Регистрация нового пользователя

 

Безумие нельзя постичь, оно не исчерпывается теми понятиями, которыми мы обычно его описываем, но я его чувствую. Оно пахнет старыми медяками, тронутыми ржавчиной. Попробуйте поиграть в кармане монетками или старыми ключами, а потом закрыть глаза и представить себе большой клубок ниток, свободный конец которого лёгкой волной струится между пальцами. Берёте его, подносите к ушку — кончик иголки почти касается носа, а ладони пропитались запахом железяк из кармана. Возьмите картонку, закруглите концы, обшейте тканью — и козырёк готов. А если вырезать пару полукругов из мягкой ткани и соединить их внахлест, то у вас получится ночной чепец. Творить можно из всего, что поддаётся кройке и драпировке — портновское искусство почти безгранично. Только не забывайте работать улыбаясь — тогда созданная вещь принесёт радость.
Жаль, нельзя сшить любовь — нет лекал… Мирана могла бы сварить её: клевер перетереть с медуницей, спрыснуть горькими слезами, влить три стакана радости, посыпать ложкой печали. Да, обязательно добавить сахарную пудру! Вкусной любви без сахарной пудры не получится. И поцелуи… много поцелуев. Что я несу?..
— Шляпник! — командовала Ирацибета, давясь открытой и вульгарной «я». Пронзительный визгливый голос «кровавой ведьмы» до сих пор преследует меня, словно нитка, волочащаяся из припущенного подола.
— Шляпник… — снисходительно обращалась Мирана. «Я» слащаво расползалось из её холодных уст по Мрамории. Казалось, ещё чуть-чуть — и лопнут барабанные перепонки.
— Шляпник, — трепетно шептала Алиса. Я отдал бы все булавки, лишь бы ещё раз обернуться на звук её голоса. Он обыкновенный, таких миллионы, но для меня её нежный тембр стал единственным.
— Не забуду… — уверяла мисс Кингсли. Наверное, она не знала, что однажды маленькая девочка по имени Алиса в белом сарафане с легкомысленными оборочками ёрзала у меня на коленях и точно так же повторяла: «Никогда не забуду!», «Никогда…»
Безумное марево, окутывающее сознание, на мгновение рассеивается, и я понимаю, что пока между вороном и письменном столом нет ничего общего — мне не быть с Алисой. Ведь она не вернётся в Страну чудес, я больше не сошью ей платье, не вплету в волосы шелковые ленты. У мисс Кингсли другой путь: она погрузится в суету действительности, встретит своего Белого Короля и вряд ли вспомнит о чудаковатом полупомешанном друге из детских фантазий.
Таккери запрещает тосковать, угрожая отобрать мой любимый набор ножниц, а Нивенс косится на потрепанный терракотовый цилиндр — вот вам и друзья!
— Террант, — гнусавит Абсолем, — патологический мир не объясняется законами исторической причинности, но сама временная каузальность возможна только потому, что существует некий мир: именно он изготовляет связующие звенья между причиной и следствием, предшествующим и будущим*.
И тут Чешир вымурлыкивает, продолжая мудрёную мысль:
— Ха-а-а-йтоп, есть такое м-е-е-е-сто, мур-р-р, где каждый из нас бывает…
— Думай, — посасывая мундштук, напутствует «Вумная Гусеница».
— Ты знаешь, ты знаешь, — тараторит Маллимкун, суетясь и прыгая, как ненормальная — хотя мне ли говорить о нормальности! — по когда-то отменно сервированному столу.
— Все мы здесь не в своём уме, — в тысячный раз повторяет Чешир, растворяясь в воздухе.
Шебутная мышь смахивает последнее целое блюдце, из которого четырнадцать лет назад Алиса ела малиновый джем. Блюдце падает, и я, как в замедленной съёмке, бросаюсь к нему, пытаясь поймать, но не успеваю — оно разбивается вдребезги… Не удержав равновесие, распластываюсь на белых острых осколках. Они впиваются в ладони, и что-то коротит в сознании: Абсолем имел в виду призрачный необъяснимый мир фантазий…
На следующий день я шью жаккардовую скатерть, расставляю новый, неизменно белый сервиз, подаренный Мираной, и наполняю сахарницу. Посередине стола Таккери мастит вафельную фигурку Бармаглота — напоминание о Бравном дне, а Маллимкун тащит шесть креманок. Традиционно в пять часов вечера мы усаживаемся пить чай. Абсолем раскуривает кальян, Заяц деловито морщит нос и поправляет чёрную бабочку, всё время косясь на часы, Труляля спорит с Траляля о том, какая сушка вкуснее — круглая или овальная, а я перебираю монетки в кармане…
Отрадно предаваться безумию там, где это уместно** — в собственных мечтах. Я закрываю глаза, чтобы на несколько секунд встретиться с Алисой. И в тот самый момент, когда она погружается в сон — наши миры пересекаются, и моё безумие становится реальностью её забытья. Каждый раз она помнит всё меньше и меньше, но даже игольное ушко её воспоминаний дорого мне, как тысяча шляп.
Безумие одного человека — реальность для другого...
Т. Бертон

_______________________________________________________________________________________________________
*Мыслительные процессы Абсолема временно переданы перу М. Фуко. Цитата свободная <стр. 137> из "Историк безумия, сексуальности и власти".
** Гораций Квинт Флаак
*** от автора: вышло небольшое AU Абсолема. Да, мотылёк упорхал за Алисой, но, по моему мнению, Страна чудес не цельна без Синей Гусеницы. Цикл превращения уважаемого Абсолема в бабочку состоялся, но перед тем как покинуть волшебный мир за Алисой, бабочка отложила личинки, и Страна чудес через некоторое время снова обрела свою Мудрую Гусеницу. Я в это верю…