высокими потолками и грубо обтесанной средневековой мебелью. Белла привела меня в первую и, казалось бы, почти пустую комнату с множеством гобеленов, гербов и знамен на её неровных унылых стенах. Герб Слизерина здесь не был центральным, но ткань его не выглядела такой ветхой и изъеденной жучками, как у других.

Именно к нему, изображению извивающейся змеи на серебристом фоне, Беллатрикс и подошла.

— Диссендио!

Полотно исчезло, и на его месте появился вполне обычный камин из черного аббатского мрамора, почти такой же, как и в гостиной. Отличался он от него лишь буквами на фасаде, выложенными, как я успела заметить, россыпью рубинов. Со стороны они напоминали капельки крови, которыми чья-то недрогнувшая рука вывела непонятную надпись на латыни. Само собой разумеется, что видеть её вообще никто не мог, для обнаружения символов нужно было знать сложное заклинание сокрытия, изобретенное самим Лордом, но моя бушующая магия плевала на всякие там чары, кем-то там изобретенные, и не переставала меня изумлять.

Что надпись была, я увидела, но что в ней было сказано, рассмотреть не смогла. Белла подняла палочку и обезопасила секрет от моих любопытных глаз, по крайней мере, пока обезопасила.

— Обскуро! — не самое приятное ощущение. Повязка надежно скрывала от меня действия Беллатрикс, но вот слуха меня никто не лишал, и по характерному звуку трения камня о камень я сообразила, что буквы следует нажимать в определенном порядке, что и поможет добиться нужного результата. То был пароль, или, если желаете, специфический набор адреса назначения, по которому я через минуту и отбыла вместе со своей провожатой.

Замок Салазара Слизерина. Во мне моментально проснулась заучка и завсегдатай хогвартской библиотеки! Захотелось бежать по ступенькам вверх, только вверх, чтобы добежать до самого верхнего этажа и увидеть, наконец, загадку истории с высоты птичьего полета. Если он, конечно, настолько высок, как писали в учебниках по истории за четвертый курс. Он действительно окажется невероятно высоким, в тринадцать этажей, и книги меня не обманут. Но изучу я его пролеты, многочисленные башенки и пыльные тайные ходы еще не скоро — через добрый десяток лет. В связи с очередной опасностью и с целью воплощения в жизнь нашего хитроумного плана Люциус инсценирует мою смерть, и всю тоскливую осень я буду составлять Лорду компанию в этом таинственном, но совсем не привлекательном, а мрачном и полном невыразимой тоски, месте.

Пока же у меня была возможность видеть только стены из дикого камня, того же, что и в подземельях Слизерина в школе. И рассматривала я его по пути в похожее подземелье! С потолка даже свисали аналогичные слизеринским зеленоватые лампы, только не все из них светили, а некоторые и вовсе были разбиты. Любовь Риддла ко всему подземному начинала раздражать не меньше, чем он сам! К тому же, чем глубже мы спускались, тем хуже мне становилось — ноги еле двигались, изо рта повалил пар, и даже Лейстрендж, которой явно поручили обеспечить мою сохранность, замедлила свой стремительный шаг.

Стоило ей вообще так стараться? Слишком быстрый шаг, подумаешь. Полет — вот что с ним не сравнится никогда! А именно его, полет, я и совершила, когда чуть ли не радостно ввалилась в небольшое, но более-менее теплое помещение у стола которого, склонившись над какой-то картой, стоял Темный Лорд. То, что Круциатус или еще какое заклинание тут ни причем, я поняла сразу. Волдеморт, несомненно, сильнейший маг в мире, но спиной невербальными заклятиями кидаться чересчур даже для него! Второй причиной, по которой я определила непричастность Лорда к моему незапланированному взлету, стал его ну уж очень вопрошающий взгляд. Мол, и чего я тут разлеталась, как посмела…

Шмякнулась я прилично, но, к счастью, больно было только Белле, так как шмякнулась я именно на неё. Удача вернулась, в общем. Однако нарадоваться вдоволь таким поворотом событий мне не дал душераздирающий визг из-под моего так мягко приземлившегося тела.

— Грейнджер! Слезь с меня немедленно! — вот тебе и "Малфой"…

Процесс слезания, отряхивания одежды от влажной каменной крошки и обмена злющими взглядами с моей невольной спасительницей занял некоторое время. Когда это время вышло, я поняла, что меня швырнуло — магия Волдеморта. Могучая от природы и усиленная, как вы уже знаете, магическими потенциалами отнюдь не одного волшебника, она просто задавила меня! И мой потенциал, негативно настроенный против своей же хозяйки, не выдержал такого испытания, взорвавшись. Не то чтобы я это знала, я это почувствовала. Особых переживаний по этому поводу у меня не было. Люциус весь предыдущий день пытался доказать временный характер такого явления, как полная или частичная потеря моих способностей. Настораживало, разве что, молчание обычно разговорчивого Драко и его отсутствие на всех приемах пищи.

Но не насторожили, а по-настоящему испугали меня куда более многозначительные действия Лорда.

Его грудь под обычной мантией болотного цвета двигалась, голова слегка покачивалась из стороны в сторону, выражая, таким образом, недоумение, а глаза… Они больше не были красными, даже в тусклом свете одной единственной лампы я четко видела — они красивого серо-зеленого цвета! Опять пришлось мне уяснить, что одной биографией загадка Тома Риддла не ограничивается. Там, внутри него, еще много отгадок и страстей…

Мои размышления прервал сдавленный крик. Тот, перед кем трепетал весь волшебный мир, тот, кого боялась я сама, тот, чья воля с легкостью меняет не только судьбы людей, но и саму историю, вышел из себя, узнав обо мне что-то такое, что мне было неизвестно.

— Она не сможет… Не сможет! Не сможет! Нет… — Лорд смахнул со стола все, что на нем было. Словно перышки взлетели листы бумаги, с треском разбилась чернильница, а из неё вылилась черная струйка и покатилась к моим ногам. Достигла ли она их, я не увидела — Лорд изловчился разбить и лампу. Комната погрузилась во тьму. Я не видела даже своих рук, куда-то улетучилось все тепло и показалось, что от холода моя кожа покрылась инеем. Но заледенела я не от мороза, а от ужаса. Материнский инстинкт просто взвыл и вот-вот заставил бы меня с мольбами о помощи кинуться в ноги виновнику всех моих бед.

— Мне выйти? — предупредительность Беллы вызывала отвращение.

— Иди, — я услышала, как легонько хлопнула массивная дверь. — Люмос! — Лорд небрежно кинул светящуюся палочку на стол, и в помещении снова можно было видеть.

Если ему хотелось произвести впечатление — у него вышло. Если он хотел, чтобы я догадалась — у него тоже вышло. Я не узнала его таким. Это был не он. Мне хотелось кричать и звать того, настоящего Темного Лорда. Этот всю мою прежнюю жизнь сделал одной большой ошибкой. В одно мгновение! Все те годы с Гарри, все авантюры, все поиски хоркруксов, все хрупкие надежды, даже война и смерть Дамблдора — пустышка и обман. С самого начала и до недавнего времени мы жили благородной иллюзией. Интересно, полагал ли он сам, скрываясь в лесах Албании и овладевая телами мелких зверюшек, что когда-нибудь те, чьим главным желанием была и будет его смерть, вернут ему истинную жизнь и душу, которую он так рьяно пытался из себя изжить?

Краем уха я слышала давнишние рассуждения Северуса о постепенных изменениях в характере Риддла, но слышать и понимать — разные вещи.

— Важным было не бессмертие, да?

Он сложил руки на груди и прищурился.

— Верно.

— Мешала душа? Как сейчас?

— Сто баллов Гриффиндору!

— Но ведь душа — это хорошо? — лучше бы я смолчала.

Да, передо мной стоял обычный мужчина лет тридцати. С красивыми чертами лица, капризными тонкими губами, иссиня черными блестящими волосами, зачесанными назад, и хитрой ухмылкой. Я бы даже назвала его внешний вид мужественным, если бы не какая-то фарфоровая, неестественно белая кожа. Она придавала его стройной фигуре кукольность и безжизненность, как бы подтверждая — передо мной не совсем человек, или же тот, кто когда-то был им. Но внешность обманчива. Волдеморт, услышав мой вопрос, пересек комнату и взял меня за горло. Не сдавил, не схватил, а просто взял и приблизил свое лицо к моему. Я ощутила жар его тела, терпкий запах и силу…

— Посмотри мне в глаза и повтори, что это хорошо! Повтори!

Она там была, я видела. Она металась, словно загнанный зверь, не понимающий, как он очутился в этой клетке, и что делать дальше, как быть. Лорд и его душа не одно целое. Они противники, они вечная боль друг друга, возвращавшаяся к нему каждый раз, когда кто-то из нас уничтожал хоркрукс, будь то его дневник, или кольцо, или медальон. Не важно, все равно он получал обратно седьмую часть того, что мешало ему наслаждаться своей мощью в полной мере, убивать и еще раз убивать, не задумываясь о причинах и следствиях, отвергать интриги и ничтожные людские желания. Он боролся за сохранность тех артефактов совсем по другой причине. Бессмертие так — приятный бонус. Да к чему оно ему, когда душа забирала столько драгоценного места, пригодного для бесконечного ощущения власти? Вот почему он разменивал свой ум и собственную личность сразу на всё, вот что рвало его на части, вот что доставляло столько неудобств…

Даже самая черная душонка — все равно душа!

Профессор Слизнорт знал далеко не все, Дамблдор обманулся, а «Тайны наитемнейшего искусства» не могли дать студенту Риддлу всех ответов, но он, как обычно, нашел их сам — в себе.

Лорд давно меня отпустил, говорить я ничего не собиралась, но и уходить было еще рано.

— Мне нужен твой ребенок. Уверен, ты об этом знаешь, — я хотела что-то возразить, но не нашлась с ответом сразу и Волдеморт продолжил. — Но я не слышу твои мысли. Это плохо. Ты умираешь, Гермиона Малфой, потихоньку. Организм не справляется с кольцом. А ну скажи мне честно, снимала его?

— Не снимала! — раз уж не слышит он моих мыслей, стало быть, можно смело врать. — И я не умру!

— Умрешь, обязательно умрешь, если я не помогу. Но даже и в этом случае все не так однозначно… — он задумчиво крутил что-то в своей руке, время от времени это что-то подбрасывая.

— Поразмысли и ответь, кого бы ты выбрала — себя или ребенка? Ну гипотетически, если ты выживешь, а он умрет? Ты же еще сможешь родить, так? А если ты умрешь, а он выживет? Тут выиграю я, правда, только наполовину. Станешь еще мученицей праведных светлых, и выгода какой-то неказистой окажется… — мыслила тут явно не я, при чем эти самые мысли затягивали Лорда в опасные для меня дали.

— Нет!

— Конкретней, леди, не темни.

— Я лучше убью и себя, и малышей прямо сейчас, чем оставлю с вами, мой Лорд! — я нахально усмехалась, наивно считая себя самой мудрой и хитрой. — Одни, без меня, они в этом мире не останутся! Не выйдет! — я уже и голос повысила, но Волдеморт все равно только молча смотрел.

Исходя из того, что он вот-вот мне скажет, думал он совсем не о моей сомнительной хитрости. Я уверена, были в его голове и мысли о собственной матери, кинувшей сына на произвол судьбы и умершей чуть ли не по собственному желанию. Не знаю, в каком контексте, но точно были.

— Так у тебя еще и двое? Шансы, значит, есть. Подойди! — я уже поняла, что в таком виде его магия никаких взрывов устраивать не будет. Он как-то смог удержать её внутри. — Смелее, ты же героиня войны, не стесняйся!

Когда я все же решилась и подошла к столу, Лорд присел на его край, сравнявшись со мной в росте, снял с шеи витую цепь с овальным кулоном и одел на меня. В груди заполыхал огонь, тело согрелось, и я ощутила небольшой, но прилив сил.

— Что это?

— Моя кровь и еще кое-что. Береги, как родишь — вернешь. Должно помочь. Но готовься к худшему, твоя кровь слишком грязная, раз говоришь, что кольцо не трогала. К слову, кулон снимать тоже нельзя, а то еще подкинет тебе кто такую нехорошую идею…

Я кивнула, соглашаясь.

— А зачем вам тогда полукровка? Еще и мой? Для чего?

Откровенность Лорда не знала в тот день границ. Вот кто хитрый, а никак не я!

— Ребенок будет просто крестником, с некоторой связью со мной, разумеется, но ничего особенного. А что полукровка… так мы с ним схожи должны быть — все очень просто! Ах да, немаловажно еще и кольцо, но тебя этот нюанс не касается… Чего ты рот открыла? Ты же знаешь обо мне почти все, вынюхали, ищейки доморощенные! — от такой честности у меня действительно несолидно отвисла челюсть. Но память услужливо подкинула картинку, в которой Лорд смахивает все на пол и кричит что-то маловразумительное. И это "ничего особенного"?

Но как бы там ни было, его манера говорить была под стать тому возрасту, на который он выглядел, и сам он перестал внушать страх, оставив мне лишь опасения. Хотите объяснений такой моей метаморфозе? Нет их. Объяснить можно лишь то, что понимаешь, а я не понимала и уже никогда не пойму.

— Это тайна? — спросила я его.

— Какая?

— Про то, что вы живы, полностью живы…

— Умная девочка, конечно, тайна, и мы, — он наклонился к моему уху, — никому об этом не скажем, никому… — голос у него был нарочито ласковым и потому омерзительным.

Еще секунда и передо мной все тоже змееподобное чудище. И впрямь, не все изменения стоит демонстрировать, тут с его логикой спорить бессмысленно, она у него просто железная.

— Белла… — произнес он еле слышно, но Лестрейндж не заставила себя ждать. — Вы уже уходите. И еще, Белла, ты её теперь оберегай, для меня. Ясно?

— Да, мой господин.

— Удачи, леди Малфой, ловите её почаще, понадобится.

— Спасибо, — я кивнула. В этот раз я не лгала, а действительно, гром меня разрази, была благодарна.

Интересно, не приди Дамблдор в приют миссис Коул и не посей он по неосторожности зерна тщеславия в маленьком, но жестоком и свободомыслящем мальчике, как бы все сложилось? Точно знаю, что нам, магам, жить было бы легче. Мы с ним еще увидимся не одну сотню раз, но та фигура со сложенными руками на груди, задумчиво провожающая меня взглядом лукавых серо-зеленых глаз, не забудется никогда.

Мне еще предстояло узнать, что украшение с кровью Волдеморта на моей шее защищало его от многих напастей черной магии, и легче ему было каким-нибудь способом оставить в живых дитя, а не мать, но в нем тогда что-то всколыхнулась. Мысль, или воспоминание, или частичка собственной родительницы. Точно не знал и он сам. Но та слабина, первая и последняя за всю его известную мне жизнь, стала моей точкой отсчета. Он превосходно это понимал и никогда не пожалел о своем решении. Я не дала ему пожалеть.

На обратном пути я исхитрилась подсмотреть надпись на камине. Сделала вид, что падаю в обморок, чем до жути напугала Беллатрикс, всегда четко и без колебаний исполнявшую приказы своего повелителя. Прикажи он ей жизнь за меня отдать, она бы не задумалась! Во время мнимого падения я хорошо запомнила те восемь букв, а, вернувшись в дом, сложила из них такое словосочетание: «Ita vivam!», что означает — «Клянусь жизнью!»

Не думаете ли вы, что приняв защиту Тома Марволо Риддла, я поклялась?

* * *

Нора — место покоя и уюта первой части моей жизни. Она ничуть не изменилась с тех пор, как я была здесь в последний раз, а было это давно. Год назад. Я смотрела на немного покосившийся дом со множеством разных по цвету пристроек и… ничего. Совсем ничего. Ни трепета в груди, ни глаз на мокром месте. Как будто вернулась из далекого прошлого в кусочек детства и с удивлением обнаружила, что все не такое, каким казалось! Не такое большое, не такое удивительное и не такое уж и моё…

Молли в двадцатый раз прислала приглашение, и игнорировать еще двадцать, которые без сомнения последовали бы за первыми двумя десятками, мне было не по силам. Беспокоило, что все они как-то прибыли одно за другим, в течение двух недель, и Сычик, можно сказать, получил малфоевскую прописку в нашей совятне. Поэтому я нагрузилась свертками с подарками, хотя нет, я Драко ими нагрузила, и отправилась в путь. Аппарация была мне строго противопоказана даже в паре, поэтому с помощью летучего пороха мы переместились в Министерство, а уже оттуда, на обычном маггловском такси с шашечками, доехали до Оттери-Сент-Кэчпоул. Всю дорогу Малфой брезгливо кривился и, будь его воля, он бы прикрыл лицо платком, а дверцу открыл палочкой. Чистоплюй аристократический! Парня назначили моей охраной и ушами Люциуса, заменить его порывалась Беллатрикс, но в ее глазах застыла такая мечтательность, когда она предлагала мужу свою кандидатуру, что стало ясно — Уизли сильно не поздоровится, если вдруг что… Я наотрез отказалась и меня послушали.

Драко с кислой физиономией плелся позади, и спешить не собирался. Бубнил что-то про слишком открытую и оттого опасную местность, а вот ногами еле двигал! Я понимала многое из того, что он тогда чувствовал. Ну не хотелось ему к Уизли, выдерживать их насквозь прожигающие взгляды, полные жутких догадок.

— Ты меня одну отпускаешь? — весело крикнула я себе за плечо.

— Размечталась! Иду я, иду…

Встретили меня радушно. Молли кинулась обниматься, Артур суетливо приглашал в кухню, зачем-то руками показывая направление, будто я могла его забыть. Драко шел рядом. От его разбитости не осталось и следа, настороженным взглядом он рассматривал приветливых людей и углы, встречающиеся нам по пути. Его палочка перекочевала из внутреннего нагрудного кармана в специальную петлю не по сезону длинного рукава. Молниеносность в случае атаки — наиважнейшая вещь.

Миссис Уизли лихорадочно вытирала руки о фартук, левитирывала на стол всевозможные пироги, напитки и здоровенную запеченную утку. Жестом она пригласила нас присаживаться.

— Садитесь-садитесь, скоро и мальчики подойдут! Герми, девочка моя, какая же ты… — уголком передника Молли промокнула сухие уголки глаз. — Мистер Малфой, а что же вы не присаживаетесь?

— Нет уж, благодарю… — буркнул приглашенный. Драко занял выгодную позицию напротив входа и уселся на стул именно там, таким образом, он мог видеть все происходящее, не особо напрягаясь.

Я присаживаться тоже не спешила, в кухню вошел Билл, и я, поцеловав его в щечку, вручила молодому отцу всевозможные распашонки и погремушки.

— Спасибо, Гермиона, не стоило беспокоиться, конечно, но все равно спасибо! — лицо у него выглядело каким-то изможденным, но глаза как были добрыми, так и остались.

— Флер не будет?

— Нет, Герми, она сейчас с Фредом, он приболел. Передает тебе сотню воздушных поцелуев! — я сомневалась и в поцелуях, и в болезни малыша, но передала свою сотню в ответ, на что Билл засмеялся и потащил подарки наверх.

А вот мне резко стало не до смеха. В помещение ввалилось столько людей, что Драко от изумления даже привстал, осознав, что двух глаз ему будет явно недостаточно, чтобы за всеми уследить! Это было осознанное нарушение. По договоренности с супругом, Уизли должно было быть не более четырех единиц, а пришли все, за исключением Флер и Гарри, которого я и не ждала. Поттер и Малфои как два полюса планеты — встречаться не должны.

Все были настолько радостными и шумными, что захотелось влезть на табурет и поднять руки, в надежде, что меня заметят и замолчат! И вообще? Чего так радоваться, я что-то пропустила?! Даже Джинни кружила вокруг, восхищаясь моим самым скромным и простым сарафаном из белого ситца на тонких лямочках. На нем и пуговиц то не было, ткань и ткань! Конечно, то и дело её взгляд опускала на мой большой живот, в котором рос не один, а целых два ребенка. Вот тут она была непритворна и не могла скрыть ту самую гадливость, которую я уже видела в ее глазах раньше, в Хогвартсе. Будто у меня змея там, а не дети…

Также на меня смотрел и Рон, на которого лично я глядеть не могла. Он подошел ко мне первый и вручил стакан тыквенного сока.

— Привет, Гермиона, ты такая круглая! — я стояла перед родным, изученным вдоль и поперек человеком, заросшим щетиной, неопрятным, смотрящим на меня по-щенячьи тоскливым взглядом и тужившимся сказать хоть что-то хорошее и… хотела домой.

За спиной раздался голос, полный глухой неприязни. Уже не ко мне, а к Рону.

— Гермиона, дай сюда стакан.

— Держи, Драко, — парень что-то прошептал над жидкостью, два раза махнул палочкой и вернул мне напиток.

— Скотина малфоевская! Да как ты…

— Сынок, тихо родной, тихо! — услышав зарождавшуюся перепалку, Артур к нам не то что кинулся, он к нам подлетел! К чести Драко, от него в ответ ничего не последовало.

Наконец, все расселись, Чарли взял нож и ловко разделывал утку, Перси расспрашивал меня о новой структуре отделов Министерства, в коей знатоком я, разумеется, не была. Рон с ужасом, не в силах справиться с собой, смотрел на округлость моего живота, а Малфой с озабоченным видом расхаживал вокруг и проверял яства на предмет наличия в них яда. На него недобро косились, но молчали.

Я же еле сдерживала стон. Но тут все банально — жесткий, полностью деревянный стул не давал моей пояснице принять удобное положение, так мне необходимое. Но когда на мою тарелку плюхнулся кусок пирога с ревенем, стон все же вырвался. Я терпеть не могу пироги с ревенем! Молли об этом прекрасно знала, но слишком нервничала, чтобы заметить содержимое своей кулинарной лопатки.

— Девочка, что с тобой? Что-то не так? Может жар от печки охладить? — женщина забеспокоилась.

— Нет-нет, не волнуйтесь, все отлично!

Наверное, Уизли уже уяснили, что неожиданность — обязательный спутник их семейства, но все-таки слова, произнесенные Драко, заставили их раскрыть рты и наметить скорый финал наших отношений.

— Ей спинка вашего плебейского стула давит! А от пирогов с ревенем её тошнит! Вообще тошнит, а не только сейчас… — воцарившуюся тишину можно было на кусочки резать, такой тяжелой она была.

Первым опомнился Билл и призвал мягкий стул из гостиной, Молли быстро поменяла пирог на яблочный с корицей, но трапезе все равно не суждено было закончиться, как полагается. Раздался звук колокольчика и в дом пришел еще один гость — Невилл Долгопупс, не побоявшийся присутствия Малфоя, вполне способного превратить его визит к Уизли на отсидку в Азкабане. Его усадили рядом с пригорюнившимся Роном, и все бы ничего — Драко на Невилла не кинулся, но в моей голове раздался голос.

То была не легилименция, то было заклинание, с помощью которого я в школе подсказывала друзьям ответы на зельеварении! «Тихий разговор» — простейшие чары, но запрещенные к изучению в школе, иначе все студенты были бы поголовно отличниками! Да про них и маститые маги уже давным-давно позабыли. Я не признавала ни шпаргалок, ни подсказок, но флоббер-черви и постоянные отработки Гарри у Снейпа бесили даже меня! И не была бы я Грейнджер, если бы не нашла выход. Всего один разочек позволила себе подобную несправедливость по отношению к другим учащимся, всего один! А потом даже листочек выкинула. Или не выкинула, а спрятала между учебниками, намереваясь избавиться от него после Прорицаний? Вот значит как.

— Гермиона, — говорил Чарли, — мы нашли выход, все скоро закончится! Ты только не оборачивайся, а то еще заметит твой соглядатай…

— Какой выход?

— Мы сейчас на пике своих возможностей, у нас есть кое-что, способное уничтожить Лорда навсегда! Нам нужно проникнуть в твой дом, то есть, к Малфоям, — поправился мужчина. — Мы старались, Герми, но не нашли в замок Слизерина прямого хода, похоже, его вообще нет! Есть три камина, ведущих туда, один из них в подземелье Малфой-менора, но нам туда не проникнуть без твоей помощи, а мы обязаны застать его врасплох! Иначе не выйдет ничего…

Люди вокруг галдели изо всех сил, но теперь я понимала, почему и зачем столько притворства.

— Что я должна сделать?

— Открыть ворота и найти ход в подвалы, и все, Герми, все! Война за нами! Победа!

Они не знали о «Ita vivam!», без знания которого камин был просто бесполезным предметом обстановки. Может, именно этот секрет, а вовсе не артефакт, и сохранил Селвин Малкин? В системе охраны Волдеморта не было незначительных пунктов, за любой из них его слуги сражались, словно в последнем бою.

— Кто узнал о каминах, это точно?

— Майкл Корнер узнал, вроде выкупил у кого-то информацию…

— У Малкина? — Чарли посмотрел на меня подозрительно, но не перестал лихо уплетать кусочки утиной печени.

— Эээ… Да, у него, кажется, — вот и первая, действительно важная ложь.

Не хотел он мне говорить, как все было. Сомневался, видел во мне превосходное орудие, но не союзника. Даже если и предположить, что я не знаю о его смерти, что маловероятно, ведь фамилию-то знала, почему не сказать? Все равно ведь узнала бы! Чарли, конечно, был абсолютно прав, но что-то внутри меня с его предложением не стыковалось.

— Когда?

— В полночь, через три дня. Ворота и подземелье! У нас вообще-то есть карта, — голос стих и даже раз прервался, — только вот проявить изображение может лишь настоящий Малфой… — меня он настоящей не считал и помощи с картой не попросил. Но от чегоже смутился? Я же как бы должна радоваться, что меня такой не считают. Неужели списали со счетов?

— Я согласна.

Да ничего я не была согласна! Я еще как была не согласна! Но перед глазами промелькнули лица сотен погибших, казалось, они смотрят на меня с немым укором…

Хотелось подумать, помучиться, а затем отказаться. Не знаю, почему. Может, успокоить себя и задавить совесть, может еще что. Куда я пойду? К кому? И пойду ли? Выживу? Примет ли кто? Родятся ли мои дети без помощи Риддла? А если все же родятся, то выживут ли? А Люциус? А Драко? Уничтожить такой старинный род, к которому я только-только присоеденилась?

Еще несколько минут, и я узнаю, что все эти мысли и вопросы были лишними, не имеющими право на существование, а началом столь важного открытия послужит вилка. Обычная алюминиевая вилка! Она упадет под стол и я, вместо того, чтобы сказать «Акцио» и махнуть палочкой, полезу за ней вниз, чтобы не позориться и не демонстрировать Уизли свое «потрясающее», в очень переносном смысле этого слова, владение магией. А так, вроде я как бы и позабыла, что ведьма, с беременными и не такое бывает…

Так все и произошло. Только вот выползая из-под того злополучного стола я неловко дернулась и кулон Волдеморта, бронза с алым прозрачным камнем удивительной яркости, который я прятала под сарафаном, осветил своим кровавым светом всю кухню! Он не постоянно излучал подобное сияние, а время от времени. Ярче он начинал гореть в минуты, когда я ощущала слабость и дрожь в ногах.

— Что это на тебе, Гермиона? А?! — судя по безумному взгляду Невилла, он знал, что это.

Джинни, сидевшая по правую сторону, протянула руку к моей шее.

— Какая прелесть…

— Не трогай! — заорал Долгопупс. — Это медальон Волдеморта! Что, подарок?! Он же с ним не расставался никогда, я сам его на нем видел, в ту ночь! И ты видела, и все видели! — он обвел рукой всех присутствующих, приглашая их в свидетели.

— Невилл, кулон мне просто нужен…

Но парень уже выскочил из-за стола и, хватая себя за волосы, продолжил кричать:

— Волдеморт или кулон?! Или то и другое? Ах, да, еще и ублюдок в твоем животе. Ходишь такая вся, прям гордишься! Это ты должна была умереть, а не Полумна, не Тонкс, не Сириус, не Люпин… — от ярости у него подгибались ноги, и он пятился к стене, чуть не падая. От напряжения один его глаз налился кровью, видимо, лопнул сосуд. Ненависть как она есть, а не мягкий застенчивый мальчик в вязаном свитере — любимец мадам Спраут. Тонкий синий свитер, правда, на нем был.

— Мы уходим, — объявил Драко, и я сделала шаг по направлению к Малфою. — А тебя я еще засажу… — тихим голосом обратился он к Невиллу.

— До того как убьешь, или после? Ты убийца на коротком поводке, ты ручное чудище! Ха-ха-ха… — хохот был безобразным и громким, леденящим душу не меньше, чем слова, в которых было много правды.

Дальнейшее произошло за долю секунды. Долгопупс отшвырнул находящийся на его пути стул, разбив им окно и в один прыжок добрался до того места, где я стояла. Схватил мою руку, едва не сломав её, и стянул рунное кольцо, отшвырнув его в ту же сторону, что и стул. Помню гулкий звук от его падения с примесью скрипа — упало оно на осколки стекла…

Единственным отреагировавшим на весь этот кошмар стал Драко, но реакция его была необычайно сильной, он не колебался — точно знал, чего хочет.

— Авада Кедавра! — воскликнул парень, и зеленый сноп света устремился к Невиллу, моему палачу и, как выяснилось, подлинному врагу.

Вот тут-то Уизли зашевелились, а Артур, стоявший к Долгопупсу на расстоянии вытянутой руки, толкнул его за мгновение до того, как Драко избавил бы нас от многих бед. Но не судьба. Невилл упал чуть ли не в сам камин, и ему оставалось лишь немного подтянуться, чтобы очутиться в нем полностью и исчезнуть…

Молли принялась причитать и плакать, а я стояла, как вкопанная, не в силах пошевелиться от ужаса. Артур немигающим взглядом смотрел на Драко, тот все еще не опускал палочку. Да парень и не собирался её прятать. Он подошел к окаменевшей Джинни, все еще сидящей за столом с открытым ртом, и приставил её к горлу девчонки.

— Немедленно поднимите кольцо и отдайте его Гермионе, иначе мало кто останется в живых, — было в этом голосе что-то металлическое, не позволявшее усомниться в реальности его намерений. Очевидно, что я сама могла бы его поднять, но пока бы обошла

Я ощутила легкое дуновение свежего ветра, покидая Нору после случившегося, оно было слишком прохладным для зноя того июльского полдня. Внутри все обмерло, и не только потому, что снятое и вновь надетое кольцо вступило в борьбу с даром Лорда, нет. Тот ветерок… Это Грейнджер махнула мне рукой и улыбнулась широкой улыбкой с чуть длинноватыми передними зубами. Затем одернула спортивную курточку, взмахнула копной непослушных каштановых волос, поправила стопку учебников под рукой, чтоб уж точно не уронить, и всё. Как в воду канула!

Драко от меня отворачивался каждый раз, когда я на него смотрела. Ждал, когда же, наконец, я кинусь на защиту своих обожаемых Уизли, когда начну просить сохранить все в тайне…

Не дождался. Потупил взгляд. Пожалел меня.

* * *

Третий. Я заткнула уши руками. Люциус разбил о стену третий бокал из дорогого големского стекла, самого прозрачного и тонкого на всем континенте, потому как выдувают его самые могучие легкие в мире, не знающие усталости и износа. То был мой ему подарок на сорок пятый день рождения. Они мужу понравились, не могли не понравиться — редкие, изысканные, с золотыми вензелями Малфоев по кромке. Разливаемые в них напитки всегда положенной им температуры — один из секретов «Голем Трест». Почему именно они? Другой посуды было мало?

Но я знала, почему. На одну из составляющих этого «почему» я и смотрела невидящим взглядом, боясь даже моргать слишком часто. Свидетельство о браке, висевшее в рамочке над камином — его край обуглился. Но моргать все же приходилось каждый раз, когда из кабинета супруга раздавался очередной звон или очередной крик. В произошедшем муж меня не винил, а когда я кинулась к нему на грудь с проклятиями и рыданиями, он только гладил мои волосы, что-то приговаривая. Не зря столько лет прожил на этом свете, не зря. Еще прошлой осенью, после недоразумения с тугим корсетом, он говорил что-то подобное. Он просто знал, абсолютно точно знал.

В первую же ночь после того ужаса я заподозрила, что надвигается что-то плохое — призраки, казалось, дружно отбыли на тот свет, настолько сильно они старались не шуметь, а портреты здоровались со мной все как один. Стараясь поклониться как можно ниже, они чуть из рам не выпадали! Чтобы все Малфои меня, грязнокровку, и враз признали?! Им же Лорд уже не указ! Главным виновником беды, приближение которой чувствовала не только каждая клеточка моего тела, но и каждый живущий в Малфой-меноре, муж сделал Драко. Они ругались в тот день, и не перестали ругаться на следующий.

— Как только ты его увидел, ты обязан был его убить! Забини бы так и сделал! Что ты себе думал?! — муж сидел за своим письменным столом, весь его облик выражал собой одно сплошное возмущение, он эмоционально жестикулировал и только что не кидался в сына всем, что под руку попадалось. — Ты можешь не принимать сам факт, что у меня должны появиться дети, ты можешь ревновать, но чтобы так?! Ты с ума сошел?

В целом обвинение было несправедливым, и Драко попытался возразить:

— Отец, я бы никогда… Я просто хотел, чтобы все закончилось, а потом уже арестовать! — но все же лукавил. В нем что-то дрогнуло при той встрече с Невиллом, парень хотел дать бывшему однокурснику возможность уйти, а не арестовывать или убивать. Уничтожить еще и мужа… ну не мог он. До Авады не мог, конечно.

— Но не убить, да?! Дался бы он тебе живым, жди! — я принялась считать звуки от постукивания пальцами по столешнице. Люциус, когда нервничал, всегда чем-нибудь по чему-нибудь стучал. Отец отчитывал сына за то, что тот не убил человека. Стоило, вероятно, завести поучительную беседу о вопросах воспитания, но я уже не могла. Скорее, не знала с чего начать, ведь сама думала почти также.

— Я пойду? — мой бесцветный голос заставил их на секунду замолчать и уставиться на его источник. Уж и забыли, наверное, что не одни…

— Иди, Гермиона, — и добавил. — Лучше в постель!

Но то было вчера. В смысле, разговоры были вчера. Пусть и на громких тонах, но посуду никто не бил, а если и принимались кричать, то не до хрипа, а так, до легкой хрипотцы. Просто на следующий день все заметили изменения в пергаменте, прежде мною люто ненавидимым. Ни брак, ни помолвка не аннулировались, иначе тут же пришло бы извещение из Министерства, гоблинов Гринготса, семейной нотариальной конторы «Крич и Круч» и еще из кучи заведений, руководивших вопросами брака.

Кулон справился. Но я продолжала все так же сидеть и смотреть на бумагу в тонкой серебряной рамочке, толком не замечая, что Кисси, напуганная моим неестественным поведением, приняла его на свой счет и уже битый час очищала все вокруг, что хоть гипотетически могло попасть в радиус моего окаменевшего взора. Горемычный предок моего супруга, к своему несчастью висевший в трех футах от свидетельства, грозился вслед за пудрой на кучерявом парике лишиться и пуговиц на камзоле, остервенело натираемых домовиком до неположенного им временем блеска. Получив в ответ на такую пламенную заботу смачный плевок, она все же переключилась на ближайший подсвечник, торчащий из стены, логично посчитав его гораздо менее непредсказуемым объектом.

Крик смолк. Оглушительно хлопнула дверь, заставив меня в очередной раз вздрогнуть и моргнуть, а мимо, в направлении выхода, пронесся растрепанный Драко, обдав меня шлейфом крепкого алкоголя, и я поняла, чего хочу от этой жизни. Именно той, в которую меня с такой легкостью швырнул Волдеморт. Навсегда поняла. Ну, или подумала, что навсегда. Да-да, вы правы, именно тот едкий запах перегара и решил всю мою судьбу. Начинайте смеяться, если хотите. Ну не могла я позволить, чтобы так было! Чтобы муж кричал, чтобы Драко злился и пил, а мои жалкие остатки привязанности к Уизли имели место быть и рулили жизнями тех, кто рядом со мной. Захотелось, видите ли, навестить друзей, захотелось узнать, что же их сподвигло на написание такого количества приглашений! Беллатрикс права — дура я. В тот момент Гермиона Малфой, вытеснившая Грейнджер, четко осознала, о какой помощи говорила Нарцисса. Стало очень-очень стыдно. Она ведь Малфой, потому не могла банально вещать о «Помогите, спасите, поддержите!» Нет. Все оказалось сложнее и ужаснее. И нужна мне такая помощь намного больше, чем кулон…

Я прошла к мужу в кабинет, вошла без стука и поразилась увиденному. Комнату будто вверх дном перевернули! С десяток папок валялись на полу, две разбитых вазы, треснувшая малахитовая подставка для перьев, разбить которую нужно еще постараться, но сердце ёкнуло не потому. Он собрал те, мои бокалы, и аккуратно выставил на прежнее место — под узорчатое стекло серванта! Почему, отчего, зачем… Да какая разница?! Сам Люциус лежал на кожаной софе у окна, закрыв лицо руками и подогнув одну ногу. Такое сильное тело, такой несгибаемый характер и целое море разочарования. Пуговицы на его черной шелковой рубашке оказались застегнутыми весьма хаотично, и я подошла к нему, расстегнула и вновь застегнула их, но уже в правильном порядке. Длинные белые волосы — гордость и отличительный признак малфоевской крови — спутались и выглядели до неприличия всклокоченными, я запустила в них руку и попыталась придать им хоть намек на привычный лоск и ухоженность. Моя рука была перехвачена.

— Не нужно, пока и так сойдет, — он замер, удерживая запястье и глядя прямо на меня побитым жизнью взглядом колючих серых глаз. Я без лишних слов забралась на софу, к нему под бок, и положила голову на грудь. Муж даже руки слегка развел, все еще не веря такому чуду и не желая меня спугнуть своим прикосновением. Чтобы вот так — днем, а не ночью в спальне?! Но все же опустил их, погладил меня по спине и даже повернулся так, чтобы я смогла разместиться поудобнее.

— Драко не виноват, ни в чем. Это я перед тобой виновата. Прости меня, пожалуйста!

— Сын сам был на волосок от гибели, еще и тебя подставил! Нужно было Беллу отправить… — он негромко шептал мне слова в самую макушку, и я сочла момент подходящим, чтобы спросить о том, что прежде, еще до похода к Уизли, меня интересовало не так сильно.

Тогда мне казалось, что у меня еще что-то есть, что там где-то люди, которые, если вдруг что уж очень страшное, как-то, но помогут. А оказалось, у меня только Малфои, нерожденные дети, Алексия, да Беллатрикс в качестве охраны, мной же по глупости и отвергнутой. Сейчас-то я понимаю, что для полного счастья, каким оно будет мне представляться последующие годы, и этих людей было достаточно, но тогда я еще очень боялась…

— Ты меня ненавидишь? — задавала бы этот вопрос нормальная женщина, то вместо «ненавидишь» было бы «любишь», но это не мой случай, увы.

Люциус закрыл глаза, в надежде не увидеть моей реакции на его слова.

— Я ненавижу твою кровь, еще больше, чем когда-либо, но не тебя. Собственных жен ненавидеть — себе дороже! — он попытался разбавить свое заявление несвойственным ему юмором. — И жена ты… неплохая. Да и сопела бы ты у меня под боком, если бы я ненавидел, что за глупости? Прошло то время, успокойся уже… — из уст супруга это прозвучало как настоящее признание в любви.

А кровь… Я тоже её люто ненавидела, она убивала моих детей! Да ни одна мало-мальски чистокровная волшебница и не чихнула бы на протяжении всей беременности, носила бы кольцо и нарадоваться на него не могла! Но с каждым годом таких, как я, становилось все больше и больше. Не выдерживающих воздействия не то что рунных колец, надежно обеспечивающих магам выживание испокон веков, а даже магических ритуалов крови. Например, я не так давно слышала от Алексии, что магглорожденная из Уэссекса не смогла усыновить мальчика — не выдержала воздействия кровного обмена и впала в кому. Да и дети сейчас рождаются со слабыми проявлениями стихийной магии, и болеют чуть ли не с самых пеленок, хотя какие могут быть болезни у магов?! Неужели Риддл прав, неужели все не так, как кажется, и причины не в нем, а глубже, намного глубже…

Пока я размышляла, Люциус решил спросить меня о чем-то подобном, и я с разбегу наступила на собственные грабли.

— А ты? Я тебе хоть капельку нравлюсь? Только вот давай без патетики о супружестве, наслышан уже.

Издевательски спросить в ответ: «Дорогой, а тебе правду или соврать?» Опасно. Уж лучше что-то неопределенное, пусть думает, может и придет к нужному ему выводу.

— Не знаю… — интеллектуально я упала в собственных глазах. Но что было делать? Стерпится-слюбится, говорят в таких случаях. Стерпеться я стерпелась, но вот «слюбится»… Я навсегда оставила эту привилегию супругу, раз уж не убил, то что ему оставалось? Хотя, мне до сих пор кажется, что он ей так и не воспользовался. — Ты мой муж.

— Вот черт, опять! Я сам знаю, что муж! — он нервно задергался и нечаянно толкнул меня в живот, но я даже обрадовалась такой возможности возопить и закрыть тему супружеских отношений.

— Ай! Ты что?! Больно ведь! — больно не было, намного больнее я стукнула его по коленке, в отместку за неуклюжее движение и неуместный вопрос.

— Всё-всё, не шевелюсь, прекрати драться! — он в раздражении отвернулся от меня. — Ты все равно не родишь детей, Гермиона, но постарайся и выживи сама. Второй такой свадьбы я не переживу, за ней последуют мои похороны… — я ничего не ответила, только тихонько рассмеялась сквозь слезы. — А Уизли я уничтожу, и мне плевать, что ты думаешь по этому поводу.

— А Лорд когда вернется? — спросила я невпопад, ведь ждала его с замиранием сердца. Я бы Гарри так ждала под водой на Турнире Трех Кубков, если бы заранее знала, что окажусь в озере, а ему придется меня оттуда вытаскивать. Риддл еще несколько дней назад отбыл по делам в Китайскую Республику, разбираться с кем-то неведомым и сильным, повадившимся убивать младенцев, с рождения помеченных темной силой. По договоренности с магическим правительством поднебесной они были обещаны в будущую армию Темного Лорда, и кто-то справедливо опасался за сохранность порядка на планете.

— Белла говорит, что к обеду. Мы доложим ему и пойдем туда, или еще куда, если они додумались сбежать. Ты… хорошо понимаешь, о чем я?

— Понимаю. Но они никуда не сбегут, по крайней мере, не все. Нора — их мир, Люциус, как твой мир — этот дом.

— Буду надеяться, — с глухой злобой произнес супруг. — Но не слышу возражений?

— И не услышишь…

— Умница, настоящая умница!

Поток хвалебных речей, которыми меня явно намеревался засыпать Люциус, прервала Кисси, появившаяся у наших ног и залепетавшая:

— Хозяин, к вам посетительница, она из камина, сама! Я не впускала, не впускала…

В кабинет вихрем ворвалась Андромеда Тонкс. Прежде дородная и румяная, она сильно осунулась, глаза её бегали, а под ними залегли темные круги. Люциус медленно поднялся, демонстративно взял меня на руки и так же медленно опустил на пол, наслаждаясь реакцией гостьи на подобную семейную идиллию. Здороваться мы не стали, как бы там ни было, Андромеда вызывала во мне скверные чувства, и ничего с собой я поделать не могла. Хоть и понимала. Внук — всё для нее, абсолютно всё.

Я вышла, не обращая внимания на явное желание женщины что-то сказать, она даже руку ко мне неуверенно протянула, но испугавшись моей презрительной гримасы, одернула.

«Много чести! Пусть сами разбираются со своими секретами, если захочу узнать, спрошу у мужа!» — думала я.

К тому же, меня волновало другое — если Пожиратели придут с докладом к Лорду первыми, помощи просить будет уже незачем. И вся моя игра в кошки-мышки с собственной душой так и не будет сыграна. А в этой игре ставки были очень высоки…

* * *

Я постучалась в ее дверь несмело, ветер сносил меня с порога и хлестал по ногам тяжелым подолом серого парчового платья. Какой-то маленькой моей частичке страстно хотелось, чтобы он подхватил и меня. Частичку я изгнала усилием воли. С его же участием, в смысле с усилием, я и поздоровалась с Рудольфусом Лестрейнджем, чудом удержав рот закрытым. Тонкс действительно изувечила мужа Беллатрикс. Только не всего. Тело было жилистым и подтянутым, да и растолстеть в Азкабане до сих пор никому еще не удалось, но лицо лицом не было, то было перепаханное поле — кожа вперемешку с мышцами, один заплывший глаз, да и тот почти ничего не видел. Второй скрывала повязка, и никаких маскирующих чар. Пожилой, но сильный человек, ясный, как пойму позже, ум, но личности в нем я не заметила, его нельзя было описать, как личность. Именно поэтому в доме Лестрейнджей зеркала — табу до сих пор, хотя в них уже давно никто не смотрит. Было заметно, что кто-то все же пытался сгладить его раны, но успехом эта затея не увенчалась.

— Вы к кому? — я не знала, видел ли он меня когда-нибудь, но если и видел, то я его нет, иначе бы запомнила.

— К вашей супруге. По важному вопросу.

— Как вас представить?

— Леди Малфой, — Рудольфус отошел от двери вглубь помещения, пытаясь, таким образом, хоть как-то меня разглядеть. Правую ногу он сильно подволакивал. — Ха! Неужели? Сама Малфой собственной персоной? Ну проходите, проходите… А то просквозит еще такую важную гостью! — пиететом перед моей фамилией он не страдал, и сарказм, то ли волшебным образом сохранившийся после долгих лет отсидки, то ли вновь приобретенный, сквозил в каждом его слове, но злобы я не услышала и шагнула внутрь.

Ожидать хозяйку дома не пришлось, она сидела в глубоком потертом кресле у камина в обнимку с большой бутылкой и потягивала виски из наполовину пустого стакана. Не мигая, она любовалась языками пламени, иногда поворачивая голову то влево, то вправо, видимо, в надежде запечатлеть какой-то особенно красивый сполох. Женщина была пьяна. Сразу же бросилась в глаза палочка, которую она держала наготове, и какая-то струнка внутри меня задребезжала, струсив перед такой открытой враждебностью. Я зря боялась, просто Белла всегда находилась в полной боевой готовности, подстерегая кого-то, заслуживающего её ненависти.

— Ты бы хоть халат переодел, — пренебрежительно обратилась она к мужу. — Глядишь, и кинет на тебя взгляд наша жертва приятельских объятий…

Я решила лишить её возможности высказать уж совсем все, что она намеревалась и громко выпалила, прежде трогательно откашлявшись:

— У меня деловой визит!

Она с трудом повернулась в кресле и посмотрела на меня нетрезвым взглядом, словно оценивая мою степень идиотизма.

— Ты действительно думаешь, что я могла принять его за дружеский?! — да уж, даже пьяная она умела поставить меня на место. — Ну, присаживайся, полоумная визитерша…

Я опять задумалась, отвечать ли на оскорбление? В той среде, в которой я жила, дело это было зряшным и бесполезным, но это же Лестрейндж…

— Скрипят, — она сделала большой глоток и немного поморщилась.

— Что?!

— Твои мозги! Я прям слышу, как шестеренки крутятся. Давай уже, выкладывай, а то завоняешь еще и мой дом своим духом! — я немного замялась и покосилась на её супруга, рассевшегося довольно близко от нас. — А ты на него не смотри, он уже бесполезный! Всегда таким был, а сейчас и подавно! Правда, дорогой?

— Конечно, дорогая, это ты у нас самая полезная! Посмотри вокруг! Что бы было, если бы не ты, мы бы погибли, милая! Ты бы даже однажды стала похожа на неё! — он посмотрел в мою сторону. — Как ваши детки, Гермиона? Вызывают в вас жгучую ненависть? — я отрицательно махнула головой. — Да вы женщина, Гермиона, настоящая женщина, а моя жена — соратник! Вначале я наивно полагал, что мой соратник, но сильно ошибся. Очень сильно! — Белла захохотала и разлила виски, удивленно поглядела на лужицу у своих ног и от злости швырнула стакан об стену.

Я уставилась на осколки и отчаянно пожелала, чтобы Рудольфус, наконец, заткнулся. Если бы не мой живот, он бы так не среагировал, уверена. Но поздно задумался о смысле жизни, поздно! Стольких замучил своими изуверскими пытками, стольких убил, а как начал расплачиваться по счетам, то осознал, что и не нужен он никому таким, и детей у него нет, и жена — тряпка у ног господина. Больно ему было, очень больно. Шикарный дом — тюрьма немногим лучше Азкабана, мечты — мираж, а жизнь больше похожа на медленно подкрадывающуюся смерть. Ну что ж, поделом!

— А я догадываюсь, зачем вы пришли, леди, но мой вам совет — бегите отсюда! Бегите без оглядки!

Беллатрикс предложение мужа пришлось не по нраву.

— Вот еще! Когда к тебе кто-нибудь решится прийти, тогда и будешь гнать! А ты, Гермиона, рассказывай, его не слушай! — Рудольфус с неохотой, но ушел, а как только шаркающие шаги за спиной стихли, я рассказала. Всё рассказала.

Она уже знала о моей трагичной поездке к Уизли и понимала, что будет за неё наказана. Лорд не закрывает глаза на подобные промахи, пусть и самых приближенных своих сподвижников. Но то, что она услышала от меня, заставило её застыть в предвкушении чего-то радостного и волнующего…

Спустя минуту, налюбовавшись вдоволь развернувшимся в её голове представлением, она нагнулась, ободряюще хлопнула меня по коленке и сказала:

— Ну-ну, детка, а ты не такая уж и дура, можешь ведь думать, когда захочешь! — а я еще долго смотрела на след от её руки на плотной ткани. Вот с тех пор у нас точно появилось что-то общее, и никуда от этого не деться.

Подождав около часа, мы вернулись в Малфой-менор и, никем незамеченные, прошли в подземелья, а уже оттуда попали в замок Салазара Слизерина. Пройдет время, и путь к нему я буду знать наощупь, но пока Белла крепко держала меня за руку, и я чувствовала себя мотыльком, по собственной воле устремившимся к смертельному свету.

Все то же подземелье, все та же комната, все тот же Темный Лорд, но на этот раз не склонившийся над картой, а созерцающий парящий серебристый шар, заключенный в клетку с толстыми прутьями, стоящую на секретере напротив входа. Казалось, он вот-вот её погладит, настолько нежным, почти интимным, был его взгляд.

Моим словам он обрадовался, словно ребенок. Если б мог светиться как тот шар, то светился бы, поверьте.

Я только сказала:

— Помогите… — а он уже все знал. Обошел меня несколько раз, рассмотрев внимательно каждую деталь гардероба и, я уверена, каждую черточку моего лица, заглянул в глаза и остался доволен. Гермиона Малфой превзошла все его ожидания. Она так просто попросила подарить ей чужую семью, чтобы выкинуть их из сердца, чтобы разорвать в клочки все воспоминания, чтобы, в конце концов, освободиться, выжить и доказать — не позволено с ней так обращаться. Никому!

После того, как я получила разрешение, пришел черед Беллы. Она корчилась у моих ног совсем недолго, Круциатус был не той силы, как тот, которым она терзала меня когда-то давно. Но я все равно упивалась её муками, они грели меня, но стыдно мне не было, ничуть.

На обратном пути она спросила:

— Понравилось?

— Да, понравилось! Ты заслужила, — я усмехнулась.

Беллатрикс облизала пересохшие губы.

— Ха! Заслужила, но ведь и ты его когда-нибудь заслужишь, даже если и не получишь, нравишься ты ему, нравишься…

В коридорах, ведущих в Малфой-менор, мы встретили угрюмого Драко. Он не мог идти к Лорду за распоряжениями касательно Уизли, рассказать о плане действий тот поручил Беллатрикс. И я не ошиблась в своих предположениях, тем днем зазеркалье библиотеки на самом деле пополнилось очередным постояльцем, а Большое Сопротивление Света лишилось главного своего козыря…

* * *

Лестрейндж в Министерство одну меня не пустила, а я лишилась права Белле препятствовать — Лорд не только ей приказал глаз с меня не спускать, но и мне смириться с её постоянным присутствием за моим плечом. Расстроиться по этому поводу я не успела. Кто сказал, что Руфус Скримжер, бывший министр магии, был бюрократом?! Заявляю со всей ответственностью — ложь. Если нужно, Белла подтвердит, а уж если кто осмелится и мнением её поинтересоваться, то уж она выскажется по полной! Нотт и его команда — вот кто форменные бумажные черви!

Мы бегали с этажа на этаж, подписывали один документ, бежали сдавать копию в архив и обратно — уже свидетельствовать о сдаче копии в архив, а потом бежали в Отдел Обеспечения Магического Правопорядка и помечали все наши действия и подписанные указы штампом «Секретно. Не вскрывать во избежание нежелательных действий магического характера!». Я не могла никому перепоручить свою миссию, а Беллатрикс не могла топнуть ногой и взвалить на меня несколько десятков папок, которые ей пришлось тащить самой, так как уменьшать их или левитировать, видите ли, запрещено в целях сохранности аутентичности подписей! Хорошо еще, что при виде правой руки Темного Лорда все старались впечататься в стену и, по возможности, слиться с ней цветом, а то продирались бы мы сквозь толпы людей под дверями различных кабинетов до самого вечера.

На пятом уровне, у одного из подразделений Отдела международного магического сотрудничества, мне довелось зайти к Драко. Оттягивать момент, наматывая вокруг его кабинета милю за милей — глупо, но я всё же надеялась, что он еще не вернулся на работу. После всего произошедшего ему полагалось быть в Малфой-меноре, но каким-каким, а ленивым парень точно не был. У позолоченной таблички «Помощник министра по финансам Д. Малфой» толпилось десятка два людей, и очередь продвигалась довольно споро.

— Мама, мама! Это же она! Ну мама, ну можно? Ну пожалуйста… — шепот заинтриговал, но объяснился просто. Ко мне вприпрыжку подбежала девчушка с двумя огромными бантами на голове и протянула новенький выпуск «Ведьмополитен». На его аляповатой обложке красовалась чета Малфоев, беседующая с Темным Лордом, умильно разглядывающим мой живот — фото, сделанное во время официального визита Волдеморта к нам домой. У меня просили автограф! Я расписалась не без трепета, благо перо держала наготове уже битый час, и гордо прошествовала в кабинет.

— Гермиона, тётя, что вы здесь делаете? А вы можете быть свободны, я все равно не одобрю такую налоговую ставку! И передайте там, чтобы пока не заходили, я занят, — сухо обратился он к нарядно одетому магу, раскрасневшемуся от пережитого в борьбе за так и не добытую подпись.

— Вот, Драко, прочти и подпиши, без тебя никак, ты ж такой важный! — я старалась улыбаться. Только вот сам Драко и не подумал сделать то же самое, он не оправдал моих ожиданий и даже как-то скис.

— Тетя, у тебя там что-то похожее?

Белла злорадно ухмылялась, сидя на краешке стуле.

— Да, по всем отделам. Это просто прелестно, мальчик мой!

— Отец будет счастлив, — он расписался, подправил несколько цифр и отдал бумагу мне.

Отец, да, будет ликовать, но сын — нет. Покидая его, я кинула на парня мимолетный взгляд и поняла, что прежней нравилась ему больше. Со мной интересно было спорить, убеждать в ошибочности моего мировоззрения, доказывать моральную несостоятельность моих друзей, оскорблять по старой школьной памяти, но вот когда я со всем согласилась…

Стало очевидным — он не только меня, он себя убеждал, сам того не замечая, а я забрала у него такую редкую возможность, как раскопки в собственной душе, и больше уже не верну.

Еще час мы безрезультатно плутали по Министерству в поисках Отдела магического хозяйства, в существовании которого сомневались даже те, в кого Белла тыкала своей палочкой и спрашивала замогильным голосом:

— Где… — а раз и перед лицом смерти клерки не могли вспомнить его местонахождение, то мы обе сошлись на том, что поджарить курятник можно и без официального на то разрешения.

Свод всего, что я навыдумывала, регистрировался у министра. Он долгим изучающим взглядом рассматривал меня из-под круглых очков, поставил печать и произнес:

— Мы сегодня вечером устраиваем прием, у нас юбилей и, я надеюсь, вы, леди Малфой, — он повернулся к Белле, — и вы, почтите нас своим присутствием.

— Почтим! — нелюбезно ответила вторая приглашенная, нервно теребя шелковый шнурок, удерживающий мешочек с палочкой. Да уж, после таких спринтерских забегов Нотта хотелось заавадить и мне, не то что не отличающейся особым спокойствием Лестрейндж.